Оккупация. Негероические воспоминания о героическом прошлом. Часть 7
Оккупация.
Негероические воспоминания о героическом прошлом
(мемориальный проект Жени Желдоровского к 70 – летию со Дня освобождения Николаева)
«Европейская интеграция»
В 1943-м году немцы стали угонять людей на работу в Германию. Томочке уже исполнилось 16, пришел и ее час. 8 октября 1943 года директор располагавшегося в главном корпусе детского сада на Фрунзе железнодорожного дирекциона пожилой и в общем то вполне положительный немец Биндер сказал «Ком!» (пошли) и отвел Томочку и еще нескольких соседских девчонок на спиртзавод, где их посадили в товарные вагоны и повезли далеко – далеко в страну Силезию (Шлезвиг).
Славный город Ландесгут (в переводе с немецкого «картуз страны») северо-западнее Бреслау (Вроцлава). Средневековая архитектура, высокие черепичные крыши, собор, вокзал, ратуша, торговая площадь. Далеко на горизонте гора Шнеекопф «снежная голова» с ослепительно белой вершиной, которая не тает даже летом. А в долине спокойно течет река Бобер.
Девчат поселили в лагере для остарбайтеров в деревне Йонсдорф возле города. Их нары стояли в зале бывшей пивной. Здесь еще не выветрился густой пивной дух. На веранде жили девчата годом старше. По вечерам после работы одна из них играла на пианино, стоявшем на веранде. Кормили здесь просто ужасно. Шпинатовый суп от которого выворачивало наизнанку, брюква. Иногда удавалось накопать картошки.
В городе большое хлопкопрядильное и ткацкое производство – фабрики «Веберай» и «Шпинерай» их трубы нелепо торчат из середины старинного города, их котельные требуют много угля. А уголь кому то надо разгружать. Лучших грузчиков чем голодные и тощие шестнадцатилетние девчонки фашисты не нашли.
Каждый день с утра и до вечера они «давали стране угля», работая огромными лопатами. Однажды девчата резко открыли запор вагона. Уголь потоком хлынул наружу. В мгновение ока Томочку засыпало с головой. Ее сдавило. Стало невозможно дышать. Еще немного – и конец… Слава богу, подруги ее тут же раскопали.
Рядом с ними работало несколько вольнонаемных. Несчастный изможденный рабочий - немец кидал уголь своею «гросс шауфель» (большой лопатой) с утра и до вечера. Он почти не разговаривал. В середине дня двое его деток одетых в ветхую, сплошь заштопанную и залатанную, но всегда чистую и аккуратно выглаженную одежду приносили ему обед в судочке. Он тут же выпивал жидкий суп, возвращал им котелок и дети сразу уходили домой. Был еще истопник. Каждый день весь его обед состоял из двух тоненьких бутербродов намазанных мармеладом, причем он непременно разлеплял их и один отдавал девчатам.
Однажды из за плохого питания девчата забастовали и отказались идти на работу. Тогда лагерфюрер (начальник лагеря) уехал в город и вернулся с толстым полицаем – немцем. Тот что-то орал на девчат и оглушительно щелкал огромным кнутом. Пришлось снова идти на работу голодными. После забастовки лагерь расформировали и девчат разбросали по другим лагерям. С фабрики «Веберай» их перевели на «Шпинерай». Там кормили получше.
Рядом работали девчата с Западной Украины. Многие из них не были угнаны, а приехали сюда работать добровольно. Ведь немцы, (в это трудно поверить) всегда аккуратно платили остарбайтерам деньги (рейхсмарки). Правда, купить на них что-либо путное в сидящей на карточках Германии все равно было нельзя. Девчата с Западной Украины дразнили наших «чумычками». Ведь в их краях разливная ложка зовется совсем по - иному.
Наши в ответ стали дразнить их «гетяками» за их манеру гекать в разговоре. Ведь галицкий диалект, в котором причудливо смешались украинский, польский, австрийский, мадьярский языки и который нам сейчас навязывают некоторые телеканалы как образец «украинского» языка, на самом деле весьма от него далек.
Однажды новый лагерфюрер, узнав что девчата из Украины (а он бывал у нас и любил украинскую кухню) попросил приготовить ему «бош». Девчата сначала не поняли о чем идет речь. Тогда он объяснил - «украиниш гемизе зуппе» (украинский овощной суп). Они поняли – это борщ. Приготовили. Но нужные овощи в этих краях не произрастают и борщ получился невкусный.
По мере наступления советских войск и отступления немецких, остарбайтеров стали перегонять непосредственно в Германию. Их гнали этапом очень долго. Вышли из Силезии. Пешком пересекли Чехию от восточной границы до западной. Конвойные из числа чешских полицаев подбадривали их: «у нас вы найдете все что нужно». И действительно – местные жители встречали наших остарбайтеров радушно, наперебой предлагали им домашнюю еду – хлеб, молоко, творог, овощи. Отношение чехов к советским людям тогда еще было самое доброе.
Пройдет много лет и в Чехию по туру поедет Томочкина внучка. Всю их группу чехи встретят холодно и презрительно. Вторжение советских войск в Чехословакию в 1968 году нанесло отношениям наших народов непоправимый урон.
Из Чехии девчата вошли на территорию Германии. Однажды на пути они увидели кошмарное зрелище. Конвоиры гнали по дороге навстречу им «живых мертвецов». Изможденные люди – скелеты едва передвигали ноги. Они были одеты в форму концентрационного лагеря – полосатую робу.
Когда стемнело, девчонки добрались до какого то сарая и замертво повалились на сено спать. Но когда они утром проснулись, ужасу их не было предела. По телу их ползали разлапистые ранее невиданные, огромного размера вши. Очевидно - до них в этом самом сарае ночевали те самые «люди скелеты» из концлагеря.
У Мюллера
Генрих Мюллер, в отличие от своего знаменитого тезки, никогда не служил в гестапо. И уж тем более не был его шефом. Просто в Германии столько же Мюллеров, сколько в Украине Мельниченко, а в России Мельниковых (именно такое значение имеет эта фамилия), а потому говорят, что в Германии иметь фамилию Мюллер – все равно, что не иметь никакой.
Генрих Мюллер был бауэр. (сельский хозяин). Пожилой и грузный вдовец, он ходил, опираясь на палку, любил пить пиво, смешанное с молоком (считал такой рецепт целебным) и был крут характером. Домочадцы перед ним трепетали.
В хозяйстве у Мюллера было 12 коров, свиньи, куры, кролики и прочая живность. Все это требовало ухода. Была земля, на которой работали батраки - и не только остарбайтеры, а и свои односельчане –немцы.
Крошечный городок Роннебург в Тюрингии (в нем и сегодня всего пять с половиной тысяч жителей) не был похож на село, это был именно городок, ибо в Германии сел, как таковых, нет. Здесь даже в самом маленьком населенном пункте мощеные камнем улицы, есть церковь, рынок, парикмахерская, кинотеатр, почта и прочее, прочее, что и принято в общем называть словом «город».
В дом к Мюллеру Томочку привела его родственница Лина. Она «купила» молодую украинку на бирже труда. Кроме Томочки и нескольких других девчонок в доме Мюллера трудились также француз Роберт (Роббер) и итальянец Антонио. Француз (сам из села) работал как вол и ему давали есть больше других. Итальянец же не сильно напрягался, и частенько в рабочее время спал в стогу сена. В конце концов он куда-то исчез. Мюллер был в ярости. На следующий день все работали на подворье, вдруг видят - двое полицейских ведут итальянца Антонио. Они поймали его и привели к хозяину. Но Мюллер наорал на итальянца, а полицейским заявил, что итальянец «фауль» (лентяй) и что он ему больше не нужен. Итальянца увели.
Томочка жила в сарае. Днем работала в поле. Кидала солому на стог, кормила живность. Эта работа ей не давалась. Потомственная горожанка, она не умела работать в поле. Проработала она там всего полтора месяца. Война подходила к концу.
Однажды вечером Лина пригласила Томочку к себе. Перекладывая одежду, оставленную мужем после бегства с восточного фронта, (ее муж дезертировал из германской армии и где-то скрывался), она обнаружила в карманах его шинели письма, написанные кириллицей. Русского языка она не знала и попросила Томочку почитать.
В письмах неизвестная женщина писала её мужу о том, как она его любит, как скучает по нему, как снова хочет быть вместе. Лина пригорюнилась. Оказывается там в далекой России у мужа была другая женщина и, судя по письмам, даже не одна.
Германию сильно бомбили американцы и англичане. Когда начинался налет, все небо от края до края было покрыто бомбардировщиками. Мерно гудя, они шли ровным строем и, когда первые их ряды уже уходили далеко за горизонт, новые все появлялись и появлялись. И не было этому конца.
Роннебург не бомбили. Здесь нечего было бомбить. Здесь была сельская идиллия. Только однажды по соседству бомбили город Геру, где был какой-то завод. Домочадцы Мюллера переполошились. Как надо вести себя во время бомбежки они не знали. Мюллер приказал всем выйти из дома и «спрятаться» возле коровника. Как будто бы это могло их спасти, если начнут падать бомбы.
Домой!
Роннебург освобождали американцы. Их водители (в основном – негры) носились по городку на своих виллисах и студебеккерах с неимоверной скоростью. Разговаривали они так, что с непривычки ничего невозможно было разобрать, словно во рту у них была манная каша.
Двое американцев зашли к Мюллеру чтобы что-то попросить. Но сварливый старик поднял крик: «Убирайтесь отсюда, это мой дом!» Лина обомлела от страха. «Что он делает!?» – причитала она: «Они же его убьют!» Видно она знала, что делали в подобных случаях немецкие солдаты. Но американцы не стали стрелять в старика и ушли.
Племянница Мюллера Марта была игривой молодой особой. В свои неполные семнадцать она уже успела нагулять и даже похоронить ребенка. Марта была не прочь обратить на себя внимание американских солдат. Однажды она продефилировала по городу с маленьким бумажным американским флажком. Удивленные американцы останавливались, а Марта флиртовала с ними. Но тут появился старик Мюллер. Он загнал Марту в дом и устроил ей выволочку. «Ду фреше каналья!» (ты болтливая каналья) орал он. Марта стояла, потупив взгляд, ожидая окончания грозы.
Однажды мимо дома Мюллеров куда то шли два пожилых остарбайтера. Увидев Томочку, они безошибочно определили в ней свою и позвали: «Эй, дочка, пошли с нами!». Томочка не раздумывая вышла из дома и ушла жить в общежитие, где собрались и другие остарбайтеры. Теперь они работали у американцев (убирали казармы) и были поставлены на довольствие в полковую кухню.
Американцы кормили своих как на убой. Тарелок у солдат не было. Легкие солдатские подносы из тонкой жести были разделены на ячейки и повара насыпали прямо в ячейки кукурузную кашу (маис), жареную картошку, тушенку и прочую пищу. Банки со сгущенкой просто стояли на столах в неограниченном количестве, как перец и соль. Недели за две остарбайтеры быстро отъелись и даже прибавили в весе.
Вскоре появились представители советской администрации. Остарбайтеры засобирались. Томочка зашла к Мюллерам, чтобы забрать оставленные у них свои вещи.
Лина встретила ее строгим вопросом- «Откуда у тебя деньги?» она рылась в вещах Томочки и обнаружила рейхсмарки, которые им выплачивали за работу на фабрике, но тратить которые было просто некуда. Томочке пришлось объяснять, что она не украла эти деньги, а заработала. Лина поняла, деньги вернула, а вот вещи перебрала и часть оставила себе. Забрала платье и ночную рубашку, подаренные Томочке местной балериной, снимавшей квартиру у Мюллера. Забрала и маленькую пуховую подушечку на которой Тома спала. Эта подушечка была дорога Томе как память о доме и она с ней не расставалась все время своих скитаний. Вскоре объявили, что война кончилась.
Отъезжающим было приказано утром собраться на площади, где их уже ждали грузовики. Впрочем, уезжали не все. Двое молодых парней сказали: «Мы еще подумаем, ехать нам, или нет». Поговаривали, что с теми, кто работал в Германии, советская власть не церемонится. Их рассматривают чуть ли не как изменников, укреплявших свои трудом фашистский рейх. Большинство не верило в эти рассказы, а зря… (позже очень многие, вернувшиеся из Германии, попали прямиком в советские лагеря).
Остарбайтеров перевезли в город Хемниц, откуда каждый должен был сам добираться домой как умел. В Бресте с каждым остарбайтером контрразведка проводила собеседование. По справке, выданной после собеседования, пускали на любой поезд, но без места. Люди ехали в товарных поездах, на крышах вагонов, в угольных ящиках. Ехали голодные и чумазые. Они ехали домой! Они были счастливы!