Оккупация. Негероические воспоминания о героическом прошлом. Часть 6

Первая часть цикла.

Вторая часть цикла.

Третья часть цикла.

Четвертая часть цикла.

Пятая часть цикла.

 

^{Оккупация.}

             Негероические воспоминания о героическом прошлом

 

    (мемориальный проект Жени Желдоровского к 70 – летию со Дня освобождения Николаева)

 

 

Постояльцы

В течение всей оккупации (без малого 3 года) в квартирах николаевцев жили военнослужащие оккупационных сил. Никто не имел права отказать им в постое. Жителям пришлось потесниться.

 

«Руманешты»

Во дворе у Томочки жил румынский офицер — холеный и изнеженный мужчина, больше думавший о комфорте, чем о войне. Каждый вечер перед тем, как лечь спать, румын аккуратно убирал волосы под натянутую на голову специальную фиксирующую сеточку, чтобы не испортить прическу. Соседские женщины втихаря посмеивались над таким «воином» и прозвали его «домишара» (по румынски - девушка).

В этом же дворе у соседки Полины была землянка, в которой она и жила. И вот однажды к ней явился какой-то румынский солдат и заявил, что теперь здесь будет жить он. В квартире и без того было тесно. Перепуганная тётя Поля вначале растерялась и не знала что делать. Но потом ей подсказали, что во дворе через дорогу, у Гарендичучки, живёт на постое немец Карл и она побежала к нему просить защиты от самоуправства румына.

Карл тут же прибежал во двор, наорал на румына «Гейн век!» (пошел вон) и прогнал его прочь. Румын нехотя собрал свои манатки и ушел. Перечить немцу он не посмел. Немцы вообще недолюбливали и презирали румынских солдат. Вояки те были никудышние, зато по части мародерства и грабежа им не было равных. Между прочим, по румынски слово «война» звучит вполне определенно – «разбой», с чем трудно не согласиться.

Румыны вели себя по-хамски, воровали все, что плохо лежит. Румынская армия вообще больше напоминала цыганский табор. Никакой механизации, кони, каруцы (повозки), на ногах вместо сапог – обмотки.

На фоне румын немцы выглядели аккуратными, подтянутыми и даже галантными. Но как только дело доходило до интересов «фатерлянда» они становились безжалостными и жестокими.

Казарма румынских солдат находилась в том самом доме на Пушкинской угол Чигрина (Пограничной), где сейчас находится старый корпус железнодорожного техникума. А свою конюшню румыны устроили прямо в старом здании клуба железнодорожников (до недавнего времени там была расположена ДЮСШ по боксу).

 

Румынские солдаты нанесли серьезный урон парку железнодорожников, вырубив в нем огромное количество деревьев - на дрова.

А ведь до войны это был один из лучших парков города. Вход туда был за небольшую плату, зато парк был отлично ухожен. Тут были прекрасные тенистые аллеи, посыпанные белым речным песком дорожки, огромные клумбы с петунией и другими садовыми цветами, которые одурманивающе пахли в теплые летние николаевские вечера. Тут была танцплощадка, крутили кино, были карусели, буфеты, а в легком деревянном павильоне – бильярд. Посреди парка бил в небо пенистыми струями фонтан, в котором плавали золотые рыбки. И никто не пытался их ловить - строгие садовники внимательно следили за порядком. Глядя сегодня на покрытую унылым асфальтом спортивную площадку железнодорожного техникума (все, что осталось от парка) в это трудно поверить.

 

Фишер и Штейгер

В квартире у Антона сначала жили два молодых немца - Ганс Фишер и Адриан Штейгер. Они были водителями грузовиков.

Фишер был пижоном и стяжателем, имел два фибровых чемодана, до отказа набитых добытым на войне барахлом. За глаза Штейгер его осуждал. Показывая Антону на чемоданы Фишера он с презрением говорил: «Разве это солдат?» и махал рукой от досады.

Вскоре шоферы уехали в Крым. Их долго не было. Назад вернулся один Штейгер. Он рассказал, что однажды в Крыму Фишер с утра почему то не находил себе места. Ему было не по себе. Словно что-то предчувствуя, он тревожно ходил из комнаты в комнату. А днем, в дом, где он находился, попала советская авиабомба. Остались два фибровых чемодана...

Ботинки майора

Майор из «Орг Тодд» и его денщик квартировали в доме Антона подольше. Утром майор уходил на службу. Денщик оставался дома, приводил в порядок одежду майора, мазал кремом и начищал обувь, потом бегал по городу, совершая необходимые покупки и хлопоча о делах. Маленький Витька (младший брат Юрки) всегда с интересом наблюдал, как денщик мажет кремом и начищает обувь майора.

Однажды, пока майор был на службе, а денщик бегал по городу, Витька намазал новенькие желтые ботинки майора густой черной ваксой. Обнаружив это, семья замерла от страха. Все с ужасом ждали, что будет, когда майор вернется домой...

Вечером майор вернулся. Антон с извиняющимся видом подошел к нему, показал испорченные новые ботинки и указал на стоящего посреди комнаты виноватого, перепуганного Витьку. Вот, дескать, что вышло...

Майор по очереди смотрел то на испорченные ботинки, то на Витьку. Наконец, помахав пальцем перед своим носом (надо сказать, что немцы грозят пальцем совершенно не так, как это делаем мы) он с иронией сказал малышу: «Ду большевик, ду партизан!» (ты большевик, ты партизан!) и дал Витьке конфетку «Бон-Бон».

Под новый год майору и его денщику, как и всем немецким военнослужащим, из Германии прислали одинаковые посылки. В небольших картонных коробках находились сделанные руками немецких женщин маленькие игрушечные елочки.

Расчувствовавшиеся немцы после ужина перешли в другую комнату, достали бутылочку коньяку и налили себе по наперсточку. Тут домой пришел дед Антон. Увидев его, немцы пригласили хозяина квартиры к столу и налили наперсточек. «А и где же закуска?» спросил дед Антон. Немцы переглянулись. Надо сказать, что у них не принято пить до еды. Пьют после. Денщик сходил в соседнюю комнату и принес Антону кое–что поесть.

 

 

 

Герман Гайц

О следующем постояльце стоит сказать особо.

Герман Гайц был обер-механиком (что-то вроде главного инженера) большого танкового завода в Дрездене. На восточный фронт он попал за «невосторженный» образ мыслей. В Николаеве же он работал простым автослесарем в немецкой автоколонне.

Однажды в Николаев из Германии приехали артисты немецкого варьете. Они колесили по оккупированной территории, выступая перед солдатами для поднятия боевого духа войск.

У артистов забарахлил автобус и они обратились к Герману Гайцу за помощью. Тот тщательно отремонтировал мотор, отрегулировал сцепление. За работу артисты решили его отблагодарить.

Они дали Герману два пригласительных билета на свой концерт в помещении нынешнего русского драматического театра — «для Вас и Вашей фройляйн», сказали они.

Герман был человек семейный и «фройляйн» (девушку) на фронте себе не завёл. Один билет оказался лишним. Тогда он, желая сделать что - нибудь приятное деду Антону, у которого долго квартировал, взял с собой на концерт Юрку.

На всю жизнь запомнился Юрке этот концерт. По сравнению с нашей эстрадой немецкие артисты вели себя очень раскованно, что было совсем необычно. Зал приветствовал их бурей оваций. Особо бросался в глаза хороший контакт между артистами и зрителями. Поразило Юрку и то, что после концерта немецкие солдаты, как ни в чем не бывало, толпой «подмывали» забор театра совсем близко от входа, не обращая ни малейшего внимания на выходившую из зала публику.

Надо сказать, что в этом плане поведение немецких солдат вообще сильно отличались от тех обычаев, которые бытовали у нас. Они могли, например, громко выпускать газы в столовой, не обращая внимания на обедавших рядом сослуживцев. Так же вели себя и в быту при хозяевах квартиры. Для жителей Николаева это было дико!

В Германии не принято лузгать семечки, поэтому немцы были несколько удивлены, узнав, что их можно есть. А, распробовав и оценив новый для них продукт, полюбили его и прозвали «руссише шоколад».

Однажды в гараж, где работал Герман, пригнали несколько немецких грузовиков с семечками. Вечером, поставив Юрку «на атасе», Герман забрался под тент грузовика и принялся набивать семечками наволочку от подушки. Вдали показался часовой. Завидев его Юрка, как было договорено, принялся свистеть. Но Герман шелестел в кузове бумажными пакетами и сигнала не услышал.

К счастью, часовой не обратил внимания на свистящего пацана и не услышал шуршания пакетов. Герман с Юркой благополучно вернулись домой.

Аккуратно упаковав добытые семечки в специально им сшитые для этого мешочки, Герман отправил их своей семье в Германию, снабдив посылку рукописной инструкцией о том, как семечки надо жарить и есть.

 

 

Пирожки для Люфтваффе

Однажды Герман, знавший о том, что баба Феня прекрасно готовит, привел домой двух офицеров Люфтваффе (так назывались у немцев воздушные силы). Один из них, прилично говоривший по-русски, сказал что завтра у их сослуживца на аэродроме день рождения. Он попросил бабу Феню испечь для этого случая «пирашки» (делая ударение на букву «а»). Спросил что для этого необходимо. Вскоре его шофер привез все необходимые ингридиенты - муку, масло, яйца, и прочее. Ровно столько, сколько было указано и ни граммом больше.

Феня была мастерицей по части готовки еды. В молодости она работала прислугой в домах богатых николаевцев и знала множество разных рецептов. Она испекла пирожки - высший класс.

Немцы забрали готовый продукт, расплатились рейхсмарками. А уже через день один из них явился обратно в полном восторге. Он сообщил, что немецкие летчики разметали пирожки в мгновение ока, а сам он, когда ел пирожки, вспоминал свою маму, свой город, который сейчас далеко -далеко...

После этого была заказана новая партия пирожков.

Однажды из далекого Дрездена пришло письмо. Прочитав его, Герман поник и расстроился. Под вечер он сел вместе с дедом Антоном за стол. Они крепко выпили и Герман с болью рассказал, что жена сообщила ему в письме дурную весть: пока он тут в России на фронте, его дочка там в Дрездене отбилась от рук и «шпацирен»! Гуляет с солдатами…

Захмелевший Герман от злости скрежетал зубами и показывал Антону на пальцах что надо сделать нам всем вместе – одной рукой он брал «за шкирку» воображаемого Гитлера, а другой – нашего Сталина и с силой бил их лбами друг о друга.

Впоследствии их воинскую часть перебросили в другое место и Герман уехал навсегда.

Кто знает, как сложилась судьба этого честного и трудолюбивого немца? Дожил ли он до конца этого развязанного политиками мирового кошмара? Где теперь его дети и внуки? Живы ли они?

Ведь в конце войны американская авиация за одну ночь смела с лица земли его родной город Дрезден. В городе не осталось ни одного целого дома. Из горожан выжили очень немногие. Руины Дрездена Юрка видел уже будучи молодым парнем, когда ездил в Германию по комсомольской путевке. Даже через много лет после войны руины эти все еще не были убраны и в них под обваливающимися стенами то и дело гибли люди.

А у Юрки (теперь уже Юрия Антоновича) в кладовке до сих пор лежит отблескивающий серебристым металлом гаечный ключ. Это всё, что осталось в Николаеве от Германа Гайца.