Оккупация. Негероические воспоминания о героическом прошлом
Предисловие автора
Уважаемые читатели! Мы стоим на пороге 70-летия со дня освобождения Николаева от немецко–фашистских захватчиков. 28 марта у памятника Героям–Ольшанцам снова соберутся сотни николаевцев, чтобы почтить память ребят, которые погибли, освобождая наш город от оккупантов. Мой мемориальный проект посвящен этой памятной дате.
В те далёкие годы оккупанты тоже позиционировали себя как освободители. Пропаганда Геббельса утверждала, что они пришли нас защищать. И тоже находились люди, которые верили этому. Во что обошлось это легковерие, теперь знает каждый школьник.
Когда я начинал этот проект, то не мог предположить, что в наши дни слово ОККУПАЦИЯ для Украины снова станет актуальным. Ничего подобного невозможно было представить себе даже в дурном сне.
Я родился через 9 лет после войны, когда фашистская Германия была уже разгромлена и лежала в руинах. Ценою огромных потерь оккупанты были изгнаны с нашей земли и жестоко наказаны. Вместо всеобщей победной эйфории, народной поддержки агрессии фюрера и криков «Хайль Гитлер!» над Германией воцарилась скорбь и звучало: «Гитлер капут!»
Всего несколько лет войны. Но об этих годах напишут сотни томов научной и художественной литературы, великие и не очень полководцы издадут свои мемуары, скульпторы и архитекторы поставят скромные памятники и создадут грандиозные мемориалы, киношники снимут десятки знаменитых кинолент, а в школах появится целая новая отрасль воспитательной работы: военно – патриотическое воспитание.
Я – дитя советского времени, продукт советской системы воспитания. Я безоглядно верил во всё, что написано в книгах и как представлено в фильмах. Но годы шли, и по мере снятия грифа «Секретно» с военных архивов и ослабления цензуры, стало понятно: о войне я не знаю ничего. Вернее сказать: то, что было написано в официально изданных книгах – не совсем правда.
И тогда я всё больше стал прислушиваться к рассказам стариков. Прежде всего – моего отца Юрия и матери Тамары, которые пережили войну будучи подростками и помнили всё до мелочей. До глубокой старости рассказы о войне были главными и самыми яркими воспоминаниями их жизни. Я всего лишь собрал эти рассказы воедино.
В отличие от научных докладов мой материал основан не на академических источниках, а на рассказах конкретных людей, которые волею судьбы оказались в оккупированном городе. Кое-что добавлено из других, заслуживающих внимания, источников. Фотографии и кинохроника взяты из Интернета, в частности – из материалов сайта «Николаевский базар».
Для рядового гражданина не имеют большого значения номера воинских частей, маршруты их передвижения, количество самолётов, орудий, танков и «личного состава» (так в научной литературе иногда именуют людей). Всё это интересно разве что для профессионалов – историков.
Для нас же куда более интересным будет узнать: как в действительности жили люди в оккупированном Николаеве все эти годы, что они делали, что чувствовали, как себя вели и как выжили. Искусство выживания в оккупации – целая наука. Глядишь и пригодится…
Оккупация.
Негероические воспоминания о героическом прошлом
(мемориальный проект Жени Желдоровского к 70 – летию со Дня освобождения Николаева)
Накануне вторжения
Юрка выглянул из ворот и оцепенел от страха: на углу Спасской и Наваринской, неподалеку от того места, где еще несколько дней назад торговала мороженица, стояли и неспешно курили, переговариваясь между собой на непонятном гортанном языке, два рослых солдата в необычной серо - зеленой полевой форме. Рукава гимнастерок были закатаны. На тротуаре у их сапог стоял, опираясь на короткие ножки, ручной пулемет.
То, что творилось в городе в последние недели перед этим, заслуживает отдельного описания.
«Николаев без боя не сдается...»
Накануне вторжения немцы вели активную авиаразведку. Были нанесены также авиаудары по заводским железнодорожным веткам с целью предотвратить вывоз с судостроительных заводов ценного имущества, станков, военных материалов.
У войны своя логика. Наступающей армии нет смысла разрушать то, что завтра будет принадлежать ей. Отступающая напротив – уничтожает за собой всё. Ведь то, что ты оставил, достанется противнику и укрепит его возможности.
Фашистам не было смысла разрушать судостроительные верфи Николаева. Они нужны были им для ремонта своих военных кораблей.
Немецкие войска приближались к Николаеву со стороны Одессы. Город уже находился в зоне досягаемости немецких полевых радиостанций и из радиоприемников неслась отчаянная антисемитская и антибольшевистская пропаганда, рассчитанная на деморализацию армии и населения: «Бейте жидов, бейте большевиков, встречайте доблестных немецких солдат – ваших освободителей», неслось из радиоприёмников. От одних этих слов мороз шел по коже: за такие слова тогда можно было угодить прямиком в лагерь. Ведомство доктора Геббельса знало свое дело.
Чтобы избежать вредного влияния пропаганды на умы жителей прифронтовой полосы, советское командование распорядилось сдать все имеющиеся на руках у населения радиоприемники.
Их приносили на улицу Наваринскую напротив пятнадцатой школы и сдавали в помещение интерната, здание которого стоит там и в наши дни (слева от входа в ресторана «Золотой фазан»).
Сдавшему вручалась квитанция, по которой (как подразумевалось) он сможет получить свой радиоприемник назад после войны...
Пятнадцатая школа была превращена в прифронтовой госпиталь (вначале советский, а потом и немецкий) и пробыла им до самого освобождения города. Сюда в августе 1941-го привозили раненых. На носилках, на костылях, в окровавленных бинтах. Один их вид производил на жителей окрестных дворов жуткое впечатление и подталкивал к вполне определённому выводу – пора бежать!
Юрка с родителями - дедом Антоном и бабой Феней (Фёклой) жили в просторном дворе на Спасской 23. Сейчас там расположены корпуса бывшего интерната для слабослышащих детей, а до войны жили люди. В центре просторного двора тогда росло огромное старинное дерево. Бежать Антону и семье было некуда - родни нет, на руках грудной ребенок да трое детишек постарше. Пришлось оставаться.
Накануне ухода из города наших частей в дом Антона и Фени пришел зам начальника николаевской фабрики штампов и печатей Захар Моисеевич Рысак с женой Бертой Фридлевной. Они слёзно просили бабу Феню присмотреть за их старенькой мамой, которая уже не могла ходить и не могла уехать с ними в эвакуацию. «Фенечка, вы же понимаете, что нам здесь оставаться нельзя... Присмотрите за мамой. Она очень старая, скоро умрет. Переселяйтесь в нашу квартиру на Декабристов 6 и пусть после войны квартира останется Вам».
Дед Антон переселяться не хотел. Квартира на Спасской была вполне приличной, но баба Феня, работавшая у Рысака на фабрике, решила войти в положение своего бывшего начальника и досмотреть его старую мать. Семья переехала на Декабристов, 6.
К слову сказать, обещание свое баба Феня сдержала - ухаживала за старушкой до самой её смерти и похоронила «по — людски».
Вечером того же дня Юрка гулял во дворе. Вдруг, небо полыхнуло ярким малиновым заревом, а через несколько секунд пришел чудовищной силы грохот от которого с дребезгом вылетели стекла в близлежащих домах всего центра города. На железнодорожных путях за «военной рамкой» (район переулка Транспортного) стоял груженый боеприпасами товарный вагон. Оставлять столько взрывчатки врагу было нельзя. Советские саперы приказали людям из соседних домов спрятаться в укрытия (подвалы, трубу ливневого коллектора на 9-й поперечной) и взорвали вагон.
Сила взрыва была такой, что куски рельсов летели до района нынешнего центрального рынка. А в частных домах на «дачах» (улицы Водопроводная, Парижской Коммуны, Пятая и Шестая поперечные) с домов снесло крыши. Позже Юрка ходил в этот район к своему дяде Лаврентию Занько. Дом Лаврентия тоже стоял без крыши. В зале висел матерчатый розовый абажур весь пробитый воткнувшимися в него сотнями осколков оконного стекла.
На следующий день Красная армия оставила город, а немцы еще не вошли. В городе воцарилось безвластие, началось мародерство и грабежи.
Грабили все, что попадало под руку. В мгновение ока люди растащили назад те самые радиоприемники, которые еще недавно сдавали - по тем временам вещь редкую и дорогую.
Грабили парфюмерную фабрику «Астра», располагавшуюся рядом с тем местом, где сейчас вторая гимназия. Там были склады спирта.
Грабили обувную фабрику (она располагалась как раз на том месте, где сейчас стоит единственный в нашем городе ресторан «Мак Дональдз») там были запасы кожи и готовая обувь.
Особой популярностью пользовались винные склады на углу Херсонской (пр. Ленина) и Советской, там, где сейчас магазин «Сотка».
В старых домах, которые там стояли раньше, были мощные торговые подвалы. Вокруг складов в тот день валялось много пьяных.
Дед Антон притащил с «Астры» огромный бутыль спирта. Притащил не сразу, а только с третьей попытки. Первый бутыль он неудачно встряхнул и тот раскололся в мешке прямо за плечами. Антона обдало спиртом и холодом. Вытряхнув осколки из мешка он опять пошел на «Астру».
Второй бутыль он нес осторожно, но когда проходил перекресток Рождественской и Спасской, послышался шум. Кто - то дрался и кричал (в городе творилось чёрт те что). Резко повернувшись на этот шум, Антон цокнул бутыль в мешке о стальную трансформаторную будку, мимо которой как раз проходил, и которая стоит там по - сей день.
К - стати, это одна из тех знаменитых трансформаторных будок, которые были поставлены в городе еще при царе - батюшке и которые исправно служат в нашей электросети до сих пор. Эти будки не сварные, а клёпаные, как корпуса старинных дредноутов, потому что построены они были еще до того, как изобрели сварку.
Чертыхаясь, он стоял на углу улиц весь в спирту и вытряхивал наземь осколки второго бутыля.
Только с третьей попытки удалось доставить домой огромный бутыль чистого спирта. Слегка отдышавшись, Антон решил угостить спиртом соседа Володю за то, что тот недавно во время ремонта разрешил ему прорубить окно к себе в сад.
Мужики сели в саду в тени яблонь и абрикосов, разложили перед собой нехитрую закусь. Пили неспешно, со вкусом. Спирт был качественный.
Внезапно начался обстрел. Со стороны Варваровки с визгом прилетел и грохнул за садом артиллерийский снаряд. Но на захмелевших бражников это не произвело ни малейшего впечатления. «Николаев без боя не сдается» глубокомысленно изрек дед Антон и они выпили еще по одной.