Виктор Ющенко в эфире «Эхо Москвы». Часть 2
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы поняли, почему была такая реакция российского руководства на коммюнике?
В. ЮЩЕНКО: Она неадекватная для меня, в этом нет сомнения, она просто неадекватная. И скорее всего она говорит о том, что были другие виды.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Наверное, естественно, у каждой страны свои виды.
В. ЮЩЕНКО: На будущее этой системы, на её использование. И может быть поэтому такой резонанс. Я хочу сказать, что мы искренне и честно ставим этот вопрос. Нам пошли навстречу три ключевые финансовых институтов мира. Ставится вопрос – а почему это плохо для России? Почему это Россию не устраивает, как производителя газа? Мы ясно ставим вопрос, что это наше внутреннее дело, что статус этой системы не меняется, мы его не собираемся ревизировать сегодня. Что нам нужны реальные деньги, которые сегодня есть у финансовых мировых институтов, когда мы говорим об этом проекте, мы говорим не только о теме взаимодействия на уровне финансовой помощи, мы говорим о том, что газотранспортная система нуждается в серьёзном реформировании.
И поэтому второй пакет договорённости, который мы достигли с Европейским Союзом, с энергетическим департаментом – это глубокое реформирование украинской газотранспортной системы, украинского газотранспортного рынка. Это внутренний заказ, это внутренний наш мир, это внутренний наш рынок. Но мы хотим, чтобы этот рынок был адаптирован до европейского конкурентного открытого рынка.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Виктор Андреевич, я слышал, что в связи с этими договорённостями, можете ли Вы подтвердить, если знаете, что европейские покупатели готовы покупать газ уже не на западной границе Украины, а уже на восточной, таким образом освободив Россию от проблем, если они возникают, с газотранспортной системой?
В. ЮЩЕНКО: Это вопрос не новый, он давно ставится, он давно обсуждается. И скорее всего, мы говорим о правиле, нежели об исключениях. Потому что правило заключается в том, что газ покупает на границе государства, которое продаёт газ. Всё остальное – это проблемы тех, кто потребляют этот газ. То есть, это их груз, их модель ответственности и формула транзита.
А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть, Вы поддержали бы эту идею, если западноевропейские фирмы, концерны, страны покупали бы это на восточной границе Украины и транзитировали бы через Украину? Это было бы для вас легче? Для Украины это было бы лучше?
В. ЮЩЕНКО: Для Украины легче то, что лучше.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я потому и спросил.
В. ЮЩЕНКО: Не хочется мне влезать в эти договорённости последние, но знаете, когда договорённость не вызывает удовлетворения, то они, скорее всего, встают грунтом, на котором формируется новый поиск. Можно проанализировать одну цифру? Сегодня транзит – тысячи кубических метров российского газа на сто километров украинской территории стоит 1,7 доллара. У меня вопрос к Вам, к себе. Есть ли в мире компания, будем говорить о Европе, которая бы согласилась транзитировать российский газ по цене 1,7?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Наверное Украина согласилась.
В. ЮЩЕНКО: Нет.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну как, договорённость.
В. ЮЩЕНКО: Ни одной компании нет, которая согласилась на цену 1,7 и сказала, что у неё будет рентабельная работа. Прошёл первый квартал, мы покупаем газ в России за 360, а цена транзита остаётся той, которая была последние три года. Основным компонентом затрат на транзит есть технологический газ. За три года последние газ вырос в три раза. Тариф остаётся один и тот же. Скажите, пожалуйста, как поступать с экономическим интересом нации?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вести переговоры, как поступать! Вести переговоры!
В. ЮЩЕНКО: Те договорённости, которые достигнуты, могут оставить удовлетворённой украинскую нацию, украинского промышленника, политиков? Конечно нет. Знаете, это убыточная деятельность. И если мы имели возможность оперативно на политическом уровне реагировать, нам бы надо по первому кварталу вносить изменения в государственный бюджет и датировать Нафтогаз Украины по убыткам, которые мы получаем от транзита российского газа в Европу. Выиграли мы вместе? Нет. Мы проиграли, потому что туда зашёл большой компонент политики, который разрушил принцип эффективности, экономичности.
И потом возникает вопрос – как формировать транзитную политику? Конечно, лучше бы её формировать с Россией. Лучше! Я скажу почему. Потому что политика транзита – это политика транзита, которая формируется очень сложно на рынке, и одна, и другая сторона хотели бы иметь дешёвый транзит. Но есть предел, после которого этот транзит перестаёт существовать. То есть, есть критическая точка невозврата. И мы должны найти режим диалога такой, который бы нам обеспечивал политику транзита.
Учитывая, что основном покупатель газа находится в Европе, нам нужен партнёр, с которым мы бы могли почувствовать силу, поддержку в отношении политики транзиты. России выгоден надёжный, стратегический маршрут поставки. Россия никогда не придёт к диверсификации поставок. Никогда. То есть, можно заменить на 10 млрд., на 20 млрд., но это не ответ. Я убеждён, что наши возможности расширения поставок… Кстати, этот газопровод, который у нас есть, три, которые идут на запад, два, которые идут на юг, по проектной мощности сегодня ещё недоиспользован на 30-40 млрд. А если мы этот отрезок Багоручаны-Ужгород, там 300-350, до 400 км, ещё на 20 млрд. усилим пропускную способность, этот газопровод может давать дополнительно прокачки газа 60-80 млрд.
Причём, положить на этот проект разов в 10 меньше финансов, нежели те, которые предлагаются на 40 млрд. Северного пути. В 10 раз дешевле! У нас должны быть не политические принципы, а ясные экономические принципы. И когда мы говорим о том, что в этом вопросе максимально должна быть продуманная открытая политика в сфере транзита, тарифов, поставок технологического газа, то те вещи, которые надо было решить, ведя дискуссию по этому вопросу, эта дискуссия завершилась в середине января, я считаю, очень низкими, низкопробными результатами.
Этими результатами никто не должен гордиться, потому что мы уступили качество, мы потеряли это качество. Были хорошие политические закулисные, но это не предмет гордости. Мы потеряли платформу, ту, которая даёт взаимное развитие, экономическое, я имею в виду. А хороший диалог, я думаю, что в значительной мере, во многом зависит от того, насколько у нас есть прагматика в экономических отношениях.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Виктор Андреевич, последний вопрос Вам. Вы здесь говорили о своём видении российско-украинских отношений. В этой связи вопрос простой. У Вас в январе истекает срок президентских полномочий. Вы будете баллотироваться в президенты Украины?
В. ЮЩЕНКО: Да посмотрим.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да куда ж смотреть-то!
В. ЮЩЕНКО: Я искренне говорю, что…
А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, ну если есть планы, силы… Нет, Вы уж ответьте, пожалуйста. Я понимаю, что все скажут: «Да посмотрим!» Пятьдесят пять миллионов может сказать: «Да посмотрим!»
В. ЮЩЕНКО: Не в том плане, что я не чувствую ответственности за этот вопрос, а в том плане, что есть время на ответ. Если мы будем говорить об этом за полгода до начала кампании, то я думаю, что Вы меня ставите в то положение, в которое ни один политик…
А. ВЕНЕДИКТОВ: Барак Обама за два года, Николя Саркози за полтора года, Анджела Меркель за полтора года.
В. ЮЩЕНКО: Они в другом. Я президент. Я не кандидат в президенты. На мне ответственность. И эти полгода страна должна получать с офиса президента посылы стабильности, баланса, посылы взаимопонимания, а не раздражения.