Не эпидемия — мор!

Испанский грипп. Он унес в 1918—1920 гг. людей больше, чем их погибло в двух мировых войнах. Как считают, число его жертв достигло 80 млн человек по всему Земному шару!
 

Этот вирус был опаснее, чем пулеметы и отравляющие газы. От него не спасали ни окопы, ни каски, ни общественное положение. Он вспыхнул на закате Первой мировой войны — весной 1918 года. Военная цензура европейских стран не пропускала информацию о нем в прессу, чтобы не вызвать панику в армии и тылу. И демократическая Франция, и монархическая Германия одинаково зажимали информацию о небывалой эпидемии. Поэтому свое всемирно знаменитое имя грипп получил в честь Испании — нейтральной страны, газеты которой свободно писали о страшном вирусе, поразившем почти половину населения и даже короля Альфонса XIII.

Впрочем, Испания не была родиной заболевания. По всей видимости, очаг его находился в Азии — в Китае. А первые случаи на Западе были зарегистрированы в портовых городах США, Италии и Франции. То, что грипп пришел в Европу с моря, доказывает, что его завезли на торговых судах. Несмотря на мировую войну, торговые операции, связанные с поставками армейских грузов и продовольствия, продолжались в широких масштабах и даже стали намного интенсивнее. Это и открыло заболеванию новые каналы распространения.


ВЫХАРКИВАЛИ ЛЕГКИЕ. В Россию грипп, скорее всего, занесла немецкая оккупационная армия, после Брестского мира занявшая Прибалтику, Белоруссию и Украину. Но это только версия. Вирус мог проникнуть и через Мурманск или Владивосток — два порта, открытые для грузов, которые поставляли своей союзнице страны Антанты. Портовые города Балтики и Черного моря — Петербург и Одесса — в это время были закрыты из-за немецкой блокады.


Как бы то ни было, болела и умирала вся бывшая Российская империя. Испанка отправила на тот свет и председателя ВЦИК Якова Свердлова в красной Москве, разработавшего первую советскую конституцию, по которой вводилась «диктатура пролетариата», и знаменитую актрису немого кино Веру Холодную в белой Одессе. Ни пламенная революционность недоучившегося аптекаря Яши, ни неземная красота Веры их не спасли. И если кровавого бандита Свердлова, паковавшего в свой служебный кремлевский сейф реквизированные бриллианты, не жаль, то уроженку Полтавы Веру Васильевну Левченко, прославившуюся под фамилией мужа Холодная и успевшую сняться в более чем пятидесяти фильмах, стоило бы помянуть добрым словом. В день смерти ей было всего двадцать пять.


В эти же годы испанка прикончила 38-летнего французского поэта Аполлинера, выздоравливавшего после фронтового ранения в голову, его соотечественника создателя «Сирано де Бержерака» драматурга Ростана и известнейшего немецкого социолога Макса Вебера. Поражало то, что новый грипп убивал людей в полном расцвете сил. Жертвами эпидемии становились не только дети и старики, но и молодые мужчины и женщины в возрасте от 20 до 40 лет.

Впечатляли и внешние проявления болезни. Она развивалась мгновенно. Еще утром человек был здоров и, как ни в чем не бывало, бегал по улице, в обед заболевал, а к вечеру синел и умирал. Синюшность кожи (цианоз) была связана с высоким содержанием в крови так называемого восстановленного гемоглобина. Выжившие в первые дни погибали от осложнений — чаще всего пневмонии. Умирая, они исходили кровавым кашлем — очевидцам казалось, что больные буквально выплевывают свои воспаленные легкие.

Разгулу эпидемии способствовало отсутствие у населения элементарных санитарных навыков. Никто не знал ни слова вирус, ни как он переходит от человека к человеку. Люди стремились облегчить страдания своих заболевших родственников, не подозревая о воздушно-капельном распространении болезни, и тут же заболевали сами.

БОЛЬНОЙ НА БОЛЬНОМ. Страшно даже представить, какие трагедии разыгрывались в маленьких украинских хатах, где тогда было полно детей. К примеру, моих родственников погибло от испанки больше, чем на фронтах двух мировых воен. В семье моего прадеда по женской линии в один день умерла жена, десятилетний сын и пятнадцатилетняя дочь. Мальчишка еще вечером катался на санках… А наутро заболел и умер.

Мемуаристы гражданской войны описывают целые воинские эшелоны, в которых умерли все — и больные и медперсонал. Генерал Врангель вспоминал такой поезд на Северном Кавказе, забитый умершими в январе 1919 года красными: «На одном из разъездов нам показали поезд мертвецов. Длинный ряд вагонов санитарного поезда был сплошь наполнен умершими. Во всем поезде не оказалось ни одного живого человека. В одном из вагонов лежало несколько мертвых врачей и сестер. Особые отряды производили очистку железнодорожных зданий от больных и трупов. Я наблюдал, как на одной из станций пленные откатывали ручные вагонетки со сложенными, подобно дровам, окоченевшими, в разнообразных позах мертвецами. Их тут же за станцией сваливали в песчаные карьеры в общую могилу».

Ничто так не поразило Врангеля, получившего в русской армии первый офицер¬ский Георгий за мировую войну (тогда лобовой атакой вскачь его эскадрон захватил немецкую батарею), как эти страшные картины. В мемуарах барон обычно скуп на эмоции. Но видно, что массовость жертв, принесенных испанкой, впечатлила даже этого железного человека. «Я зашел в железнодорожную будку, — пишет он. — В маленькой в пять-шесть квадратных аршин комнате лежали на полу, плотно прижавшись друг к другу, восемь человек. Я обратился с вопросом к ближайшему, ответа не последовало. Наклонившись к нему, я увидел, что он мертв. Рядом лежал такой же мертвец, далее тоже. Из восьми человек было семь трупов. Восьмой был еще жив, но без сознания. К груди своей, ища тепла, он плотно прижимал облезшую, худую собаку».

Аршин — это 71 см. Значит, станционная комната, описанная Врангелем, имела размеры максимум 4 квадратных метра — два на два! Они пытались в ней согреться, заболели и умерли один за другим…

В НОГУ С ВОЙНОЙ. Железная закономерность свидетельствует: самые сильные эпидемии гриппа приходят вслед за войной. Военные действия вызывают усиленные перемещения больших масс людей и грузов, антисанитарию и интенсификацию контактов. «Калифорнийский» грипп, он же «свиной», ничем не отличается от других. Он тоже пришел после вторжения американцев в Ирак и Афганистан. Грипп, словно цепляется на коммуникации армии. То, что первая вспышка была выявлена в Мексике, только подтверждает эту гипотезу. Мексиканцы всегда были тесно связаны экономически с США. Проследить поставки товаров между этими двумя странами из-за их объема практически невозможно. В глобальном мире, объединенном морскими и авиаперевозками, инфекция вездесуща. Показательно, что во время Первой мировой войны от испанки больше всего пострадали колониальные страны, поставлявшие товары в метрополии — Азию и Африку.

ПРАЩУРЫ СЧИТАЛИ БОЛЕЗНИ БОЖЬЕЙ КАРОЙ


Наши предки считали массовые болезни Божьей карой — наказанием за грехи. На первый взгляд, эта точка зрения наивна. Но не будем забывать: эпидемии действительно приходили всегда вслед за войной. А что такое война? Сатанинская жатва — чудесная возможность для всех смертных грехов. Все, что раньше считалось преступлением, теперь автоматически становится «подвигом» — грабь, режь, убивай! Еще и орден дадут, если много убьешь. А так как особенным соблюдением санитарных норм армии прошлого не отличались, то в одну ногу с ними шагали чума, холера и дизентерия. Солдат — левой и холера — левой.

Самые известные в истории Украины эпидемии приходились на эпохи массовых подвигов — во время Хмельнитчины (середина XVII века), после отражения шведов под Полтавой (начало XVIII), в 1770—1771 гг. (русско-турецкая война Екатерины II) и в 1831-м — после очередной войны с турками.

Слово «эпидемия» еще не знали. Вместо него в летописях писали коротко и ясно: «Мор». Страшен был мор 1648—1649 гг. Он поразил Украину сразу вслед за победами под Корсунем и Пилявцами. Разнесли его казаки и их союзники татары. «Люд мер окрутне всюды наголову, — пишет «Львовская летопись». — Мнозство их велыкое на дорозих и на Украини змерло. И з самых татар Тогай бей, царик татарський, умер, и той Кривонос, полковник, и ини многии по звроти от Польски».

Как полагают историки, это была эпидемия чумы. Но свирепствовала и холера. От нее вскоре после битвы под Берестечком умер знаменитый противник Хмельницкого — князь Ярема Вишневецкий. Поел каких-то овощей в лагере, попил водички и протянул ноги. Причем в молодом возрасте — всего в 39 годков. В такую смерть даже не хотели верить. Пустили слух, что князя отравили. А погибель неукротимого истребителя запорожцев скрывалась в каком-то немытом огурчике...

ПОСЛЕ ЧУМЫ: «ГОРОД КИЕВ ПУСТ ОСТАЛСЯ»

В Киеве особенно страшной была чума 1710—1711 гг. Ее вызвали массовые передвижения армий во время нашествия Карла XII. Разлагающиеся трупы на дорогах, полчища крыс — переносчиков болезни… В результате Киев, который населяло всего 12 тысяч человек, пострадал сильнее, чем от штурма, хотя Карл его даже не осаждал — хватило тех, кто приезжал в город вместе с заразой с полей сражений. «Пуст город Киев остался, яко выгнонно всех обывателей из Киева — писал очевидец. — И странствовали от града во град, еден другаго чуждаючися: отец детей, дети отца. И многия трупы поядали зверие, птицы, псы и свинии… такое же было время, что ни купити, ни продати, ибо городы были позапираны, дома позабиваны, сидячии вмирали нечаянно и живые чуждалися мертвых своих».

Еще страшнее была эпидемия чумы 1770—1771 гг. Население города к этому времени выросло до 42 тысяч. Но только на Подоле из них за несколько месяцев умерло 6 тысяч простолюдинов. Богачи Киев покинули. Выборный магистрат вместе с войтом (мэром) сбежал на загородные дачи. Боролась с эпидемией только имперская власть — генерал-губернатор Воейков. Он, хоть и с опозданием, учредил карантин, открыл несколько госпиталей и приказал окуривать улицы дымом костров, чтобы отгонять заразу. На трех городских заставах всех приезжих осматривали. Восемь врачей и команда солдат во главе с майором гвардии Шиповым, присланным из Петербурга, контролировали город по периметру. Имущество больных сжигали.

Умнее всех поступили монахи Михайловского монастыря. Имея огромные запасы продовольствия и выпивки, они закрылись в монастыре — сами не выходили и никого к себе не пускали. Строгий карантин дал результат — в Михайловском никто не умер, в то время как в соседнем Софийском монастыре отдали Богу души 70 монастырских служек и 50 монахов!

В 1831 году холера охватила всю Российскую империю — от Севастополя до Петербурга. От нее умер даже командующий русской армией фельдмаршал Дибич, посланный усмирять польский бунт. Вся империя покрылась карантинами. Начались холерные бунты. Темный народ обвинял врачей, боровшихся с эпидемией, что они «отравили воду». В этот год Пушкин, запертый холерой в Михайловском, написал «Пир во время чумы» с бессмертными строками:

Итак, — хвала тебе, Чума!

Нам не страшна могилы тьма,

Нас не смутит твое призванье!

Бокалы пеним дружно мы,

И девы-розы пьем дыханье, —

Быть может… полное Чумы.

ШОПЕНГАУЭР ВО ВРЕМЯ ХОЛЕРЫ ОБОЗВАЛ ГЕГЕЛЯ ДУРАКОМ


В том же 1831 году, когда вдохновленный холерой Пушкин воспевал чуму, в Германии та же эпидемия двинула вперед философскую науку. Два самых знаменитых ее местных светила — Гегель и Шопенгауэр — ненавидели друг друга и по-разному отреагировали на вызов судьбы. Отец знаменитого труда «Философия истории» Гегель, считавший, что все в мире развивается по спирали, причем к лучшему, храбро приехал в самый эпицентр эпидемии Берлин, чтобы приступить к чтению лекций. Более практичный Шопенгауэр — автор классической работы «Мир как воля и представление» — наоборот, плюнул на свое звание доцента и дал деру из Берлина в безопасный Франкфурт-на-Майне. В результате Гегель заболел и умер, а Шопенгауэр прожил еще почти тридцать лет, одаривая человечество афоризмами вроде: «Германия слишком маленькая страна, чтобы быть моей родиной» и «Моя философия не принесла мне много денег, зато избавила от уймы трат». Когда Шопенгауэру сообщили, что Гегель дал дуба от холеры, плавая в испражнениях, тот пошутил: «Дурак живет, сколько может, а умный — сколько захочет».


Лично я на стороне Шопенгауэра. Конечно, бесстрашие — хорошая вещь. Но в борьбе с холерными вибрионами и вирусами гриппа оно бесполезно. Тут помогает только инстинкт самосохранения. Как говорится, береженого Бог бережет.


Олесь Бузина