Теперь пора убрать мусор, оставшийся от Cтены

ИноСМИ

1989 год стал поворотным моментом для Европы и миры, моментом, когда история нажала на газ. Это ускорение символизировали падение Берлинской стены и бархатные революции в Центральной и Восточной Европе. Тоталитарные и авторитарные режимы уходили с исторической сцены.

Эти события, произошедшие мирно, стали возможными благодаря переменам, начавшимся в Советском Союзе в середине 1980-х. Мы начали проводить эти перемены, потому что было давно пора. Мы отвечали на требования людей, которым не нравилось жить несвободно, в изоляции от остального мира.

Всего за несколько лет – что очень  немного в масштабе истории – основы тоталитарной системы Советского Союза были разрушены, и была подготовлена почва для перехода к демократии и экономическим реформам. Сделав это в своей собственной стране, мы не могли отрицать право наших соседей на то же самое.

Мы не принуждали их к переменам. С самого начала перестройки я говорил лидерам стран Варшавского договора, что Советский Союз начинает крупные реформы, но что они сами должны решить, что будут делать. Вы несете ответственность за свои народы, говорил я им; мы не будем вмешиваться.

Фактически это было отказом от так называемой доктрины Брежнева, основанной на концепции «ограниченного суверенитета». Изначально,  реакция на мои слова была скептической, их считали еще одним чисто формальным заявлением нового генсека Коммунистической партии. Но мы не колебались, и поэтому события в Европе в 1989-1990 гг прошли мирно, без кровопролития.

Крупнейшим вызовом было объединение Германии. Еще летом 1989 года, во время моего визита в Западную Германию, журналисты спросили меня и канцлера Гельмута Коля, обсуждали ли мы возможность объединения Германии. Я ответил, что мы получили эту проблему в наследство от истории, и что она будет решаться по мере развития. «Когда?» - спросили журналисты. Мы оба с канцлером указали на 21-й век.

Кто-то может сказать, что мы оказались плохими пророками. Справедливо: объединение Германии произошло гораздо раньше – по воле немецкого народа, а не потому, что этого хотели Горбачев или Коль. Американцы часто вспоминают призыв президента Рональда Рейгана: «Г-н Горбачев, сломайте эту стену!» Но разве это мог сделать один человек? Это было тем сложнее, что были и другие, кто говорил «Сохраните Стену».

Когда миллионы людей в Восточной и Западной Германии потребовали объединения, мы должны были действовать ответственно. Лидеры Европы и США ответили на этот вызов, поборов свои сомнения и страхи, которые, естественно, существовали. Работая вместе, мы смогли избежать попыток изменить границы и сохранили взаимодоверие. Холодная война, наконец, закончилась.

Однако события после объединения Германии и окончания холодной войны развивались совсем не так, как мы надеялись.

В самой Германии, 40 лет раздела оставили за собой наследие разорванных культурных и социальных связей, починить которые сложнее, чем исправить экономическое неравенство. Восточные немцы понимали, что на Западе не все было идеально, особенно в том, что касается системы соцобеспечения.

Однако, несмотря на проблемы, вызванные реинтеграцией, немцы превратили объединенную Германию в глубокоуважаемого, сильного и мирного члена сообщества наций.

Лидеры, формирующие глобальные и, в особенности, европейские отношения, оказались гораздо менее успешны в использовании новых возможностей, представленных им 20 лет назад. В результате, Европа так и не решила свою фундаментальную проблему – создание крепкой структуры безопасности.

Немедленно после окончания холодной войны мы начали обсуждать создание новых механизмов безопасности для нашего континента.

Среди обсуждавшихся идей было и создание совета безопасности для Европы. Он представлялся нам как «управление безопасности» с настоящими, широкими полномочиями. Политики из СССР, Германии и Соединенных Штатов поддерживали эту идею.

К моему сожалению, события стали развиваться по другому пути. Это помешало появлению новой Европы. Вместо старых разделительных линий появились новые. Европа стала свидетелем войн и кровопролития. На континенте сохраняются недоверие и устаревшие стереотипы: Россию подозревают в злобных намерениях и агрессивной, империалистической политике.

Я был шокирован письмом, написанным в июне политиками из Центральной и Восточной Европы и адресованным президенту Бараку Обаме. Они, по сути, призывали его отказаться от стратегии взаимодействия с Россией. Разве не стыдно, что европейские политики даже не подумали о том, к каким катастрофическим последствиям приведет новая конфронтация?

В то же самое время Европа позволила втянуть себя в обсуждение ответственности за начало Второй мировой войны. Делаются попытки приравнять нацистскую Германию к Советскому Союзу. Эти попытки неправильны, исторически неверны и нравственно неприемлемы.

Те, кто надеются построить в Европе новую стену взаимного недоверия и враждебности, делают медвежью услугу своим собственным странам и Европе в целом.

Европа станет сильным глобальным игроком только в том случае, если она станет общим домам для всех европейцев, как на востоке, так и на западе. Как сказал однажды папа Иоанн Павел II, Европа должна дышать обоими легкими.

Как же нам двигаться к этой цели?

В начале 1990-х Европейский Союз решил ускорить свое расширение. Многое было сделано, эти достижения реальны.

Однако последствия этого процесса не были тщательно продуманы. Идея о том, что все европейские проблемы могут быть решены с помощью строительства Европы «с Запада», оказалась нереалистичной и, вероятно, неработающей.

Более неторопливый темп расширения дал бы Европейскому Союзу время, чтобы разработать новую модель отношений с Россией и другими странами, не имеющими перспектив на присоединение к ЕС в ближайшем будущем.

Существующая модель отношений ЕС с другими европейскими странам основана на поглощении как можно большего их числа как можно скорее, оставляя отношения с Россией «в процессе рассмотрения». Так просто не может продолжаться.

Некоторые в Европе не готовы принять эту реальность. Является ли эта неохота признаком неготовности принять и поучаствовать в возрождении России? Какую Россию вы хотите видеть: сильную, уверенную в себе страну или просто поставщика природных ресурсов, «знающего свое место»?

Слишком многие европейские политики не хотят равных условий для России. Они хотят, чтобы одна сторона была учителем или обвинителем, а другая, Россия, была бы учеником или подсудимым. Россия не примет эту модель. Она хочет, чтобы ее понимали. Попросту говоря, она хочет, чтобы к ней относились, как к равному партнеру.

Чтобы ответить на исторические вызовы безопасности, экономического восстановления, защиты окружающей среды и миграции, нужно перестроить мировые и, что самое важное, европейские политические и экономические отношения.

Я призываю всех европейцев беспристрастно и конструктивно обсудить предложение российского президента Дмитрия Медведева о создании нового европейского соглашения по общей безопасности. Когда этот ключевой вопрос будет решен, Европа заговорит в полный голос.

Михаил Горбачев, "The New York Times", США