Насколько значима Европа на мировой арене?

ИноСМИ

Брюссель. - Несколько дней назад один журналист спросил британского консерватора, как, по его мнению, повлияет на мир и на таких людей как Барак Обама тот факт, что Евросоюз к концу года наконец-то сможет принять Конституцию и впервые назначить президента и министра иностранных дел.

Джордж Осборн (George Osborne), который, если консерваторы выиграют всеобщие британские выборы через 10 месяцев, станет, вероятно, министром финансов Великобритании, отвел глаза, словно в попытке собрать весь свой дипломатический такт.

'Я не думаю, что в результате Евросоюз станет более дееспособным', ответил он.
       
Разумеется, господин Осборн ответил именно так, не так ли? Ведь он британский евроскептик.

А вот тут - не такое уж и мистическое стечение обстоятельств. Практически в это же время на прошлой неделе министр иностранных дел Британии Дэвид Милибэнд (David Miliband), проевропеец от партии лейбористов, неожиданно затронул ту же самую тему: пошатнувшийся международный вес Евросоюза.

В процессе подготовки к саммиту большой двадцатки в Италии, встрече мировых лидирующих индустриальных держав плюс России, господин Милибэнд на самом деле заявил, что в своем стремлении стать важным актором на международной сцене Европа столкнулась с трудностями:

'Если мы хотим избежать формирования так называемого двухполярного мира, заданного отношениями США и Китая, нам необходимо заставить функционировать трехполярную модель - с Евросоюзом в роли третьей опоры'.

В статье в издании Frankfurter Allgemeine Zeitung господин Милибэнд постарался аккуратно описать европейскую реальность такой, какой ее видит весь мир, а не такой, какой она представляется тем, кто увяз в постоянной брюссельской болтовне о дате выборов председателя Еврокомиссии или о том, у кого, Тони Блэра или Фелипе Гонсалеса (Felipe González), больше шансов стать первым президентом Совета ЕС (в том случае, если это вообще допустит истерзанный процесс ратификации Лиссабонского соглашения).

Не упоминая даже о провальной явке на прошедших в прошлом месяце выборах в Европарламент, министр иностранных дел Великобритании заявил, что перед проевропейцами стоит серьезная задача по 'преодолению апатии и негативизма в отношении ЕС'. Он не стал утверждать, что Европа стала значительно слабее в ходе рецессии (нет необходимости возиться с очевидным), однако, настоял на том, что ее экономические и общественные модели (привет, Германия!) подвержены угрозе, и заявил, что рутину необходимо срочно сменить на 'изменения', 'обновления' и 'упорный труд'.

Считайте это за очень, очень дипломатичное выражение обеспокоенности тем, что Европа движется в никуда.

Это если смотреть изнутри. А что если в потенциальных центрах двухполярного мира Вашингтоне и Пекине воспринимают Европу как вероятного равного, используя в качестве отправной точки середину лета прошлого года?

Китайцы и американцы не могли пропустить вот этого:

В сфере внешней политики Евросоюз сыграл центральную роль в заключении перемирия - после того, как Россия в августе вторглась на территорию Грузии. Вслед за тем русские аннексировали две грузинские провинции, после они поддерживали оккупацию, наблюдали за уходом международных наблюдателей и объявили доктрину, закрепляющую за Россией привилегированный статус в отношениях с бывшими советскими республиками на своих границах.

Реакции со стороны ЕС не последовало никакой. Никаких санкций. (Так почему должен Иран, спросите вы, который пока не напал ни на одного из своих соседей, беспокоиться о недовольстве Европы?) Затем были возобновлены переговоры по так называемому стратегическому партнерству между ЕС и Россией - вряд ли это также можно назвать демонстрацией европейской решительности.

В том, что касается Афганистана, европейцы, в чьем распоряжении находятся двухмиллионные войска, приветствовали желание американцев насадить практически полный свой контроль в отношении военных действий и одновременно поручить Европе заведовать учениями и мирным восстановлением.

Применительно к своей собственной безопасности, ЕС не смог принять особую программу по обеспечению своих энергетических потребностей и воспрепятствовать доминированию России в качестве поставщика энергоносителей. В том, что касается создания европейских сил обороны в роли опоры НАТО, и без того сокращенные бюджеты, определенно, станут еще меньше в результате рецессии.

Но самый главный вопрос о важности Евросоюза касается той области, где блок ранее играл роль огромной важности - речь идет о торговой мощи общего рынка 27 стран.

Если мировой кризис что-то и продемонстрировал, так это то, что его последствия очень сильны в Германии, экономическом пульсе Европы, где национальное кредо, формула успеха (лидерство в экспорте и особенные отношения между государством, банками и промышленностью) сильно пострадала или даже была покалечена. Ситуация на нынешний момент настолько очевидна, что господин Милибэнд, при всей его осторожности, решает выделить германскую Soziale Marktwirtschaft (социальную рыночную экономику) как находящуюся под угрозой.

Менее осторожный брюссельский дипломат из одной из стран Евросоюза, который высказал свое откровенное мнение в обмен на анонимность, заявил, что экспортная модель Германии, Нидерландов и Скандинавии 'не вернется' - по причине глубоких перемен, затронувших будущую структуру экономик типа США, Британии и Испании.

Фраза прозвучала как намек на Kulturkampf, идущую в недрах Евросоюза.

С одной стороны была Германия, отягощенная тем, что ее еврокомиссар назвал 'самой отравленной банковской системой мира', но настаивавшая на том, что все под контролем. Германия также уверяла в том, что перемен в ее экспортноориентированном подходе не будет, потому что рецессия связана со спекулятивной несдержанностью США и британским финансовым капитализмом.

С другой стороны были европейцы, которые говорили, что правящая коалиция Германии и ее партии, готовящиеся к национальным сентябрьским выборам, пытаются найти позицию морального превосходства в целях избежания дебатов об изменении базовой структуры. В течение многих месяцев обе крупнейшие партии уверяли не настроенный на перемены электорат в том, что необходимости в болезненных экономических реформах нет.

Брюссельский дипломат описал этот подход как 'утаивание', обставленное призывами к большей регуляции рынка. В ходе полной разборок прошлой недели министр финансов Германии Пеер Штайнбрюк (Peer Steinbrück) назвал лондонский финансовый центр 'наиболее подозрительным'.

Итак, еще раз: может ли значимость Европы в глазах американцев и китайцев увеличиться за счет вероятного прихода первого президента, который будет представлять весь Европейский союз?

Фритц Болкештайн (Frits Bolkestein), страстный сторонник объединения Европы, либерал и бывший еврокомиссар из Нидерландов, ответил на этот вопрос следующим лукавым и скользящим наблюдением:

'Я задам вопрос вам. За последние два года кто-нибудь вообще заметил, что Тони Блэр был спецпредставителем от Квартета на Ближнем Востоке?'

Господин Болкештайн мог добавить, что неуспех нынешнего назначения и высокого титула Блэра связан с поддержкой (и противоречиями) не только Евросоюза, но и США, России и ООН.

Джон Винокур, "The New York Times", США