Победа — это точка в войне

Непрекращающиеся попытки пересмотреть новейшую историю Украины и мира, переписать отдельные ее фрагменты и девальвировать сложившиеся ценности порождают новую мифологию

Зачастую под термином «история» мы понимаем именно тот или иной политизированный миф, концепт, созданный как следствие политического заказа. Если правильно утверждение, что каждое поколение по-новому переписывает историю, то тем более верно утверждение, что каждый политический режим формирует свои требования к истории.

То, что мы наблюдаем сегодня — в особенности по отношению к истории Второй мировой войны и ее составляющей части, Великой Отечественной войны, — это в первую очередь попытка неуклюжей ревизии предыдущего концепта, согласно которому победа в войне является общим достоянием всего советского народа.

В 90-е, с обретением Украиной независимости, начался активный процесс тотального пересмотра прошлого и отказа от определенных догм в исторической памяти. В первую очередь это касалось периода строительства социализма, Гражданской войны, революционных событий 1917 — 1920 годов. Постепенно добрались и до событий 1941 — 1945 годов — сначала отказавшись от термина «Великая Отечественная война», а потом и до пересмотра ее результатов. После Майдана 2014 года произошла и ползучая реабилитация нацизма — не то, чтобы нацистскую идеологию разрешили, но власть абсолютно толерантно стала воспринимать нацистские приветствия, демонстрируемые крайними правыми элементами, татуировки с неонацистской символикой и символами Третьего Рейха.

Действенным инструментом создания новой концепции истории Украины стал Институт национальной памяти, возглавляемый ранее нынешним народным депутатом Владимиром Вятровичем, а позже — историком Антоном Дробовичем. Институт сегодня занимается не столько «живой историей» (ради чего он и создавался первоначально), но именно созданием концепции истории — вполне в соответствии со знаменитыми словами академика-марксиста Покровского об истории как политике, обращенной в прошлое. Следует признать, что Дробович более либерально относится к процессу превращения истории в инструмент политизации прошлого и создания «гибридной памяти», чем его предшественник. Однако чувствуется, что некоторые моменты в новом украинском национальном нарративе носят характер политического заказа, который сопряжен уже не только с задачей создания концепции полной независимости Украины от России.

По сути мы имеем дело с тем, что существует и серьезное влияние извне на политику Украины, в том числе и на ее историю. То есть, внутренний запрос на «антирусскость» дополняется внешним запросом. Отсюда усиление авторов доморощенных концепций «исторической автаркии» Украины спекулятивными трудами таких «светил», как американский историк Тимоти Снайдер, в последнее время пытающийся доказать, что Вторая мировая война была войной Гитлера и Сталина за Украину (мол, на самом деле Гитлеру не нужен был СССР — речь шла только об Украине как ценном трофее). Более того: создается система популяризации работ «разрушителей советского мифа» через единую коммуникационную сеть, созданную зарубежными фондами: Тимоти Снайдер, Марк Солонин, Виктор Суворов и прочие авторы призваны сегодня создать новую мифологию войны и новую концепцию.

Назовем ее концепцией «Второй мировой войны без Победы». К чему сводится эта концепция?

Во-первых, основная задача концепции — доказать, что Вторая мировая война началась из-за сговора двух диктаторов, из-за пакта Молотова-Риббентропа, и СССР является таким же агрессором, как и Германия. То, что пакт Молотова-Риббентропа следует рассматривать в контексте всей договорной базы 20 — 30-х годов, учитывая сложную и запутанную дипломатическую систему, установившуюся в постверсальскую эпоху, стараются не упоминать.

У авторов концепта «СССР — агрессор» нет ответа на два основных вопроса: во-первых, если СССР несет полную ответственность за начало Второй мировой войны, то почему же в таком случае Великобритания и Франция не объявила войну Сталину, а только гитлеровской Германии? То есть, СССР в 1939 году не воспринимался в глазах западных государств как агрессор? И как объяснить то, что журнал Time именно в 1939 году объявил Сталина «человеком года»? Во-вторых, если Сталин — подельник Гитлера, то почему СССР не вступил в войну 1 сентября, а Красная Армия пересекла границу Польши только 17 сентября, в день, когда легитимное польское правительство окончательно эмигрировало? Что мешало Сталину ударить по Польше одновременно с Гитлером?

Остаются и другие вопросы. Например, было бы лучше, если бы украинские и белорусские этнические земли уже в 1939 году оказались в составе Рейха? Не согласись Сталин на пакт с Германией в 1939 году — не стало ли бы это основой будущего поражения СССР в войне? Кто виноват в том, что не состоялось советско-франко-британское соглашение в 1938 — 1939 годах? Кто «тянул резину» в переговорном процессе?

Если посмотреть на всю драматургию дипломатических переговоров конца 30-х годов, то пакт Молотова-Риббентропа станет лишь элементом большой игры, но далеко не основополагающим документом — договор о взаимном ненападении Германии и СССР был последним договором в целой череде подобных документов (в 1934 — 1939 годах Германия подписала аналогичные документы с Великобританией, Францией, Польшей, Литвой, Латвией, Эстонией и другими странами).

В принципе, довольно ясно высказался накануне 75-летия Победы министр иностранных дел Германии Хайко Маас: «Попытки бесчестным образом переписать историю, снова и снова предпринимаемые в последние месяцы, требуют от нас четкого прояснения позиции, которого вообще-то не должно бы требоваться перед лицом неоспоримых исторических фактов: только Германия развязала Вторую мировую войну своим нападением на Польшу. И только Германия несет ответственность за преступления против человечности, совершенные во время холокоста. Тот, кто сеет в этом сомнения и заставляет считать другие народы соучастниками, совершает несправедливость по отношению к жертвам. Тот превращает историю в инструмент и раскалывает Европу».

Второе. Злодеяния Гитлера приравниваются к злодеяниям Сталина. При этом авторы концепции не учитывают тот факт, что природа злодеяний была абсолютно разной. Сталин исходил из классового принципа и уничтожал либо классово чуждые элементы, а также тех, кто мог составить потенциальную опасность. Гитлер исходил из расового принципа: уничтожению подлежали евреи и ряд других народов, ассимиляции и вырождению — все остальные, кроме арийцев. Это отнюдь не оправдывает Сталина, и я очень далек от мысли о его реабилитации, но это объясняет, почему в ходе Второй мировой войны только 8,3 миллиона погибших советских граждан были военными, а почти 17 миллионов — гражданскими лицами, погибшими от рук нацистов. Кстати, из 10 миллионов погибших немцев почти 7,5 миллиона — боевые потери.

Третье. Один из последних документов Института национальной памяти обвиняет советский режим в том, что перед отступлением он ограбил Украину. «Большевики вывезли из Украины 550 промышленных предприятий, имущество и скот тысяч колхозов, совхозов, МТС, десятки научных и учебных заведений, центров культуры, исторические ценности». Вопрос: то есть, это все должно было достаться в руки нацистов и стать подспорьем в дальнейшем продвижении немецкой армии на восток? Или в Институте национальной памяти дальше верят, что Гитлер шел освобождать Украину, а потому все увезенное вглубь СССР могло стать основой экономики независимой Украины? Это наивность или глупость авторов?

Четвертое. Попытка выставить в роли единственной украинской силы в годы войны националистическое движение, которое, к тому же, выступало союзником Антигитлеровской коалиции.

Сопоставим два материала. С одной стороны рекомендации Института национальной памяти, согласно которой следует считать, что украинцы воевали на стороне Антигитлеровской коалиции. С другой — видеоролик с участием директора Института национальной памяти Антона Дробовича: «Единственным действительно украинским субъектом в годы войны было освободительное движение — люди и организации, которые боролись за независимость Украины от обеих тоталитарных систем».

Как историк, я много работал в архивах — и как раз над тематикой националистических движений в годы войны. Как сопоставить данное высказывание с многочисленными противоположными данными — не представляю. Может, есть объяснения, как соотносятся с «борьбой УПА на стороне Антигитлеровской коалиции» переговоры представителя бандеровцев Ивана Грыньоха с немецким командованием во Львове в начале 1944 года относительно снабжения националистических отрядов оружием и амуницией?

Касательно новой концепции истории и роли в ней УПА. В 60-е годы член высшего партийного руководства КПК Чэнь Бода пытался доказать, что всю тяжесть борьбы с японским империализмом в годы Второй мировой войны вынес на себе именно Мао Цзэдун, при этом было сделано все, чтобы показать Гоминдан и его лидера Чан Кайши абсолютно случайными и мелкими явлениями в истории национально-освободительной борьбы китайского народа. Что показательно — в Китае концепция Чэнь Бода сработала. Наверное, некоторые ура-патриоты считают, что она может сработать и на Украине?

Почему бы не признать честно очевидный факт: Организация украинских националистов на этапе до 1942 года ориентировалась на Германию — причем как бандеровская часть, так и мельниковская. Различия в политических концепциях обеих групп носили скорее персональный характер, чем идеологический. В 1939 году Ярослав Стецько, ближайший соратник Степана Бандеры, писал: «Украинский национализм — это одно из проявлений единого духа, другими проявлениями которого являются итальянский фашизм и немецкий национал-социализм». В 1941 году, провозглашая украинское государство во Львове, тот же Стецько заявлял: «Новосозданное украинское государство будет тесно сотрудничать с Великой Германией, которая под руководством своего фюрера Адольфа Гитлера творит новый порядок в Европе и помогает Украине». Константин Гиммельрайх в своих воспоминаниях пишет о том, что националисты летом 1941 года с нетерпением ожидали, когда же ОУН будет переименована на «украинское подразделение НСДАП».

Украинский коллаборационизм в годы Второй мировой войны существовал — и это неопровержимый факт. Западные историки много спорили в последние десятилетия о коллаборационизме народов, обладающих государственностью, и безгосударственных народов. Украинский коллаборационизм — это отдельное явление, и историки еще должны будут исследовать это явление. Все попытки показать, что ОУН и УПА действовали чуть ли не во всей территории Украины, антиисторичны по своей сути. Наличие небольших групп националистов в Одессе или в Донбассе — это не показатель «всенародности» явления. Поэтому история ОУН и УПА — это яркая, самобытная, но абсолютно узкорегиональная, а не общеукраинская тема, абсолютно не противоречащая общей концепции истории Украины. Равно как не противоречит друг другу то, что хорват Анте Павелич возглавлял пронацистский марионеточный режим в Загребе, в то время как другой хорват, Иосип Броз Тито поднимал антигитлеровское восстание в районе горы Биоково. Во Франции вообще доминирует концепция, согласно которой де Голль был мечом Франции, а Петен — щитом Франции (эта концепция была особенно популярна во времена президента Франсуа Миттерана, которому необходимо было оправдать свое сотрудничество с оккупантами). У каждого народа есть свои скелеты в шкафу — главное их не прятать, а объяснять. Потомки потом разберутся, кто прав, а кто не прав.

Кстати, если уж по справедливости: главным автором концепции необходимости поиска контакта с Великобританией и Францией в самом начале 1943 года были отнюдь не бандеровцы, а деятель мельниковской ОУН Ярослав Барановский, однако в мае 1943 года он был застрелен во Львове — как считается, представителями конкурирующей ОУН, руководимой Степаном Бандерой. Но это так, к слову…

Пятое. Дискредитация советских полководцев. Естественно, во главе советских войск стояли далеко не святые люди. В военной среде не бывает святых. Особенно если понять, какую школу жизни прошли будущие маршалы. Большинство из них в ранней юности приняли участие в гражданской войне на стороне большевиков, карьерные лифты для них открылись после того, как в 1937 — 1939 годах были уничтожены легендарные комдивы и комбриги. Они принесли с собой новый стиль командования. Расхожее мнение, что Сталин уничтожил лучших полководцев и этим обрек армию на поражения первых дней войны, вряд ли является справедливым. Известно, что генералы обычно готовятся к прошлой войне. Этим объясняется беспомощность Буденного, Ворошилова, Тимошенко в первые дни войны. И в противовес им появляются новые полководцы, которые не боялись брать инициативу в свои руки, мыслили абсолютно нестандартно. Да — не жалели живую силу. Да — иногда стирали с лица земли города. Они были циничны и целеустремленны. Но только ли они? Американский генерал Паттон, которого журналисты корили за жестокость с солдатами — не тот ли типаж? Британский маршал авиации Артур Харрис, стирающий с лица земли Дрезден и Гамбург, при этом неся ответственность за жизни минимум 500 тысяч мирных жителей — это ли пример, достойный подражания? Я уже не говорю о Хиросиме и Нагасаки, ядерное уничтожение которых с военной точки зрения не имело никакого смысла.

Между полководцами не было особой дружбы, а некоторые — к примеру, Конев и Жуков, Жуков и Малиновский — попросту ненавидели друг друга и постоянно плели при этом взаимные интриги. Но и между наполеоновскими маршалами наблюдалась та же история — все они в первую очередь живые люди со своими слабостями.

И да — полководцев судят по выигранным сражениям, по победам. У нас же сегодня пытаются подать историю в другом русле. Не победы выходят на первый план. Не боевой путь того или иного маршала. У нас акцент делается на то, что Жуков был жестоким и грубым человеком, «потопившим немцев в крови», Конев — необразованным крестьянином, Рокоссовский — развратным типом, чрезмерно любившим водку и оргии, Василевский и Гречко — бездушными служаками, Черняховский — пьяницей и грубияном. Естественно, на фоне этого «сброда» как антагонисты предстают прекраснодушный и бесстрашный Роман Шухевич, играющий на фортепиано, умело скрывающийся от преследований и подающий надежды спортсмен-легкоатлет, а также его друг Степан Бандера — рыцарь без страха и упрека, бескомпромиссный и пламенный революционер. То, что в реалии друзьями их можно было назвать только с натяжкой, и что в конце жизни идеологически они вовсе разошлись — об этом умолчим. Создается миф, и новый миф требует полного разрушения предыдущей мифологии.

Шестое. Попытка доказать, что СССР — не главный победитель в войне. Схема достаточно простая: необходимо доказать, что без союзников СССР не выиграл бы войну, и — более того — именно союзники (Великобритания и США) внесли основной вклад в Победу.

Да, действительно, после декабря 1941 года вклад союзников в организацию победы действительно велик. СССР получил 11 тысяч 400 самолетов американского и 7 тысяч самолетов британского производства, 12 тысяч 700 единиц бронетехники, огромное количество грузовиков (легендарные «катюши» устанавливались на американские платформы), 2/3 мотоциклов, используемых Красной Армией, алюминий, олово, мясные консервы. Великобритания нанесла существенный урон живой силе и технике нацистов в Африке (и слава Богу, что Роммеля не было под Сталинградом или Москвой). Более половины авиации Люфтваффе были задействованы на Западном фронте. То есть, вклад США и Великобритании в общую победу неоценим. Я уже не говорю о системе дипломатических отношений в годы войны, о системе договоров, которые заложили основу послевоенного мира. Но давайте воздавать каждому по заслугам, не приуменьшая значение других.

Немецкий ученый Рюдигер Оверманс доказывает: основные потери (не менее 70%) Германия понесла именно на Восточном фронте. И основные битвы Второй мировой войны тоже имели место на Восточном фронте. И основные потери среди мирного населения (как и среди военных) понесли именно народы Центральной и Восточной Европы — не случайно после окончания Второй мировой войны, при создании Организации Объединенных Наций СССР получил три места в новосозданной организации — отдельно СССР, отдельно УССР, отдельно БССР. Так был оценен вклад народов в общую победу. Справедливости ради, Великобритания также выторговала отдельные голоса для своих доминионов и даже для некоторых колоний (Британская Индия). Но сама аргументация, почему СССР получил три голоса, — очень важный момент.

Наконец, давайте вспомним о поздравительной телеграмме У. Черчилля в адрес Сталина 9 мая 1945 года: «Я шлю Вам сердечные приветствия по случаю блестящей победы, которую вы одержали, изгнав захватчиков из вашей страны и разгромив нацистскую тиранию». Это ли не признание решающей роли в войне?

Седьмое. Противопоставление Украины остальным народам СССР, «историческая сепарация». Я уже вспоминал о работах Тимоти Снайдера, в которых особый момент был сделан на Украине как конечной цели Гитлера. С другой стороны неосторожные заявления российских политиков (в том числе Путина) относительно того, что Россия и сама бы выиграла войну, без помощи других союзных республик (камень в украинский огород) также не добавляет конструктива в нынешней ситуации вокруг исторической правды.

Альфред Розенберг в самом начале войны пытался убедить Гитлера в том, что Украина в случае признания ее независимости может дать Рейху минимум 1 миллион солдат, которых можно будет использовать против Сталина. При этом Розенберга считали идеалистом и мечтателем — какая независимая Украина? «Унтерменшен» («недолюди»), к каковым относились подавляющее большинство славян, не имели права носить оружие и могли быть использованы на физических работах. Расовая теория — превыше всего! Кстати, ряд нацистских идеологов также пытались доказать, что «галициянер» (жители Галичины) имеют мало общего с украинцами, поскольку в их жилах течет кельтская кровь, а в работах Емельяна Огоновского в ХІХ веке (хорошо известных в Германии) утверждалось, что галичане являются потомками готов, то есть, почти что родственниками немцев. Галичину решили не присоединять к Рейскомиссариату «Украина», а оставили в составе Генеральной губернии «Польша». Все это отчасти объясняет, почему немцами была разрешена дивизия СС «Галичина», но не дивизия «Украина».

Выходит, сегодня те, кто пытаются выделить в отдельный военный вопрос» Украину, вычленив ее из общесоветского дискурса, формально продолжают дело Розенберга? «Украинцы освободили Освенцим» (на том основании, что фронт, принимавший участие в освобождении, назывался Первым Украинским) — это из той же оперы. Раз войсковое формирование называлось «украинским» — значит, в нем воевали только этнические украинцы? А в Белорусских фронтах — только белорусы? Излишнее акцентирование внимания на этническом факторе в большой войне — это попытка некорректного наложения современных понятий и границ на реалии 80-летней давности. Мы же не вычленяем судьбу австрийских солдат из общей судьбы воинов Третьего Рейха? Для немцев Украина была частью СССР, о чем прямо заявил представитель немецких властей Эрнст Кундт на встрече с делегацией бандеровского украинского государства в июле 1941 года в Кракове: «Возможно, вы чувствуете себя союзниками Германии. Но по военной терминологии для нас не существует такого союзника, как Украина. Мы — завоеватели территории Советского Союза!».

Можно говорить и о других элементах новой концепции. Но она сводится к одному: необходимо разрушить, уничтожить культ Победы. Обесценить или отменить день 9 мая — перенеся его на 8 мая (мол, так празднуют на Западе). При этом мы должны не праздновать, а скорбеть. Хотя какое отношение имеет наша Победа к их часовым поясам — не пойму. В Киеве в момент подписания Акта о безоговорочной капитуляции Германии часы показывали 1:01, 9 мая. В пригороде Берлина, Карсхорсте — 23:01, 8 мая. В Вашингтоне вообще было 17:01, 8 мая. Все по-честному. Зачем использовать разницу в часовых поясах для манипуляций исторической правдой и исторической памятью?

Растворив Великую Отечественную во Второй мировой мы получили исторический коктейль, посильнее коктейля Молотова. В идеологическом плане. Казалось бы, вроде ничего не изменилось — Великая Отечественная и раньше считалась составной частью Второй мировой. Но теперь исчезло понимание того, что все события, имевшие отношение к СССР, перестали восприниматься как единая связка, единое пространство, с единой системой ценностей и дефиниций. Отказавшись от 9 мая и превратив Победу в День скорби, мы нивелируем доблесть наших предков и доблесть оружия, которое было не русским, не украинским, не белорусским и не казахским, а общим. Мы сознательно вырезаем себя из общего контекста, обособляемся, отмежевываемся.

Но есть еще один момент. Победа — это точка в войне. Отказ от победы — это отказ от понимания того, что война закончилась. А значит, отсюда и следующий посыл: война продолжается. Возможен реванш. Возможен пересмотр результатов войны — и этот пересмотр тихой сапой сегодня продолжается: нивелируется значение институтов, созданных в качестве инструментов достижения мира на планете и недопущения новых конфликтов; перекраиваются границы государств и снова сильные увеличивают свое влияние за счет слабых; происходит реабилитация тех, кого считали преступниками; в мире снова формируются гегемоны и блоки вокруг них. Экономический кризис, предшествовавший Второй мировой, снова проявляется — под металлические звуки неомилитаризма.

Именно поэтому так необходима память о подвигах предков и о Победе. 9 мая наполняется новой символикой и новым значением.

korrespondent.net