Блошиный рынок нашей истории

«В 1912 году Киса Воробьянинов, будучи предводителем дворянства, слыл заядлым филателистом и увлёкся коллекционированием земских марок, пытаясь перегнать английского коллекционера из Глазго мистера Энфильда.

Узаконив в земстве выпуск марки Старгородской земской почты в количестве двух экземпляров, он собственноручно разбил клише, а на нижайшую просьбу знаменитого английского коллекционера продать ему одну марку за любые деньги написал весьма невежливый ответ латинскими буквами: «Накося - выкуси!».

- В этом анекдоте изложена вся психология местечкового коллекционера…

- Это не анекдот, это сценический образ Воробьянинова, который разрабатывали Ильф и Петров…

- Какой еще образ?

- Обыкновенный. Они работали вдвоем, и нужно было определиться с характером Кисы Воробьянинова, чтобы мотивировать его поступки адекватно, без разночтений… Сколько стоит этот журнал?

Воскресный день. Гуляем с приятелем возле неработающего фонтана на площади рядом с ДК строителей. Здесь по выходным собираются городские нумизматы, филателисты, филокартисты и прочие коллекционеры. Случайно наткнулись на старую подшивку журнала «Искусство кино» за 1974 год, где напечатан сценарий замечательного фильма «Ехали в трамвае Ильф и Петров». Забрали этот номер «за дорого» - 10 гривен.

Мой товарищ - уважаемый в городе коллекционер и скептически относится к бездумному накопительству однородных вещей. Нумизматы, фалеристы и прочие собиратели артефактов часто просят его атрибутировать монеты, ордена и нагрудные знаки. Он никому не отказывает и читает своим «неразумным коллегам» лекции по истории, сфрагистике и графологии. Сегодня мы неожиданно «свалились в тему» о психологии местечкового коллекционера.

«Результатники» и «процессники»

- Будете брать - двадцатку скину…

- И сколько всего получится?

- 480 долларов…

Мы остановились рядом с теткой, которая разложила на газетах разнокалиберный фарфоровый сервиз. Старые пожелтевшие блюда, соусники и супница. Все предметы расписаны сценами конной охоты, некоторые тарелки склеены, кое-где утрачены детали рисунка.

- А чего так дорого? – мой приятель аккуратно ставит на землю салфетницу.

- Дорого?! Почти даром отдаю. Деньги нужны на операцию. Это сервиз из офицерского собрания Тенгинского полка. С этих тарелок сам Лермонтов кушал! Мне бабушка говорила, а ей дед рассказывал…

- Вы уверены?

- Так, ребята, не морочьте голову. Я эту посуду в музей носила, мне там все подтвердили.

- Ну что ж, удачи вам.

Отходим в сторону. Старый фарфор отражает солнце поблекшим глянцем.

- Слушай, а может, действительно, Михаил Юрьевич ел из этих тарелок?

- Издеваешься, - приятель посмотрел на часы, - Лермонтов не мог есть из этих тарелок по определению. На обратной стороне стоит товарное клеймо с датой: «Гюстав Линц. 1858». Поэт к этому времени уже семнадцать лет как был в могиле. Это вообще какой-то поточный сервиз, конвейерное производство для русских помещиков. Он даже сделан не на заказ. Мейсенский фарфор – примитивное ремесло. В офицерском собрании Тенгинского полка если и присутствовал столовый набор, то он должен был прийти от Виноградова. Виноградовские мануфактуры поставляли в армию и на флот всю фарфоровую посуду.

Площадь постепенно заполняется народом. Нумизматы раскладывают на фонтанном бордюре альбомы с монетами, филателисты скучковались возле самого входа. Атмосфера неравной мены и надувательства настолько сконцентрирована в этой толпе, что делается неуютно.

- Она таки всучит эти «лермонтовские» тарелки. – Наша тетка вцепилась мертвой хваткой в молодую пару и уговаривает купить сервиз «на подарок».

- Вряд ли. За клееные блюда таких денег не дадут. Она пытается продать сервиз всем, а, значит, не продаст никому…

- В смысле?

- Ей нужно определить заранее, кому и что предлагать, а она этого не знает. Не знает элементарщины. Условно всех коллекционеров можно разделить на две большие группы: «процессники» и «результатники». «Результатники» стремятся в каждом деле дойти до финальной точки. Эти люди в сборе коллекций ориентированы на полные завершенные серии по своей теме. Они обычно выбирают предметом собирания те вещи, которые могут быть чем-либо ограничены. Вот Киса Воробьянинов изготовил две марки, погасил их и стал обладателем самой полной в мире коллекции земской почты. Он пришел к результату и… сразу потерял интерес к коллекционированию. «Процессники», наоборот, увлечены самим процессом обретения артефактов. Эти люди способны собирать что угодно, каждый новый экземпляр делает их счастливыми. Поиск и обретение нового экспоната для них важнее самой вещи, которая уже хранится в их коллекции.

Я недавно читал интересную монографию какого-то психоаналитика о том, что страсть к коллекционированию свойственна людям, которые испытали чувство потери, расставания или же иные серьезные психологические травмы. В этом случае люди, живущие в постоянной тревоге и перманентном стрессе, приводят себя к душевному равновесию через обладание коллекционными предметами. Ведь экспонаты принадлежат только владельцу, и он может абсолютно контролировать их. Эта тетка с сервизом – торговка, ее здесь обязательно обманут. Пойдем, посмотрим на брегеты, мне из Москвы заказали пару «чистых» часов.

- «Чистых» - это не ворованных?

- Нет, «чистых» – это без подарочных надписей.

Без подарочных надписей

- Мне кажется, что твой психоаналитик перегнул палку… или ты его неправильно цитируешь. – Проходим по боковой аллейке скверика мимо икон. - Коллекционирование - это вечный поиск материальной пищи, объектов культурного наследия, с единственной целью: заполнить пустоты своего внутреннего мира и заменить неопределенность будущего стабильным накопительством в настоящем.

- Это слишком сложно для меня… – приятель остановился возле старичка с иконками и какими-то картинками. – Давай тут посмотрим. Покажите этот портрет.

Перед нами небольшая миниатюра. Глубокое масло и темный фон. На переднем плане в полупрофиль светлый лик царского вельможи. Красный мундир, треуголка в плюмаже, ордена и эфес шпаги с драгоценными камнями.

- Уважаемый, чьих кистей картина?

Старик медленно поднимается с раскладного стула, медленно заходит за наши спины и… молчит. Смотрит вместе с нами на картину и молчит.

- Кто автор?

- Не кричите, я хорошо слышу.

Опят молчит.

- Ладно, - приятель ставит миниатюру на место. – Пойдем отсюда…

- Это генерал, которого никто не знает, – дед очнулся и поднял картинку. – Фамилия у него была Меллер-Закомельский. Герой французской войны. Дрался с Наполеоном…

- Кто автор?

- Автор неизвестен, но говорят, что это неизвестный портрет Федотова.

- Ну конечно, Федотов… кто, кроме Федотова, такую красоту намалюет? Пошли отсюда.

- Что-то сегодня у нас сплошная классика, - продвигаемся через плотную толпу к часовщикам. - Если не Лермонтова встретим, то на Федотова наткнемся.

- Чем тебе не понравился художник Федотов?

- Если это Федотов, то я папа римский. Когда генерал от артиллерии Петр Иванович Меллер-Закомельский умер, будущему художнику Павлику Федотову было всего 8 лет. Он был из небогатой семьи и никогда не делал портретов вельмож. Эта картинка – тупой, безграмотный новодел. Ленты не соответствуют орденам, а прусский «орел» висит на металлической цепи, как у гопника.

Пришли к часам. На небольшом пространстве в боковой аллее несколько коллекционеров выставили продажный фонд. Куча разного металлолома: от советских будильников «Ереван» до подозрительных луковиц в желтом металле. Циферблаты «Павел Буре» со стрелками от спортивного секундомера, потертые корпуса «под золото».

- Ремесленники. - Мой собеседник взял массивную луковицу на цепи. - Вот смотри, берешь старый корпус, вставляешь современный механизм и получаешь за пять копеек работающие часы от Луи Бреге. В Николаеве есть настоящие умельцы, которые чинят старые механизмы так, что очень трудно разобраться, где современные детали, а где «родные». Лепят новые балансовые платформы, изготавливают биметаллические пружины – от старых не отличишь. Подожди здесь, мне нужно поговорить.

Мой приятель отходит в сторону и о чем-то тихо говорит с одним из «часовщиков». Жмут руки, прощаются.

- Вот и все. Через неделю у меня будут два настоящих «Ле Фар»…

- Что такое «Ле Фар»?

- «Le Phare» - швейцарская фирма. Трехкрышечный корпус, серебро 875-й пробы, стрелки из вороненой стали. Хорошие часы. Старые, но распространенные. Получилось недорого…

Оглядывается по сторонам. Народ начинает потихоньку собираться домой. Беспорядочная толпа распалась на отдельные кучки «по интересам». Филателисты, нумизматы, фалеристы и филокартисты болтают между собой. Это настоящие коллекционеры, у которых есть потребность общаться с себе подобными.

- Слушай, - трогаю собеседника за локоть, - этот твой приятель-часовщик настоящие часы не приносит сюда на продажу?

- Нет конечно. Все серьезные люди совершают сделки на приватной территории. Это ж блошиный рынок. Тут нормальные коллекционеры появляются из любви к искусству. Это, скорее, ритуал, чем желание обрести что-то стоящее. Наступает воскресенье, они набивают в сумки всякую белиберду и приходят потрещать друг с другом. Хотя… хотя бывают и свои штормы. Помню в начале 90-х - здесь тогда еще валютой торговали - крымчане привезли римский щит…

- Как - римский щит? Он же деревянный, на коже…

- Вот-вот. Сохранились все металлические обкладки и ручник. Они его отреставрировали, получился совершенно гениальный щит I Италийского легиона. Торговали его очень долго. Он тут по кругу ходил, наверно, месяца три и… уехал в Киев. Местные пацаны не захотели расстаться с деньгами…

- Дорого?

- Сорок штук. Впрочем, дело даже не в цене. Любой блошиный рынок предполагает дешевизну, а эксклюзивные артефакты дешевыми не бывают. Николаевские коллекционеры вообще отличаются от всех прочих. Они предельно интровертны и скрытны. Если одесситы, приобретая уникальные вещи, стремятся себя занести в различные каталоги и реестры, участвуют в коллективных выставках, то в Николаеве это единичные случаи. Помню только пару выставок коллекции открыток Юрлова…

- Мне кажется, что для наших коллекционеров собирание вещей - больше бизнес, чем страсть…

- Нет, скорее, не бизнес, а тупой эгоизм… даже не эгоизм, а крайняя его степень – эгоманьячество. Они владеют вещью, и только они имеют право ею пользоваться. Почему в городе до сих пор нет музея частных коллекций? Почему киевляне Шереметьевы приезжают в Николаев и устраивают для горожан шикарную выставку из своего собрания артефактов времен Крымской войны? Почему никто из николаевцев не торопится показать свои тематические собрания? Таких «почему» набирается много. Все наши собиратели воспитаны на этом блошином рынке. Они историю здесь изучали. Состоялись как коллекционеры на мелком обмане и ничтожном честолюбии. Реализовывать себя в обладании уникальными вещами абсурдно и глупо. Это как по Канту: вещь – сама по себе, ты – сам по себе.

- Интересное толкование Канта. А почему ты не выставишь свою коллекцию?

- Моя коллекция давно в витринах одесского музея, я дома ничего не держу.

Площадь у фонтана пустеет. Народ разошелся по домам. На асфальте остались старые газеты и обрывки полиэтилена. Блошиный рынок нашей истории растворился в городских квартирах. Через неделю народ опять принесет сюда старые монеты, картины и открытки. Осязаемое предметное прошлое дает им возможность пережить непредсказуемое завтра.