Как история Украины-Руси стала частью истории «общерусской»

День

«Киев — мать городов Русских», «Русский князь Ярослав Мудрый», «гениальный памятник (древне)русской литературы — «Слово о полку Игореве»... Подобные примеры, кажется, можно множить бесконечно. Это именно тот случай, когда «незначительные» оттенки слов имеют огромное, без преувеличения, историко-политическое значение. Ибо «великие государи московские» (начиная еще со второй половины XV века) прекрасно знали, что делали, когда подменяли историю древнерусского государства Владимира Святого, Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха (древнерусского — от слова «Русь»!) историей «Руссии» (такой термин использовали в своих документах кремлевские цари и великие князья XV — XVІ веков), Московии, затем — Российской империи, «России» (со времен правления Петра І). Знали, что делали, ибо историческое первородство, историческая преемственность, в конечном счете, историческая легитимность — категории как минимум не менее важные, чем золотой запас страны, размеры ее территории или оснащенность ее войска. Присвоить историю Украины-Руси, «вмонтировать» ее как неотъемлемую составную часть в концепцию истории «общерусской» — без этого невозможно было создать самодержавное, жесточайше централизованное Московское государство Ивана ІІІ, Ивана ІV Грозного и царя Алексея Михайловича, присоединить извечные земли Украины-Руси и в конечном счете железом и кровью спаять абсолютистскую монархию Петра І. Вот почему нам, украинцам, сам Бог велел очень четко различать слова «руський» (от «Руси», той, древней!) и «русский» («російський»); россиянам это различие проводить гораздо сложнее: в силу ряда политических причин и традиций слова «сливаются».

Как происходила эта подмена? Важно учитывать, что началась она отнюдь не в первой половине ХІХ века, когда опубликовал свою знаменитую «Историю государства Российского» Николай Карамзин и выступил со своей «общерусской» схемой истории восточных славян Михаил Погодин. Более того, инициаторами сего «славного дела» были вообще не ученые-историки, а давние правители московские — великие князья, цари вкупе с предстоятелями православной церкви — митрополитами, потом патриархами московскими (эти высшие иерархи вполне сознательно стремились к укреплению самодержавной Московии, отводя при этом и себе вполне «почетную» роль духовных наставников светских владык).

Для понимания процесса самодержавной «подчистки» истории совершенно необходимо иметь в виду, что летописи — этот важнейший носитель исторического сознания и памяти народа на протяжении многих столетий — велись в XІV — XVІ веках (мы берем пока что для анализа именно этот период) либо при дворе московских великих князей (это абсолютное большинство текстов), либо при дворе митрополитов (об их политической ориентации мы уже упоминали). Уже в первом так называемом общерусском летописном своде митрополита Киприана (его еще называют Троицкой летописью, 1409 год) явно видно стремление «возвысить», «приподнять» именно московских князей над соседними властителями — князьями тверскими, рязанскими, нижегородскими, даже над Великим Новгородом... «Процесс пошел», и развивался этот процесс не одно столетие; заметим, что еще одно историческое событие, очень важное для понимания рассматриваемой нами темы, — это переезд киевского (!) митрополита Петра сначала во Владимир, а затем в Москву (1301 год).

Далеко не сразу великие князья московские нашли идеологическое «обоснование» легитимности и прочности создаваемого ими методом «огня и меча» единого централизованного государства. Для этого потребовались масштабные исторические фальсификации, «подчищение» летописей, «воспитание» непокорных монахов-летописцев с применением кнута, пыток и казней (особенно на этом поприще проявил себя Иван ІV Васильевич Грозный). Вкратце вся эта «идеология» сводилась к следующему: великие князья (затем цари) московские есть прямые потомки и наследники славных князей Киевской Руси (Украины-Руси) из династии Рюриковичей (вот откуда «русский» — производное от «Русь», употребляемое фактически в значении «московский», «принадлежащий к наследию великих князей московских»!). Ибо, как утверждал уже великий князь Иван ІІІ (1462 — 1505), «мы из колена князей владимирских и суздальских — самодержавнейших и старейших из колена Рюрикова (в действительности же эти князья владимирские — Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо — вовсе не были сильнейшими и «самодержавнейшими» среди правителей древнерусских княжеств, «первыми среди равных» оставались князья киевские!) И таким вот образом Иван ІІІ, Иван ІV, Василий ІІІ и прочие самовластные «великие государи», ревностно «собирая земли» вокруг Москвы, возводили источники своей власти, силы, легитимного права на престол прямо к великим князьям Киевским Владимиру Святому, Ярославу Мудрому и Владимиру Мономаху (вот откуда Ярослав Мудрый — не «князь Руси», но «князь Русский»).

Очень любопытным памятником для обсуждаемого нами предмета является так называемая Никоновская, или Патриаршая летопись середины XVІ века (эпоха Ивана ІV). Она начинается с изложения всемирной истории и включает в себя библейские исторические книги, византийские хроники и ряд других сочинений по истории рода человеческого. Грандиозным был и общий замысел: московская («русская») история представлена в летописи как часть истории всемирной. Царства Иудейское, Вавилонское, Эллинское, Римское и Византийское пали; их преемником, по мысли составителей свода (и его самодержавного редактора Ивана Грозного), является именно Московское государство — единственно возможный законный наследник Древней Руси. Самый род великих князей и царей московских Иван ІV возводил... к Августу, цезарю римскому, от которого вели свои родословия многие государи Европы.

Колоссальный Лицевой свод (то есть список, украшенный миниатюрами) Никоновской летописи потребовал грандиозных расходов и усилий. Было специально закуплено большое количество итальянской бумаги высшего сорта; лучшие живописцы трудились над его миниатюрами. Привлекли сотни писцов. Один только первый том содержал 2062 страницы и 1677 миниатюр; всех же томов было десять. Но с точки зрения царя, все это было политически абсолютно необходимо: надлежало провести единую «мысль государственную» о преемственности царского достоинства «русских» государей от римских и византийских императоров, об исконности единодержавия на Руси, об историческом праве московского царя на все наследие Киевской Руси (Украины-Руси), в том числе и на то, которым тогда владели Польша и Великое княжество Литовское. Все государство рассматривается как вотчина великих князей и царей московских, они — единственные владетели Русской земли, полновластные распорядители ее судеб.

Уместно здесь вспомнить и знаменитого монаха Псковского Елеазарова монастыря, Филофея, ревностно поддерживавшего идею московского единодержавия. Именно ему принадлежит печально знаменитая фраза: «Москва — третий Рим» (примерно 1510 год). Вся история рассматривается Филофеем как история преемственности царства вечного Рима. Был древний, «ветхий» Рим. Он пал. Пал и второй Рим — Константинополь. Единственным носителем «истинной веры» и всего духовного наследия Древней Руси оказывается, разумеется, Москва, — не Киев. «Наша же Русская земля (т. е. государство Московское, по разумению Филофея. — И. С.) растет и младеет и возвышается, ей же расти и молодеть и расширяться до скончания века». Русское — Московское — царство есть третий, и последний, Рим. «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не быть», — писал Филофей. Русский царь — наследник власти императоров ветхого и нового Рима, отсюда вытекает его ответственность перед подданными: «Сего ради подобает тебе, о царю, содержать царство твое со страхом божиим», — так выразился ученый монах Филофей.

«Страх божий» (а точнее, судьба человеческой личности в ту жестокую пору укрепления московского самовластья, никаких законов не признававшего и без зазрения совести присвоившего имя и наследие Древней Руси) — это тема большая и серьезная. Надеемся в ближайшее время коротко осветить ее в «Дне». Сейчас же остановимся на очень характерном термине, употребленном Филофеем: «Русская земля». Это не только «земля» в прямом смысле слова, но и «государство», и «народ». Причем показательно, что два эти ключевые понятия весьма часто отождествляются как в летописях, так и в официальных государственных документах Московского государства ХVІ — ХVІІ веков. Однако уже в ту эпоху в ряде передовых европейских стран (Англии, Швеции, Голландии, Швейцарии, в какой-то степени в Речи Посполитой и Великом княжестве Литовском, в состав которых были интегрированы этничные украинские территории) «государство» и «народ» были далеко не равнозначными категориями; так, королева Англии Елизавета І, обращаясь в 1566 году к членам своего парламента, заявила: «Я и министры мои не всегда знаем правду о том, чего мой народ хочет; отсюда различного рода недоразумения, но власть наша эти недоразумения будет устранять» (то есть «водораздел» между государством и народом уже ощущается). О том, с какого рода государством предстояло «воссоединиться» украинцам в ХVІІ — ХVІІІ веках, свидетельствует один весьма красноречивый пример. В том же 1566 году, в разгар массовых убийств «опричнины», царь Иван ІV созвал Боярскую думу (номинально — высший законодательный и представительный орган). Бояре — члены Думы послушно поддержали террористический курс царя, но посмели подать монарху верноподданейшую «челобитную» с униженной просьбой если не прекратить, то хотя бы приостановить кровавые расправы. Все те, кто посмел вручить царю челобитную, были схвачены и после жестоких пыток казнены по приказу царя. Сравним это не с демократическими традициями запорожских казачьих «кругов», где назначались и снимались кошевые атаманы, а хотя бы с регламентом сейма тогдашней Речи Посполитой, где каждый депутат (посол) имел право вето на любое решение. Что ни говори, разница весьма ощутимая...

Вовсе не только символической, но наполненной вполне реальным политическим (великодержавным) содержанием была и хорошо известная в истории акция: «В лето 1547, января 16-го, в воскресенье, венчан был на царство Русское благоверный великий князь всея Руссии Иван Васильевич, царским венцом и бармами (принадлежность княжеской или царской одежды. — И. С.)». В ходе этой церемонии на будущего Ивана Грозного была возложена знаменитая «шапка Мономаха», входившая в «большой наряд» московских государей, надевавшаяся в торжественных случаях и служившая символом власти. Венец необычайной красоты и ценности связывался с представлениями о преемственности власти московских государей от князей владимирских, а через них и киевских. Великие князья московские заявляли, что он достался им от «великих» владимирских князей, которые сами получили его из Киева. Первым обладателем этого богатейшего убора был официально провозглашен великий князь киевский Владимир Мономах. Вот так символически была «подтверждена» мнимая преемственность великих князей и царей московских — и Киевской Руси. Интереснее всего, что, по мнению многих ученых, «шапка Мономаха» — это на самом деле произведение восточных, бухарских мастеров, она была подарена московскому князю Ивану Калите золотоордынским ханом Узбеком (двадцатые годы ХІV века)...

«Слава и самое имя Руси от нас к Москве перешло». Абсолютно не случайно, что автор «Истории Русов» вложил эти слова в уста гетьмана Ивана Мазепы, поднявшегося на борьбу за независимость Украины. Когда решен вопрос о политическом первородстве — многое становится ясным.

Игорь СЮНДЮКОВ