Мужичья чума, или чем был 33-й год на Украине

Максим Соколов 

Источник: http://izvestiya.ru/

Насчет того, чем был 1933 год на Украине, меня просветил не В.А. Ющенко, а ближайшие родственники, причем весьма давно. Полтавский хохол, дедушка, рассказывал, как он уже валялся на дороге в голодном обмороке, и ему еле хватило сил отползти от труповозки. Прабабушка из русской деревни Харьковской губернии рассказывала, как трупы малых детей бросали на телегу, как поросят. В том, что это был ад кромешный, меня убеждать не надо.

Иное дело, что признание голодомора (причем далеко не только украинского - а Северный Кавказ куда? А вообще вся мужичья чума куда?) страшным большевицким злодеянием никак не отменяет обязанности корректно определять мотивы и формулировать природу этого злодеяния. Того требует простейшее уважение к истории. Подобно тому, как Л.П. Берия был в крови по горло, но английским шпионом он не был, и такое обвинение есть издевательство над историей, точно так же устроенный коммунистами искусственный голод в богатейших хлебородных областях является одним из тягчайших преступлений советской власти, но геноцидом он не является, поскольку отсутствует такой квалифицирующий признак геноцида, как истребление по этническому критерию. Национальная принадлежность мужика коммунистов совершенно не интересовала.

Советская история действительно знает репрессии по чисто этническому признаку - одна ссылка народов чего стоит, но в случае с немцами Поволжья, крымскими татарами, чеченцами, понтийскими греками etc критерий совершенно очевиден. Брали по пятой графе, нимало того не скрывая и тем самым нимало не принуждая будущих историков к той эквилибристике, которой занимается В.А. Ющенко, доказывая недоказуемое.

Не говоря уже о том, что национальные репрессии есть дело более позднего времени - первый опыт взятия чисто по крови есть ссылка дальневосточных корейцев в Среднюю Азию в 1937 году, - нет никакой надобности придумывать геноцид там, где совершенно очевиден сословный признак уничтожения. Причем у кремлевского горца, душегубца и мужикоборца тут даже не было никакого особого отступления от ленинских начал. Советская власть изначально явила себя мужикоборческой, поскольку еще со времен продразверстки возможный отказ мужика поставлять хлеб был вечным кошмаром коммунистов. Ответом на неэквивалентное изъятие всегда мог сделаться самосев, т.е. производство продовольствия исключительно для собственных потребностей. Произведенное в год голодомора тотальное изъятие всего продовольствия как раз имело целью покончить даже с мыслью о самосеве. Великий перелом в том и заключался, чтобы навсегда переломить хребет самостоятельному крестьянскому сословию - совершенно безотносительно к национальности мужика.

Добавим к тому, что сталинское определение хлеба - "валюта валют" - отражало не только исконный страх коммунистов, что мужик задушит их рукой голода, но имело еще и буквальный экономический смысл. На тот момент хлеб был главной экспортной статьей, твердая валюта нужна была до зарезу, а мировая депрессия очень сильно сбила хлебные цены. В Америке жгли зерно в паровозных топках не от хорошей жизни. В результате хлеб шел на экспорт по демпинговым ценам, т.е. для получения того же количества валюты вывозить надо было существенно больше. Нетрудно представить, что это означало для зон высокотоварного земледелия - в частности, для Украины. Украина пала жертвой тотального изъятия не потому, что Мыкола и Грицько говорили на мове, а потому, что она (наряду с Северным Кавказом, где ад был такой же) была главным производителем товарного хлеба. Полный пролетарский интернационализм.

Будь изложенное выше вовремя сказано, будь коллективизация на официальном уровне признана мужичьей чумой и одним из самых тяжких преступлений Сталина, у того же В.А. Ющенко было бы значительно меньше простора для фантазий о геноциде. Фигура же умолчания развязывает языки готовым говорить несообразное.

Нечто подобное получилось и с Прибалтикой. Будь в свое время признано, что в 1940 году имела место далеко не добровольная аннексия прибалтийских стран, почвы для разговоров об оккупации было бы куда меньше. Честность - и в самом деле самая разумная политика.