Фашизм снова на марше?

inopressa

На прошедших выборах в Европейский парламент от Великобритании прошли делегаты от ультраправой Британской национальной партии; неофашисты получили поддержку и в других странах. Журналисты The Independent обратились к британским историкам с вопросом: это угроза фашизма или протестное голосование?

Майкл Берлей, автор книги "Третий рейх. Новая история", отмечает всю глупость исторических аналогий - сейчас не второе издание 1930-х годов: мир сильно изменился, в том числе с точки зрения организации политических партий. В двух словах, "у Гитлера не было твиттера".

Ситуация в Европе также принципиально другая, замечает он: континент не переживал недавно катастрофическую войну. Не универсально и высказывание о том, что рецессия способствует популярности ультраправых, указывает Берлей: в Италии, например, фашисты пришли к власти задолго до Великой депрессии, а безработные в Германии традиционно голосовали за коммунистов.

Берлей считает примечательным, что, согласно общему мнению, левые партии могут эволюционировать в сторону, скажем, еврокоммунизма, но в отношении крайне правых сил непременно действуют стереотипы 1930-х годов. В принципе это выгодно левым. Не стоит запрещать БНП, пишет Берклей, лучше поподробней расспросить ее членов о политической и экономической программах - они сами докажут свою некомпетентность. Скорее всего, за БНП голосовал разочаровавший электорат лейбористов в качестве протеста. Волноваться нужно будет только в том случае, если этот результат повторится и станет трендом. Однако стоит беспокоиться за Прибалтику и Восточную Европу - в условиях кризиса и недостатка опыта демократии там к власти может прийти кто угодно.

Ричард Овери, автор книги "Болезненный век: Британия между войнами", подчеркивает, что в Британии голосование было, скорее, протестным с учетом глубокого политического кризиса и подрыва доверия к институту парламента, однако и в такой ситуации большую часть голосов недовольных избирателей собрала "Партия независимости". Это значит, что со временем ситуация стабилизируется.

В Европе же, продолжает Овери, все иначе: там продолжился ползучий сдвиг вправо. Впрочем, к фашизму как историческому явлению нынешние европейские правые имеют мало отношения: их программы строятся на страхе - перед Китаем, исламом, иммигрантами, европейской интеграцией и прочее. В то же время у них нет конструктивных социальных программ действий.

По мнению Кэтлин Берк, профессора новой и новейшей истории в Университетском колледже Лондона, в отличие от 1930-х годов, сейчас не приходится говорить о популярности неофашистов - просто некоторое количество избирателей проголосовали за маргинальные партии.

Трудно себе представить такой катаклизм, продолжает она, в результате которого БНП не только увеличит число сторонников, но и победит на выборах. Скорей всего, результаты европейских выборов - протест, который даже не повторится на всеобщих выборах. Тем не менее, реальная угроза прихода ультраправых к власти существует в Австрии, Венгрии, Румынии и Польше, отмечает Берк.

Эрик Хобсбаум, автор книги "Век крайностей: короткий двадцатый век (1914-1991)", замечает, что эти выборы и впрямь показали некоторый успех ультраправых и общий сдвиг европейский политики в сторону правоцентристов, однако все дело в кризисе левых сил.

То же происходило и во время Великой депрессии - на выборах 1931 года у лейбористов осталось всего 50 мест в Палате общин. Сейчас социал-демократические партии в упадке: рабочий класс в привычном своем виде больше не существует, и левым силам приходится искать новую идентичность.

Джоанна Бурке, профессор истории из Беркбек-Колледж, отмечает, что проблемы антисемитизма и расовой ненависти куда острее стоят в континентальной Европе и США, нежели чем в Британии. В США правые религиозные силы в целом составляют мощную политическую силу.

Свой оптимизм Бурке объясняет верой в британские политические институты: если в Италии фашистов запретами превратили в "мучеников", то британские фашисты во главе с Мосли спокойно пребывали в правовом поле. БНП, заключает она, не надо запрещать, ее надо маргинализировать и высмеивать.

Дэвид Кинастон, научный сотрудник университета Кингстон, проводит исторические параллели, напоминая, что Гитлер стал канцлером Германии лишь через четыре года после начала Великой депрессии, и если считать за начало нынешнего кризиса сентябрь прошлого года, то нас ждут, возможно, еще более тяжелые его последствия.

Хуже всего, полагает Кинастон, что нынешняя рецессия сопровождается популизмом крупных партий, которые, кажется, не могут относиться к избирателям не как к детям, и потерей веры в демократические институты - люди не просто индифферентны, они прямо-таки невежественны в вопросах политики. Надо дать БНП проявить свою сущность, считает Кинастон, чтобы не дать ей и дальше манипулировать системой.

По словам Нормана Дэвьеса, члена Британской академии наук, любые сравнения с Веймарской Германией, мягко говоря, преувеличены. Тот фашизм вырос из крупного военного поражения, жертвами которого стали миллионы немцев, из морального унижения от Версальского договора, называвшего Германию единственной виновницей Первой мировой. Сама по себе экономическая депрессия не привела бы фашистов к власти, уверен он.

Дэвид Стивенсон, профессор мировой истории в Лондонской школе экономики, замечает: хотя избрание двух депутатов от БНП не может не беспокоить, с другой стороны, удивительно, что число проголосовавших за ультраправых сравнительно мало, учитывая нынешнюю рецессии, рост количества иммигрантов и крупный скандал, в котором оказались замешаны все ведущие партии.

Параллель стоит проводить не с 1930-ми годами, продолжает он, а с успехом Ле Пена в 1980-х. Так же, как его "Национальному фронту" удалось собрать голоса вчерашних сторонников компартии, БНП получила поддержку электората лейбористов. Риторика о сохранении британских рабочих мест для британцев нашла отклик в их сердцах.

Еще большую обеспокоенность вызывает континентальная Европа: если во Франции и Германии ультраправые не получили значительной поддержки, то в Венгрии и Прибалтике складывается тревожная обстановка, а Италия стала западноевропейским эквивалентом российской управляемой демократии, говорит профессор.