Писатель-анархист, неисправимый путешественник, выдумщик, запутавший биографов так, что те до сих пор не могут разобрать, где правда, а где вымысел, — таким был плут и весельчак Ярослав Гашек (1883 — 1923).
О его жизни с уверенностью можно сказать лишь одно: у Гашека была феноменальная биография. Мало того, что будущий писатель имел обыкновение пропадать в походах по нескольку месяцев, так еще и в полицейских протоколах его имя мелькало с завидной регулярностью. Штрафы, то и дело назначавшиеся ему, составили кругленькую сумму, но взыскать их было невозможно, так как стражи порядка выяснили, что «у должника нет никаких носильных вещей, которые можно было бы конфисковать, живет он у своей матери и не имеет никакой собственности, кроме того, что на нем». Сам же Гашек на своих «приключениях» еще и зарабатывал, публикуя заметки и фельетоны в пражских газетах.
Побывал писатель и на фронтах Первой мировой, и в плену, и на службе в Красной армии. Многие военные байки и анекдоты, которыми он прославился, легли в основу незаконченного романа «Похождения бравого солдата Швейка».
Мы выбрали 15 цитат из этого замечательного произведения:
В сумасшедшем доме каждый мог говорить все, что взбредет ему в голову, словно в парламенте....Хорошо воспитанный человек может читать все.
Бывало, наверное, и так: вдруг ваш собутыльник хватается за голову, вскакивает и кричит: «Иисус Мария! В восемь часов я должен был быть на службе!» Это так называемый приступ осознания служебного долга, который наступает у человека в результате расщепления угрызений совести.
От стен полицейского управления веяло духом чуждой народу власти.
Генерал уделял отхожим местам столько внимания, будто от них зависела победа Австро-Венгерской монархии.
А ядовитые газы для нашего брата — дело привычное еще с казарм — после солдатского хлеба да гороха с крупой.
Без жульничества тоже нельзя. Если бы все люди заботились только о благополучии других, то еще скорее передрались бы между собой.
В атмосфере продажной любви, никотина и алкоголя незримо витал старый девиз: «После нас — хоть потоп».
Не всем же быть умными. В виде исключения должны быть также и глупые, потому что если бы все были умными, то на свете было бы столько ума, что от этого каждый второй человек стал бы совершеннейшим идиотом.
Швейк заметил, что в трактире он никогда о политике не говорит, да вообще вся политика — занятие для детей младшего возраста.
Великой эпохе нужны великие люди. Но на свете существуют и непризнанные, скромные герои, не завоевавшие себе славы Наполеона. История ничего не говорит о них. Но при внимательном анализе их слава затмила бы даже славу Александра Македонского.
...Был у нас лейтенант Прохазка, так тот сильно не ругался. Так только скажет, бывало, своему денщику: «Эх ты, очаровательная корова!»
— Ничего не поделаешь, — серьезно ответил Швейк. — Меня за идиотизм освободили от военной службы. Особой комиссией я официально признан идиотом. Я — официальный идиот.
Его глупость была настолько ослепительна, что были все основания надеяться — через несколько десятилетий он попадёт в Терезианскую военную академию или в военное министерство.
Все-таки надо признать, — не все люди такие мерзавцы, как о них можно подумать.
