Скользкая тема

21.12.2018 в 22:27
Скользкая тема

Скользкая тема

Скользкая тема

Друг – это человек, который знает о тебе всё!

И, не смотря на это, продолжает к тебе хорошо относиться…

Есть темы, за которые благоразумные авторы не берутся: зачем трогать то, что может вызвать непонимание, бурю негодования читателей и оскорбления в твой адрес? Одна неосторожная фраза, и в твою сторону начинают лететь плевки и камни, твои слова переворачивают с ног на голову, приписывают тебе то, чего ты не говорил, домысливают за тебя то, о чем ты не думал. Что же, очевидно я недостаточно благоразумен, раз берусь за одну из таких тем. Вот только рано, или поздно каждому из нас приходится выбирать: кем быть дальше – благоразумным, или честным…

Писать о нашем городе хорошее – легче лёгкого: в нем полно того, за что его можно хвалить. Куда труднее писать о своём любимом городе плохое. Но, если быть честным, то писать надо обо всем, иначе никогда полностью не поймешь свой город и людей, которые в нем живут. А понимать и принимать его надо таким, каким он есть, если ты ему действительно друг. Ведь правду говорят: Друг – это человек, который знает о тебе всё, и, не смотря на это, продолжает к тебе хорошо относиться…

Часть 1

Понаехали тут…

-Алло! Телевидение? 
-Да, мы Вас слушаем. 
-Это программа "Жопой к селу"?
-Нет, это программа"Лицом к городу"!
-Вот именно! А к селу - то в таком случае, чем?

(из современного юмора)

К началу 60-х в Николаеве, уже в который раз за его историю, сложилась новая община жителей города, состоящая из «непроезжего», более 10 лет стабильно живущего здесь контингента людей, прибывших сюда после войны и осевших надолго.

Люди снова перезнакомились между собой, подружились, переженились и завели детей, снова знали друг – друга в лицо и по репутации, как это бывало здесь и в предвоенные годы, а до них – в предреволюционные. Эти недолгие периоды стабильности в городе возникали каждый раз после того, как в стране отгрохотал очередной социально-экономический конфликт.

Конфликты (1-я мировая война, революция, гражданская война и т.д.) влекут за собой катастрофические для городской общины последствия: люди теряют работу, разоряются, бегут из охваченной очередной вспышкой массового безумия страны, многие гибнут. В такие периоды городская община распадается. Рушится целый мир сложившихся между людьми отношений, уходят со сцены личности, которые еще недавно составляли цвет этого города, к мнению которых прислушивались, слово которых много значило для горожан, авторитет которых был непререкаем. Наступает безвременье. Но и оно со временем заканчивается, приходит новое время, начинается новый подъем городской жизни. Он опять приводит к восстановлению между горожанами человеческих отношений, прогрессу ремесел, искусства, росту комфорта, формированию новой городской общины.

60-е годы ХХ века ознаменовались небывалым подъемом судостроения в Николаеве. Завод имени Носенко (впоследствии – Черноморский судостроительный завод) и завод имени 61 коммунара потоком строили корабли самых различных классов: эсминцы, крейсеры, противолодочные корабли, «китобазы» (огромные суда для разделки туш китов), траулеры, сухогрузы. Потом пошли 2 первых вертолётоносца «Москва» и «Ленинград» а с начала 70-х – авианосцы. Для таких объёмов производства требовались десятки тысяч рабочих рук, которых в городе заведомо не было. Кадровый «голод» ощущался всё сильнее. Повсюду на проходных заводов висели огромные щиты: «ТРЕБУЮТСЯ» с длинным перечнем рабочих профессий, которые необходимы данному предприятию.

Впрочем, желающих «вкалывать» на заводе «от звонка до звонка» за скромную зарплату, среди коренных горожан становилось всё меньше. Родители-горожане, нахлебавшись в послевоенное время тяжелой, изнурительной работы на заводах за скудную плату, стремились уберечь своих чад от доставшейся им тяжелой судьбы, дать им высшее образование и вывести «в люди». Образование тогда было бесплатным и вполне доступным для любого, у кого есть голова на плечах и желание учиться. А потому отток людей с рабочих профессий на специальности ИТР (инженерно-технических работников) был массовым. В народе ходила пословица: «Если каждый «выйдет в люди» - кто ж тогда работать будет?» Ответ на этот вопрос дала сама жизнь!

Еще в 50-х, после смерти Сталина в СССР селянам выдали паспорта. Трудно себе представить, но до этого в послевоенный период жители села в СССР не имели паспортов, а потому не могли переехать жить в город и получить городскую прописку. Это было своеобразное крепостное право по - советски.

Но вот настала «Хрущевская оттепель» и началось! Селянам выдали паспорта! Из сел в города устремился поток молодежи, не желавшей более влачить жалкое существование в родном селе, где не было ни удобств, ни развлечений, ни городского комфорта, ни каких-либо перспектив. Следует сказать, что разница в условиях жизни между селом и городом в те годы была огромной. Не случайно в своё время руководящая страной Коммунистическая партия даже внесла эту проблему в один из своих главных партийных документов – Программу КПСС. Там четко был прописан курс на «стирание граней» между городом и деревней, между физическим и умственным трудом. Но, пока партия «стирала грани», сельская молодежь всё быстрее бежала в города и обустраивалась там, как могла. Те, у кого руки  росли не из заднего места, и кто не боялся работы, поступали в городские ПТУ (профессионально-технические училища), получали профессии и шли на завод рядовыми рабочими.

Кто дружил не только с руками, но и с головой - шли в техникумы, получали средне-техническое образование и, после краткого периода работы на заводе, занимали должности мастеров, начальников участков, что заметно отличало их от простых работяг и по характеру работы и по зарплате.

Самые умные и способные селяне шли туда, куда стремилась и большая часть городской молодежи – в институты. Следует заметить, что в 60-х в Николаеве не было ни одного университета, только 2 основных института – НКИ (Николаевский кораблестроительный институт им. адмирала С. О. Макарова) и НГПИ (Николаевский государственный педагогический институт имени В.Г. Белинского). Сегодня в городе каких только нет учебных заведений – лицеи, гимназии, коллегиумы, институты и целый ворох «университетов», которые, впрочем, даже будучи собранными вместе, и близко не способны дать молодежи такое образование, какое, в своё время, давал один только НКИ. И, даже если присвоить всем этим университетам звание «трижды национальный» или «межпланетный», положение от этого не изменится…

Сельских парней и девчат в институтах тогда было полно, все общежития ВУЗов были востребованы и забиты до отказа, а родители побогаче снимали для своих чад квартиры в городе. Вам наверное хорошо знаком типичный для того времени образ советского студента «Шурика» из фильма «Операция Ы», который, как вы помните, тоже жил на квартире у бабушки- «божьего одуванчика».

Выросшие в патриархальных по укладу семьях, с детства приученные к труду, воспитанные в прилежании и почитании старших сельские ребята заметно отличались от склонных к лени и комфорту горожан, часто учившихся «спустя рукава» и не признававших авторитеты. Селяне с их патерналистским воспитанием легко вписывались в строгую, требующую покорности начальству иерархическую систему советского общества и часто делали в ней блестящую карьеру, добивались выдающихся результатов в науке, производстве, государственной службе. Достаточно вспомнить, что почти все бывшие главы областной администрации в Николаеве – выходцы из села.

Поселившись в городе, селяне активно осваивали новый, непривычный для них образ жизни. Выросшие на степных просторах, они с трудом приспосабливались к городской толкотне, где ты не один, где нельзя вести себя слишком вольно, в общаге нельзя допоздна крутить музыку на купленном тобою за первую заводскую зарплату проигрывателе, где твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. Молодые жители рабочих общежитий заметно отличались от своих городских сверстников, выросших в кварталах закрытого города Николаева, где был свой постоянный круг общения, где все знали друг друга, где существовали определенные устоявшиеся правила, привычки и предрассудки, которые нельзя было нарушать. Отличались одеждой, повадками, речью, манерой себя вести. Это вызывало определенное раздражение у части местной николаевской молодежи: «понаехали тут»…

Особенно такое раздражение бытовало в среде николаевских «блатных», считавших себя молодежной элитой города, отличавшихся презрением и нетерпимостью к приезжим. Блатные частенько «наезжали» на селян, нередко грабили их и всячески унижали. У них это называлось «гонять чертей».

В начале 70-х дошло до того, что даже потанцевать в Яхт-клубе молодежь собиралась на разных танцплощадках: приезжие – на «Нижней», где играли «Скифы» и «Меллоны», а городская «золотая молодежь» (хипари, блатари и явисты) – на «Верхней», где играл «Сувенир» с легендарным «Вано» Коваленко.

Издевательства над приезжими селянами выражались в презрительных прозвищах, пословицах и анекдотах. Каких только затейливых определений и словесных выкрутасов не придумывали страдающие нетерпимостью и самомнением городские юнцы, чтобы унизить селян.

В основе этих определений лежали 2 основных понятия: «черти» и «роги». Дальше шли производные от них: чертуган, чертило, чертопхай, рогатый, рогомёт, рогинстон. Иногда в ход шло оскорбление – «жлоб», или его ласкательная форма – «жлобысэнько».

Государственные профессионально-технические училища (ГПТУ) в которых учились преимущественно приехавшие в город селяне, называли не иначе как «рогатник», или «чертятник». А само сокращенное название ГПТУ расшифровывалось не иначе, как «Господи, помоги тупому устроиться!».

Вспоминается, как на свежем, недавно положенном асфальте, перед воротами сельскохозяйственного техникума на улице Парижской Коммуны (ныне – Георгия Гонгадзе), где учились в основном селяне, кто- то мелом, аршинными буквами написал: «Роги, роги, я ваш Бог – вы с рогами, я без рог!».

Высмеивали городские юнцы и неосведомленность сельской молодежи в названиях популярных тогда западных музыкальных групп, названиях их песен и именах исполнителей. Передразнивая конферанс в сельском клубе, они объявляли по - украински: «А зараз гарні хлопці з Ліверпуля Джон Ленін і Ринго Сталін заспівають нам англійські пісні: «Їли рибу» (Yellow River), «Ця баба» (She’s a Woman), «Конь Тугеза» (Come tohether) і «Геть жуть» (Hey Jude)». А группу «Роллинг стоунз» транскрипировали не иначе, как «Рогы стонуть»...

Особенностью нашего Южного региона является то, что весь Николаев, в силу своей истории, говорил по-русски, а жители всех окружающих его сёл разговаривали на украинском. У нас в городе, если ты говоришь по-украински, означало только одно: ты – село! Селяне, недавно приехавшие жить в город, стеснялись родного им украинского языка и на людях старались говорить по-русски. И только вернувшись в стены общежития, переходили на родной им украинский язык.

Их стремление быть горожанами: заимствование языка, одежды, манеры поведения зачастую выглядело нумело, каррикатурно, вызывало смешки и подтрунивание городских жителей. Женщин-селянок, недавно переехавших жить в город, злые горожанки дразнили «гапками» (от старомодного имени Гапа - т.е. Агафья, Гапія), безвкусицу в одежде так и называли: «гапство». Отпускали в адрес селянок шуточки: «Мы вышли из села, но село не вышло из нас». Повторяли старый, еще довоенных времен стишок:

Говорила Гапа Хвесі

Що живе вона в Одесі

І вона уже не Гапа,

Бо у неї біла шляпа

Быть может такое отношение к селянам-украинцам спустя многие десятилетия стало для многих горожан одним из факторов, который повлиял на их выбор в критический для страны момент и вылился в нетерпимость ко всему украинскому, к самой Украине, как государству. И в лихую годину многие из них фактически станут на сторону врага, оккупирующего сегодня территорию исторически сложившегося украинского государства.

Однако неправильным было бы думать, что все ребята, приехавшие в Николаев из окружающего его сельского украинского мира были безобидными и невинными овечками, терпевшими несправедливые притеснения от жестокости и снобизма горожан. Среди приехавшись были разные люди. Встречались и такие, после переезда которых в город жители их родного села облегченно вздыхали – «Ну, наконец-то черти его унесли»...

Поначалу, приехав в город и поселившись здесь (как правило, в общежитии завода, или ПТУ) такие парни осматривались, а потом пытались и в городе повести себя так, как вели в родном селе. Но не тут то было: любые попытки сельских разгильдяев и сорвиголов создать здесь группы из себе подобных и «боговать» на районе и в городе получали немедленный, короткий и жесткий отпор от городских «блатных». Им очень быстро объясняли «кто в городе главный»…

Впрочем, взрослые люди, которые переехали жить из села в город целыми семьями и вели себя мирно, культурно, не допускали хамства и жлобства, очень быстро становились в городе своими и были по-доброму приняты среди привыкших к пёстрой многонациональности и «мультикультурности» николаевцев. А их дети, родившиеся и выросшие в Николаеве, и вовсе были уже настоящими горожанами.

Павлик и «Фос»

Павлик был сельским парнем - сыном главного бухгалтера совхоза «Нечаянский». После окончания школы он приехал в Николаев и поступил в НКИ. Жил в общаге на улице «Стадионная» (Бузника), но скоро понял, что развеселая студенческая братия не даст ему нормально заниматься и снял крохотную комнатушку в жилкоповских домах в районе «Желдора». Занимался прилежно, засиживался за учебой допоздна. Его комнатушка была доверху заложена книгами по судостроению, журналами «Наука и жизнь». Отдельно лежали большие иллюстрированные сборники по искусству, художественной фотографии, репродукции картин великих художников (Павлик любил и умел рисовать). В этой части комнаты соседствовали «Графика Пикассо», «Иллюстрации к Декамерону Боккачо», альбомы с работами Жана Шарбонье и других мэтров мировой художественной фотографии. На его столе то и дело возникала тяжелая чертежная доска с приколотым к ней большим листом плотной ватманской бумаги. А на нём мелкой вязью вился, постепенно разрастаясь до гигантских размеров тщательно исполненный чертеж какого-нибудь сложного механического корабельного узла с многочисленными осевыми и размерными линиями, разрезами, бисерными цифровыми и буквенными обозначениями.

Накануне зачетов и экзаменов, когда учеба становилась особенно напряженной, по всей комнатушке были разбросаны засохшие шарики из хлебного мякиша: студент волновался, переживал - отщипывал кусочек хлеба и мял его пальцами, превращая в очередной хлебный шарик. Учился Павлик на «хорошо» и «отлично». Он постоянно работал над собой, искал свой образ, носил модные тогда джемперы, остроносые туфли, рубашки на выпуск. Пытался курить. На гардеробе (подальше от шустрого хозяйкиного внучка) у него лежала пачка сигарет с ментолом, потом появилась трубка, а к ней - распечатанная пачка дорогого, ароматного трубочного табака «Нептун». Впрочем, вскоре не стало ни сигарет, ни трубки: ему пришлось бросил курить.

Непрерывная напряженная учеба со временем дала себя знать: на втором курсе у него начались проблемы со здоровьем, пришлось ехать подлечиться в санаторий. Но институт он закончил с отличием и получил специальность инженера. Потом была аспирантура, женитьба, потом защита диссертации, ученая степень, годы работы, признание и уважение в кругу инженеров – судостроителей.

К 40 годам он стал известным в научных кругах человеком, читал разработанный им специальный авторский курс в закрытом ведомственном институте повышения квалификации инженеров судостроительной промышленности при НКИ. Всегда аккуратный, одетый «с иголочки», умный, веселый и вежливый – он был замечательным, открытым человеком и приятным собеседником. В этом образованном, интеллигентном мужчине трудно было узнать бывшего сельского мальчишку.

Его прирожденная тщательность и страсть к рисованию тоже не пропали зря. Со временем он стал первоклассным реставратором. Его талант был известен далеко за пределами Николаева. Частные коллекционеры надолго доверяли ему сокровища из своих коллекций, чтобы дать им новую жизнь. Из Москвы, Ленинграда и других городов Союза к нему домой на проспект Октябрьский (ныне Богоявленский) привозили на реставрацию старинные картины, иконы, другие произведения искусства.

Всё было бы хорошо, если бы снова не подвело здоровье. Пошаливало сердце. Он берег себя, как мог: не курил, отказался от бритья модными тогда электробритвами (говорили, что токи таких бритв дурно влияют на сердце). Но время пришло и в 50 его не стало…

Он похоронен на Мешковском кладбище в одном секторе со своей бывшей старенькой квартирной хозяйкой – моей бабушкой. Его могила всегда ухожена. Он оставил по себе добрую память среди всех, кто знал его при жизни.

В начале 70-х «Фос» (кличка изменена) был молодым козырным блатным на «Сталинце». Он был 100%-м горожанином, родился и рос в центре Николаева, где его знали многие. Был завсегдатаем блатных тусовок, носил с собой нож, участвовал в поножовщинах, драках "район на район", и не раз попадал в рискованные переделки. На своём районе он и его дружки чувствовали себя «королями» и смело «вышивали» по всему городу: в Яхт-клубе, в парке Победы и во многих других местах. Где бы они ни появлялись, с ними приходила опасность и вражда. Вокруг их лихой компании всегда крутились готовые на всё молодые николаевские “прошмандовочки”, с которыми они пускались во все тяжкие. Он охотно рассказывал об этих пикантных похождениях. О том, как в эпоху повсеместного коммунистического «облико морале» они устраивали «групповухи» на квартирах в самом центре города, как развлекались в кустах вокруг танцплощадки в Парке Победы. Как на тенисном корте в Яхт клубе (на этом месте сегодня стоит дворец новоявленного «светлейшего князя Таврического») после танцев впятером «водили хоровод» вокруг одной своей общей подружки, стоявшей на коленях в тёмном уголке, и по очереди изливали свой восторг на её задранное кверху смазливое личико...

Он одевался по моде, носил джинсовый костюм, был не лишен своеобразного циничного «блатного» юморка, определенной артистичности и музыкального слуха, некоторое время был гитаристом в одном из многочисленных, модных тогда самодеятельных вокально-инструментальных ансамблей. Играл в одном из клубов в самом центре города. Но никакие занятия музыкой не могли оторвать его от привычного образа жизни, от блатной компании и остановить его лихие похождения.

Как-то раз он с музыкантами играл на танцевальном вечере в школе №13 на проспекте Ленина (ныне пр. Центральный). И надо же такому случиться, что пришедших вслед за ним его дружков (известных в районе хулиганов) не пустили на вечер. Это была грубая ошибка учителей. С одной стороны педагоги избежали возможной драки прямо в помещении школы, чем в те времена частенько заканчивались школьные вечера. С другой – избежать кровопролития им так и не удалось. Ведь надо было знать эту публику. Блатные тогда в своем районе «боговали» над всеми сверстниками, да и взрослые люди (не бандиты) их тоже побаивались. А потому гонористые юнцы даже в принципе не могли допустить, чтобы на «Сталинце» их кто-то куда-то не пустил. За такое, по их понятиям, они были просто обязаны отомстить школе!

Не прошло и получаса после начала вечера, как в спортзале, где танцевали школьники, раздался оглушительный грохот, брызнуло разбитое стекло - огромное окно, а за ним – второе со звоном рассыпались на тысячи острых осколков. Изо тьмы двора в центр танцующей толпы влетели две здоровенных каменюки. Послышался глухой удар и крик. Одной девочке камнем сильно разбило голову. Вечер немедленно прекратили, детей вывели в безопасное место и отправили домой, вызвали милицию. Впрочем – найти и наказать виновных не удалось, т.к. «короли Николаева», выместив злобу немедленно сбежали. Последнее, что видели музыканты, убиравшие аппаратуру после внезапно прерванного вечера – кровь на усыпанном битым стеклом полу школьного спортзала.

Однажды в трамвае он нос к носу столкнулся с таким же, как и он сам, лихим парнишкой, только из другой - враждебной компании. На ближайшей остановке они вышли из вагона. Последовала короткая разборка, «Фос» получил финку в живот и попал в больницу. Вскоре, однако, очухался и опять зажил привычной жизнью. Уже тогда, в начале 70-х эта компания давно отошла от николаевских уличных «правил чести» при пацанских разборках. Эти могли группой затоптать кого угодно.

Сельских «рогомётов» он на дух не переносил, презирал, называл «неграми», передразнивал их «мову» и не упускал ни малейшей возможности поиздеваться над ними, показать – кто в городе главный. Насмешки и презрениие были его обычной реакцией на селян.

Запомнился один из его анекдотов:

Вернулся «рогомёт» в родное село из города с «бланжем» под глазом. И на вопросы друзей рассказывает, как это произошло:

- Йду я оце по місту, дивлюсь - стоять якісь хлопці й кажуть:

- Эй, ты,чертило, а ну, иди сюда! - Я підійшов.

- А ну, давай - снимай «клифт» - і вказують на піджак. Я зняв.

- А ну, давай - снимай «коры» - і вказують на чоботи. Я зняв.

- А ну, давай - снимай «котлы» - і вказують на годинника. Я зняв.

- А теперь давай – «рви когти»!

- А от цього, хлопці, я вже робити не буду...

Как прошла жизнь «Фоса», что полезного этот стопроцентный горожанин принес людям, мне неизвестно. Говорят, что «шоферил» на самосвале. Пару лет назад его видели за городом – он был сторожем одного из дачных кооперативов. Пожилой, небритый, опустившийся и никому не нужный «Фос» одиноко сидел в своей сторожке, “квасил” самогон и горестно жаловался на то, что жена его бросила.

«Велик могучим русский языка» (А. Иванов)

«Нафига козе баян?»

(Николаевская пословица)

В 60-х Советский Союз был на подъёме и большинству его жителей будущее страны виделось вполне определенно: оно представлялось светлым, счастливым и радостным. Партия и правительство настраивали людей на то, что все они, независимо от социального происхождения и национальности, вскоре будут жить при коммунизме - в единой семье братских народов, пользоваться одинаковыми благами и правами. Любые попытки распространения национализма рассматривались, как угроза целостности государства и пресекались незамедлительно. А главным средством межнационального общения в те годы был русский язык. Он господствовал над всеми языками и наречиями, бытовавшими в самых отдаленных уголках безбрежной советской империи. И в самом деле: на каком еще языке могли (и до сих пор могут) поговорить между собой, к примеру – латыш и казах, грузин и украинец, белорус и удмурт? Конечно же на русском!

В обществе все больше и больше получали распространение межнациональные браки. А о вероисповедании молодоженов в те годы и вовсе не спрашивали. Совершенно свободно по единому для всех советскому обряду в ЗАГСе спокойно «расписывали» православных с правоверными, иудеев с католиками и баптистов с атеистами. Ведь религию, разделяющую людей по точке зрения на Бога и на то, что «грешно», а что «праведно» в Советском Союзе вообще не жаловали, считали вредным пережитком прошлого, а священнослужителей «держали в узде». Такова была политика государства и это вполне можно понять, ибо любое государство стремится к единству подданных под своим собственным - государевым началом и не терпит в этом деле конкуренции…

В недалекой перспективе виделось, что объединение народов СССР зайдет так далеко, что языки многочисленных национальных окраин вообще отойдут на второй план и станут, в общем то, не нужны. В связи с такими перспективами, многим в полумиллионном Николаеве приходила в голову простая мысль: так зачем же тратить время на изучение характерного для сельской местности украинского языка, если есть русский, на котором и так уже разговаривает весь город? А потому в 60-х и 70-х у нас не было ничего проще, чем отказаться в школе от изучения «лишнего» украинского языка. Для этого, чаще всего, достаточно было обычного заявления родителей на имя директора школы с указанием более не менее подходящей причины. Нежеланием учить украинский язык особенно отличались семьи военных, по нескольку раз в течение срока службы переезжавших с одного места на другое от ГДР до Камчатки и от Мурманска до Кушки. Родители в таких семьях, что вполне логично, мыслили по - своему: зачем нам, недавно приехавшим из ГСВГ (Группа советских войск в Германии) учить местный, украинский язык, если лет через 5-6 нас опять «перебросят», например – в Казахстан, или Монголию? Поэтому детям военных освобождение от изучения украинского языка вообще предоставлялось без всяких разговоров.

Нечто подобное происходило и в целом в сфере образования. В воспитании детей всё общесоюзное становилось главным, а всё национальное – второстепенным. Думаю, что это касалось не только Украины, но и остальных союзных республиках. Такая политика государства проявлялась во многих сферах школьной жизни: при составлении программ, при установлении единых правил школьного распорядка, при публикации учебников.

К примеру - учебники истории СССР, истории древнего мира и средних веков были интересны, напечатаны на хорошей бумаге в твердых обложках, четким крупным шрифтом, снабжены красивыми, яркими цветными иллюстрациями. Учебники же истории Украины уступали им по всем без исключения полиграфическим показателям. На всем, что касалось Украины тогда лежала какая-то неизгладимая печать «второсортности» и «не очень нужности». Думаю, что делалось это в школах умышленно и было совсем не случайно. Шли десятилетия. И такая политика давала свои результаты…

(Продолжение следует)

Добавить комментарий
Комментарии доступны в наших Telegram и instagram.
Новости
Архив
Новости Отовсюду
Архив