Секретная книга

«АЛГОЛА НР 94/ПО 14/8 – 89. Ингул Михалкинскому, Кушниру, Глинчикову, Колосенко.

19 августа 1989 в клубе военных строителей состоится собрание комсомольского актива строительного управления флота с повесткой дня: «О дальнейшем совершенствовании работы организации ВЛКСМ по патриотическому и интернациональному воспитанию молодежи, сплочению многонациональных воинских коллективов в свете требований директивы МО СССР, Главного политического управления СА и ВМФ за № 12/44 от 1 августа 1986. От вас приглашаются: от Михалкинского – 2 человека, от Глинчикова – 2 человека.

Форма одежды для личного состава парадно-выходная. На собрание приглашаются командиры подразделений, секретари парткомов, заместители командиров по политчасти.

Обеспечить явку всех участников комсомольского собрания в обязательном порядке. Матилевич».

- … Чтоб не скучать на комсомольских собраниях, они этот клуб спалили…

- Как спалили?

- Хладнокровно. Ночью подожгли. Попрятали багры, топоры и ведра с пожарных щитов. Тушить помогали, суетились. Все честно. Не подкопаешься…

- Крайних нашли?

- Да, каких крайних. Списали все на старую проводку, выговоров и служебных несоответствий младшим командирам насовали с барского плеча.

Этим все и закончилось.

Мы с Романом Прийменко листаем секретный документ – книгу входящих и исходящих приказов по воинской части № 041171. Канцелярский переплет содержит полторы тысячи страниц и весит 7 кг 400 гр. Вклеенные телеграммы распоряжений начальника тыла Черноморского флота и заместителей Министра обороны из Москвы. Хроника бытия нашего стройбата в Кульбакино с 1987 по 1989-й. Картинка агонии Советской Армии перед гибелью великой страны. Роман Викторович Прийменко – бывший капитан и командир роты этой «легендарной» воинской части.

Военно-строительный отряд в Николаеве – небольшое подразделение гигантской структуры, которая называлась Главное строительное управление Черноморского флота ВМС СССР. Секретный трест возводил гражданские и военные объекты в Крыму и по всей периферии юга России.

В нашем городе этот стройбат построил почти все Лески, несколько жилых домов на площади Победы, ближнем Намыве, в микрорайоне Леваневцы и других районах города. Незаконченное здание этой фирмы до сих пор пустыми витринами выходит на проспект Ленина и Садовую.

Книга входящих и исходящих приказов воинской части № 041171 – иллюстрация «предсмертного» бытия военных строителей корабельного края.

- …Эти чеченцы не только клуб спалили. - Перелистывает следующую страницу Рома. - Вот смотри: «Обеспечить строгий учет медикаментов и специальных препаратов в санчастях и госпиталях»…

- Что это такое?

- Они крышевали поставку наркотиков, подмяли под себя всех узбеков, молдаван, русских. Офицеры их боялись и предпочитали не связываться. Могли запросто убить…

- Стоп, стоп. Это ведь советская армия, 89-й год. Еще нет чеченской войны…

- Войны нет, а чеченская мафия уже есть. У меня в роте она вся и сосредоточилась. Целых одиннадцать человек. Я им письма на родину писал… нежные.

- Какие?

- Нежные.

- Расскажи.

- Запросто. Это почти кино и смотрится примерно так:

Письмо на родину

Избитый прапорщик Мамедов стоит у глухой стены офицерской столовой рядом с мусорными баками. Погоны сорваны, губы разбиты, руки связанны за спиной. Ночной февральский ветер колышет голые ветви тополей.

- Заканчивайте быстрее. Спалимся… Скоро подъем… Открывай рот, собака!

Водка обжигает разбитые губы прапорщика и падает в желудок.

- Больше… больше… всю бутылку заливай. Пусть подавится…

Свет прожектора ослепляет Мамедова, и он слышит голос: «Именем чеченского народа, за поступок, позорящий честь и достоинство советского солдата, прапорщик Мамедов приговаривается к смертной казни через расстрел. Приговор привести в исполнение немедленно!».

Звук передернутых затворов и автоматные очереди. Прапорщик теряет сознание.

- Все. Развязывай руки… Уходим.

- Надо его в котельную отнести. Замерзнет до утра.

- Пусть мерзнет, он пьяный.

На следующую ночь прапорщик Мамедов отказывается идти в наряд на КПП и подает командиру роты рапорт с просьбой о досрочном увольнении.

- Зачем ты у них водку забрал? Ты ж знаешь, нельзя у чечен водку отбирать. – Капитан Прийменко посмотрел на синее лицо подчиненного и перечитал рапорт. – Ошибки, дружище, исправь. «ПрАшу уволить». В школе учился? Иди, переписывай. Я сейчас тоже пойду… что-нибудь напишу. Дневальный! Роте подъем и общее построение на плацу.

Через десять минут 150 человек стоят перед казармой. Расстегнутые бушлаты и ленивый мат. Все зевают. Кто-то пытается курить в рукав.

Командир выходит на крыльцо с ученической тетрадкой в руке и двумя почтовыми конвертами.

- Равняйсь. Смирно. – Дежурный по роте скороговоркой докладывает

- Товарищ-капитан-за-время-моего-дежурства-в-роте-происшествий…

- Отставить. – Капитан Прийменко вздыхает и оглядывает расхристанный строй. – Сержант Болтаев, ефрейтор Арцыз, рядовые Мацуев, Грин, Уваров и Радуев, выйти из строя.

Шеренга колышется и выпускает шесть человек.

- Слушать меня внимательно! – Пауза.

- Чечено-Ингушская Автономная Советская Социалистическая Республика, Урус-Мартановский район, селение Шалажи.

Кавалеру орденов Почетного легиона, Ленина, Красной Звезды, ветерану Великой Отечественной войны, председателю совета старейшин Урус-Мартановского района Мураду Шамилевичу Ани-Белькоеву лично в руки.

Письмо.

Уважаемый Мурад Шамилевич, к Вам обращается командир воинского подразделения, где служит ваш внучатый племянник сержант Болтаев, а также ваши земляки: ефрейтор Артыз, солдаты Мацуев, Грин, Уваров и Радуев.

За период прохождения службы в воинской части № 041171 вооруженных сил СССР эти бойцы неоднократно нарушали воинский долг и присягу на верность Родине, за которую Вы, Мурад Шамилевич, проливали свою кровь. Эти солдаты опозорили в своем лице лучшие боевые традиции чеченского народа и память о своих соплеменниках, павших на полях Великой Отечественной войны.

Только за один год службы, командование части зафиксировало 24 случая мародерства, 2 драки с мирными гражданскими людьми и 9 случаев самовольного оставления боевого поста.

Население поселка Кульбакино, где расположена часть, относится к этим солдатам, как к немецко-фашистским оккупантам, с которыми Вы, Мурад Шамилевич, героически боролись всю войну.

Я, капитан Прийменко, обращаюсь к Вам, Мурад Шамилиевич, с просьбой довести содержание моего письма до сведения всех односельчан и родственников сержанта Болтаева, ефрейтора Арцыза, рядовых Мацуева, Грина, Уварова и Радуева.

В просьбе прошу не отказать. Эти солдаты позорят Ваши седины и то дело, за которое Вы проливали кровь.

Число, печать и подпись.

Капитан Прийменко медленно складывает листы бумаги и запечатывает конверты.

- Вот бойцы. Теперь условия буду диктовать я. Шаг влево, шаг вправо и письма уходят на Родину. Копия - в ваш военкомат.

- Вот такое кино, Серега.

- Нормально! И что работало?

- Ха, еще и как. Два месяца, как шелковые ходили, потом, правда опять начинался бардак и… опять письма…

Рома вздохнул и перевернул страницу «секретной книги».

Перелистывая страницы

 

- … А вот и про меня любимого! – Ткнул пальцем в страницу. – В клубе суд офицерской чести над лейтенантом Прийменко. А это, – радостно в следующий приказ, - мое первое служебное несоответствие…

- За что?

- Да ни за что. Вернее, за то, что был инородным телом в этом стройбате…

- В смысле?

- Ну, знаешь, как обычно бывало… Наступает суббота-воскресенье, приезжают какие-то частные застройщики, сунут командиру пару сотен рублей и забирают отделение бойцов копать фундамент под дачу. Или приходят армяне, и… посылается взвод на разгрузку вагонов с арбузами. Такая торговля людьми процветала. Я своими не хотел торговать. Нормальным пацанам - писал увольнительные, не нормальные - сидели в ленкомнате, читали книжки или болтались по территории. В общем, за два года я со всеми вышестоящими командирами отношения перепортил. А еще через год, они вообще выперли из армии с волчьим билетом без пенсии. Так что в этой книге весь мой карьерный путь. С первого служебного несоответствия до последнего.

- Трудовая книжка?..

- Ну да. А вот смотри… капитан Прийменко командируется в город Буденновск на поиски дезертира…

- Почему именно тебя, а не военного прокурора?

- Да, ты знаешь, у нас в бегах находилось от 20 до 35 человек ежемесячно.

Если всех дезертиров пересажать, кто работать будет. Для того, чтобы посадить бойца-штукатура или, скажем, каменщика на губу, нужно было заплатить деньги. Какого-нибудь десантника или морпеха можно было упрятать запросто, а штукатур - прямиком отправлялся на дачу командира комендантского взвода и… спокойно штукатурил. В камеру его даже не привозили. Вот так вот. За дезертирами нас посылали во все концы Советского Союза. Ребята ездили даже в Челябинск и Ленинград. Я вот за своим в Буденновск съездил…

- Привез?

- Естественно. Пришел к нему домой, а он пельмени ест. Надел браслеты и привез…

- А если бы он отказался?

- Ну, тогда уж точно трибунал и дисбат, где кормят хуже, чем на зоне. А вот смотри, чеченцы продали машину кирпича и заставили узбеков всю вину взять на себя. А вот еще сразу два побега, - листает книгу и тычет в приказ, - три месяца искали парня на Западной Украине, а он тут, прямо в Кульбакино, у тетки под боком прятался. Так что, Серега, это не книга, это целая жизнь…

- Подожди. Как она к тебе попала?

- Не поверишь, случайно. Лет пятнадцать назад стал заниматься бизнесом по переработке вторсырья. Макулатуры и всего-такого прочего. Серьезные масштабы, контракты, вагонные поставки потребителям. Захожу как-то на свой макулатурный склад и… прямо на пороге запинаюсь о какой-то кирпич. Смотрю, не верю своим глазам – моя книга! Чуть не расплакался, когда стал читать. Схватил ее под мышку и домой. Наверное, прапорщик, по пьяни, притащил секретную документацию умирающей части.

- Когда она умерла?

- В 91-м, когда всё умерло. Кстати, представляешь, Главное строительное управление Черноморского флота ВМС СССР начали банкротить только месяц назад. Этот монстр оказался таким живучим, что пережил все подобные структуры. Говорят, там вертелось много лужковских денег. Так что, Серега, книга секретная и стоит дома на самом почетном месте…

- Отдай в музей, пусть народ знает о николаевском стройбате.

- В музей?... Я подумаю…