На краю бывшей империи

– …Паспорт для пограничников привези. В судовой роли ты матрос…

– Какой матрос? Ничего не умею…

– В смысле?..

– В прямом смысле. Для меня – что грот, что стаксель...

– Без тебя разберутся…

– Пассажиром пойду?

– Нет, пассажиром не пойдешь, при камбузе постоишь на подхвате… посуду помоешь. Ну, конечно, экскурсию по родным местам для народа… Ты ж берег знаешь?..

Отключился… Так я втянулся в путешествие на край бывшей империи.

***

«Black Fox» – красивая лодка. Две мачты, агрессивный черно-красный фон, хочется снять шляпу перед дизайнером. Стою на причале, наблюдаю деловитую суету. Два мужика перетаскивают рюкзаки и сумки с палубы в кокпит…

– Серега, ты чего как не родной, заходи.

Слава Богу, уже легче. Оказывается, у меня здесь знакомые. Сергей Львович – капитан яхты и легендарная личность. Главный лоцман Украины в эпоху Бездольного.

Выводил из Николаева «Варяг». Сложная операция, похожая на удаление катаракты древним кремниевым ножом. Для проводки недостроенного авианосца в одесском институте специально разработали математическую модель. Три буксира по секундомеру поворачивали громадный корабль в нашем узком фарватере. Сергей Львович справился с задачей. Если бы этот корпус зацепился за мель, мало бы не показалось…

– Знакомься, это Женя, – широкий жест в сторону крепкого мужика, – Евгений Иванович, так сказать. – Посмотрел на часы. – Еще четыре минуты, сейчас остальные подтянутся…

Евгений Иванович тоже в прошлом капитан. Тяжелая карьера от матроса к механику, затем к старшему механику, потом дорос до капитана. Ходил на балкерах, «пассажирах», в 80-е перешел на линию перевозок судов на воздушной подушке. Сейчас трудится лоцманом.

– Приехали, – Сергей Львович кивнул в сторону яхтенного крана, – сходи, помоги им.

На площадке перед причалом остановилось такси. Из багажника двое «остальных» выгружают полиэтиленовые упаковки с водой, сетки с картошкой, какие-то сумки, кастрюли. Подхожу и… мы обнимаемся. Павел Стефанович и Сергей Андреевич хлопают по плечам.

Со мной родные люди, значит, в течение недели гнобить никто не будет. Сергей Андреевич – николаевский литератор и авторитетный филолог, написал много хороших книжек для николаевского народа, а Пал Стефанович… даже не знаю, как сказать. «Легендой» обозвать нельзя, он давно перерос это определение. Древний миф о богах и героях?..- Наверное, где-то так…

Старики-лоцманы говорят о нем с большим уважением. В прошлом году ему исполнилось 85. Сомнительная цифра. По молодости он схитрил и убавил возраст, чтобы не угнали на работу в Германию. Сейчас Пал Стефанович сам запутался в своей хронологии. То ли 85, то ли 87, кто будет разбираться?

Шестьдесят пять лет в море. Нет на планете такого места, где бы он не был. Уважаемый капитан-наставник. Молодость – на Тихом океане, зрелость – в Атлантике, старость – в родных пенатах. Пока «Дельта-лоцман» был «Дельта-лоцманом», работал консультантом и экспертом, а когда контора превратилась в «Дельта-бухгалтер», уволился и переехал жить на окраину Херсона.

– Сергей Иванович, возьми пакет, – Пал Стефанович кивает в багажник.

– Что это?

– Как что? – Основное! – «Jack Daniel’s», ребята из Сингапура прислали. Настоящий…

***

– Так, экипаж, слушать меня внимательно. – Сергей Львович вытащил из кармана мятый лист бумаги с пограничными печатями. – Ознакомьтесь с судовой ролью. Я – капитан, Пал Стефаныч – адмирал, Евгений Иванович, Сергей Андреевич и Сергей Иванович – матросы. Какие указания будут от адмирала?

Пал Стефанович поднимает палец вверх: «Налить всем!..».

Слава Богу, началось. Поехали!..

***

– …Видите, вон там поклонный крест на холме. Он современный, его от порта Хабаров поставил…

– Это рядом с церковью?

– Ну да. По правому борту, господа, Старая Богдановка – родовое имение Главного командира Черноморского флота и портов Николая Андреевича Аркаса. Село досталось ему в приданое за женой, урожденной Богданович, которая была дочкой казацкого полковника, что сменил в должности Фалеева после его смерти.

Адмирал устроил тут образцовое хозяйство, выписывал скакунов из Англии, привез испанских тонкорунных овец, разводил в прудах рыбу. В общем, все было грамотно… Потом сын пропил родовое гнездо…

– Как пропил? – Пал Стефанович ведет судовой журнал и скрупулезно записывает экскурсию в толстую тетрадь.

– Ну, не совсем пропил. Заложил это имение, чтобы рассчитаться с одесскими музыкантами за аранжировку оперы «Катерина». Жена, с большим трудом, выкупила закладную…

– Что у нас на обед? – Евгений Иванович прервал экскурсию. Он стоит за штурвалом и жует бутерброд. Попутный бриз набивает стаксель, скорость три узла, идем бодро.

– Обед уже был, – Сергей Андреевич лениво прикурил сигарету (он будет стоять у плиты целую неделю), – на ужин предлагается овощное рагу и легкая закуска… к чаю.

***

Ветер свежеет. На траверзе по правому борту - Козырское городище и чуть дальше - Кателинский маяк. Сергей Андреевич разбирается с мясом, я пристроился на корме резать лук и морковку.

– …Козырку грабили все. Это предместье Ольвийского полиса, форпост большого государства. Здесь никогда больше тысячи человек не проживало. В общем, дыра, глухой армейский гарнизон…

– А в Ольвии сколько народу было? – Пал Стефанович придерживает на коленях тетрадь.

– В лучшие времена 10 000. Это как Киев сегодня… В Риме был миллион жителей, в Афинах – сорок тысяч, в Ольвии – десять…

– Вон там, Пал Стефанович, – показываю ножом на группу курганов к северу от села, – археологи раскопали самый большой периферийный некрополь сельской округи. 300 погребений, воинский и детские сектора…

– Это – как наша Мешковка?.. – Сергей Львович закрепил шкот по правому борту. Поменялся ветер, теперь будем идти галсами.

– Нет, Мешковка – городское, а это - деревенское кладбище. Береговая линия до Ольвии была плотно заселена. Цветущий край, роскошные виллы, виноградники и прочие дела. Потом землю отдали в коллективную собственность рабам, и эти колхозы убили экономику…

– Какие колхозы? – Пал Стефанович оторвался от тетради.

– Обыкновенные. Когда Зопирион – полководец Александра Македонского – осадил Ольвию, архонты пообещали всем рабам, участвовавшим в обороне города, землю и свободу…

– Кто такие архонты?

– Ну…аналог нашего горисполкома. В общем, осаду героически выдержали и всем раздали частные земли. Рабы, не привыкшие к самостоятельному труду, развалили налаженное хозяйство. Богатая чернолаковая посуда исчезает, появляется грубая лепная керамика, в хозяйственных ямах этого периода почти нет костей крупного скота, мало виноградной лозы, много рыбьих позвонков и птицы. В общем, производящее земледелие заменили присваивающими охотой и рыбалкой. Рабские колхозы свели на нет прошлые достижения колонистов…

– Меняем галс. – Сергей Львович перекладывает штурвал, стаксель под ветер, гиг над головами, ноги в левый борт, горячий казан с мясом балансирует над водой.

***

– Всё, надоело! – Евгений Иванович вылез из кокпита. – Включай двигатель, а то проболтаемся всю ночь.

Волна усилилась до пяти баллов. Сергей Львович морщится. Он не любит тарахтение мотора, тишина парусов действует на него благостно.

Однако встречный ветер не оставляет выбора. Майнаем грот и стаксель, Волошская коса остается за кормой. Ночевать будем в Ягорлыке. Мелкий лиман – мелкая волна.

Раскладываем стол, на тарелках - рагу из баранины, салаты и свежий хлеб. Все смотрят на адмирала…

– Сергей Иванович, чем знаменательно это место? – Пал Стефанович закрывает свою тетрадку.

Оглядываюсь по сторонам. Прямо по курсу - оконечность Кинбурна, по правому борту - Березань, фонари щитовых домиков Волошки далеко за кормой.

– Чем знаменательно?.. – Морщу лоб и не могу сообразить, что тут поблизости было... Вспомнил! – Здесь, Пал Стефанович, началась героическая биография эсминца «Фрунзе». В двух милях отсюда, прямо по курсу, в сентябре 41-го сигнальщики корабля обнаружили горящую канонерскую лодку «Красная Армения», которую добивала немецкая эскадрилья.

Эсминец на всех парах подошел и огнем своих орудий разогнал самолеты. Однако, когда матросов лодки подняли из воды, появились еще девять «юнкерсов». Одна бомба взорвалась на полубаке. Комиссар корабля погиб сразу, остальные, что находились в рубке: командир эсминца контр-адмирал Владимирский и штабные офицеры – получили тяжелые ранения.

Вторая бомба пробила центр палубы и разрушила правую машину. Корабль, потеряв управление, стал описывать циркуляцию. Прямое попадание третьей – разломало судно пополам. К Тендре доплыли немногие. Около ста раненых моряков погибли…

Застольные разговоры прекратились. Пал Стефанович вздыхает: «Всем налить, помянем героев». Водка налита в хрустальные рюмки, молча пьем.

***

– …Маячник на Тендре – еще тот ходок. Официально проходит в отделе кадров Госгидрогеографии, как двоеженец. – Сергей Андреевич сидит на баке, свесив ноги в теплую воду, и рассказывает удивительную историю.

– Как двоеженец?! Мусульманин, что ли?.. – Пал Стефанович вынимает из чехла спальный мешок.

Бросили якорь в Ягорлыцком лимане. Мелкая заводь, ветер утих, можно спокойно помыть тарелки. Напротив – Кинбурнская коса, прямо – Тендровский маяк, звезды над головой. Вечерние разговоры перед сном, бутерброды с сыром и «Jack Daniel’s» на дне бутылки.

– Да нет, не мусульманин, возможно, вообще атеист. О нем моя бывшая студентка рассказала. Дайте сигарету… – Прикуривает. – Этот парень, где-то в середине 50-х служил на тендровской погранзаставе. Как водится, в условиях дефицита женской ласки, влюбился в дочку смотрителя маяка, отказался идти на дембель, женился и остался на косе. Сначала всё было хорошо: хозяйство вели, сына родили и прочее. Затем умер маячник, должность, соответственно, перешла от тестя к зятю. Стал бывший пограничник главным в этой стране.

Однажды он уехал по делам на материк и попал на свадьбу какого-то цыганского барона. Влюбился в невесту и… украл ее. Представляете, у цыгана невесту украсть?!

– Разлей, Сергей Львович, напиток, чтоб глаза не мозолил. – Пал Стефанович протягивает капитану бутылку. – У цыган невесту красть опасно…

– Вот-вот, я о том же. В общем, подался он с ней в бега по всему Союзу. Лет пять они где-то болтались, а потом вернулись на Тендру. Сейчас «старшая» жена хозяйничает в отцовском доме, а «младшая» – в доме напротив. Этот парень перемещается через дорогу от одной к другой…

– Ага, забор поправить, крышу починить…

– Ну да, обе семьи счастливы. При коммунистах все парторги из Госгидрогеографии морщились, но терпели устоявшийся блуд. Кого еще загонишь работать на край империи…

– Ну, давайте, – Пал Стефанович поднимает рюмку, – за супружескую верность!

***

В 5.30 отошли от Кинбурна. Чудесная погода, попутный норд заполняет паруса, скорость три узла. Экскурсия продолжается.

– … Ахиллов дром, родина олимпийских игр, здесь изобрели спорт. – Разглядываю в бинокль Тендровскую косу. Старый маяк одинокой свечкой колышется на горизонте.

– Запишите в журнал, Пал Стефанович, – Сергей Львович подтянул шкот по левому борту, – отсюда к нам пришел футбол, хоккей и «Формула-1».

– Это легенда? – Пал Стефанович оторвал голову от тетрадки и повернулся ко мне.

– Конечно, легенда. Ахиллес, якобы, тут одержал крупную морскую победу. В честь нее объявил среди греков атлетические состязания и быстрее всех пробежал две стадии. «Ахиллов дром» – бег Ахиллеса – древнее название Тендры в греческих лоциях. На этот бренд сегодня претендуют еще 23 острова в Эгейском море и, кстати, наша Кинбурнская коса тоже претендует.

Снимаю с плиты кипящий чайник.

– Кофе готов, господа, время первого завтрака.

Нас сопровождают три пары дельфинов. Темные плавники мелькают в пяти метрах по правому борту. Полосатая башня старого маяка - в окулярах морского бинокля.

– Тендровский маяк построен в 1827 году и с тех пор стоит без всяких изменений. Его строитель – капитан-лейтенант Николай Дмитриевич Критский – заинтересовался необычным курганом на косе и заставил матросов раскопать его. Вон там, Пал Стефанович, – протягиваю бинокль, – кажется, сохранились остатки холма.

В рапорте офицер указал, что найдено 800 греческих монет, античные кувшины и мраморные плиты с текстом посвящений Ахиллу Понтарху. По всей видимости, это были остатки храмового таллоса – древнего алтаря. Возможно, в античные времена на Тендре тоже был маяк.

Бинокль переходит из рук в руки. Все рассматривают неопределенные кучугуры, поросшие кустарником.

– …Это было достаточно людное место на краю греческой ойкумены. Затем в конце первого тысячелетия уже нашей эры Тендра служила базой для киевских мореходов в торговле Великого янтарного пути, потом косу использовали запорожские казаки как место сбора для пиратских набегов…

– Подожди, Сергей Иванович. – Капитан перебил мой невнятный рассказ. – Пал Стефанович, наверное, встанем левее маяка. В бухте покупаемся и пообедаем. – Оборачивается ко мне. – Ну, и что там дальше?..

– Дальше?.. Дальше - героические события. Ушаков в 1790 году разбил здесь турецкую эскадру, затем… не помню, что там было… Ах да!.. Эпопея с «Потемкиным» началась тоже здесь. В 1905-м броненосец производил учебные стрельбы на Тендре, именно тут начался матросский бунт, который печально окончился. В общем, на этом краю империи много всего было…

Бросаем якорь в десяти метрах от берега. Глубина семь метров, полный штиль. Сергей Андреевич начинает готовить обед, Пал Стефанович дописывает «экскурсию», Сергей Львович и Евгений Иванович после купания занялись такелажем, я отпросился на берег.

Тендра сегодня мало потревожена деятельностью человека. Жизнь сосредоточена в северной, самой широкой оконечности косы. Прохожу мимо внутренних озер, поросших редкими плавнями. Небольшая колония серых цапель прячется на дальних берегах.

По словам пожилых рыбаков, что встретились на берегу, еще недавно на косе обитало два десятка человек: смотритель маяка «с женами», застава пограничников и несколько очаковских браконьеров. В советские времена народу было побольше. Здесь работала постоянная экспедиция Академии наук УССР, которая включала ихтиологов, гидрологов, орнитологов и других специалистов. Были попытки организовать опытный дельфинарий, но… не успели.

Фундаментальная наука на окраине бывшей империи погибла в начале 90-х. Капитальные строения разрушились, разоренная бойлерная, помещения бывших лабораторий и библиотеки продуваются морскими ветрами. Черные пятна оконных проемов довершают картину безысходности.

Недалеко от академических строений одесские студенты в середине 70-х годов к тридцатилетию Победы насыпали рукотворный курган, соорудив памятник погибшим морякам Тендровского участка обороны Одессы. Вандалы отбили мраморную табличку, и теперь она валяется рядом. С большим трудом удается прислонить ее вертикально к подножию обелиска.

На берег выходит стадо молодых бычков. Спускаюсь с холма, рядом с дюралевым катером загорелый мужик распутывает китайскую сеть из лески.

Разговорились.

– Лошадей здесь уже нет? – киваю в сторону быков.

– Есть, полдюжины… Они вечером приходят… Воды попьют и уходят… Вывели всех коней…

Рыбак поведал печальную историю. Оказывается, тендровский табун до недавнего времени насчитывал около 40 особей. Кони попадали сюда разными путями. Их оставляли наши и немцы при отступлении, какие-то добрались с разбомбленных транспортов, что-то завезли пограничники. К середине 50-х годов сформировался устойчивый косяк диких лошадей. Соленую воду кони не пили, их поили пограничники и смотритель маяка.

Жилось табуну не сладко. Много особей, в основном жеребята, умирали в холодную зиму. Тем не менее численность лошадей была относительно постоянной. В середине 90-х баланс нарушился. Поздней осенью на катерах стали приезжать одесские мажоры и развлекаться. Они перестреляли большинство диких коней, а на следующую весну завезли молоденьких бычков, которые за лето на вольном выпасе нагуливали вес. Бизнесмены освободили пространство. Скудные тендровские луга не могли одновременно кормить и коров, и лошадей.

Сегодня безлюдная коса обживается народом. Катера из Очакова и Одессы привозят любителей экстремального отдыха. Два десятка палаток разбиты на берегу постоянно. Артели по добыче гаммаруса уже давно обосновались на Тендре, есть тут и устойчивое сообщество браконьеров.

Пару лет назад в прессе промелькнуло сообщение о попытке какого-то чиновника построить здесь дачу. Частное имение с выходом на морской и лиманский берега – привлекательно для бизнесменов.

Сегодня дикая окраина бывшей империи стихийно цивилизуется. Во что превратится древняя Тендра через двадцать лет? – Трудно предсказать. Хотелось, чтобы «Ахиллов дром» не повторил публичную биографию Кинбурна.

Сергей Гаврилов

"Вечерний Николаев"