Как порнография изменила американскую культуру

Софи Гилберт рассказывает о том, как эта порноиндустрия определила представления о женственности, сексе и власти.

Наш мир формируют порно-предпочтения — и это очевидно буквально всюду. Модели рекламируют в соцсетях подписку на OnlyFans, секс-работницы ведут блоги о повседневной жизни, а эротические романы приносят огромные доходы. Интерес людей к сексу — это спрос, который уже давно удовлетворяется предложением, но порно — продукт далеко не нейтральный. Пока американцы подпитывают рост многомиллиардной индустрии, она, в свою очередь, влияет на их культуру.

"Когда в конце 1990-х я была подростком, нам с подругами казалось, что женская сила состоит прежде всего в ее сексуальности, — написала в недавней статье моя коллега Софи Гилберт. — Других сил либо просто не существовало, либо они не стоили внимания". Я поговорила с Софи о ее новой книге, посвященной поп-культуре и женственности, чтобы понять, как порно превратилось в определяющее культурное явление нашего времени.

Стефани Бай: Вы пишете, что "мы все живем в мире, созданном порно". Как этот мир выглядит для женщин?

Софи Гилберт: Лично я сейчас наблюдаю нормализацию откровенно грубого, регрессивного отношения в политике и массовой культуре не только к женщинам, но и к иммигрантам, геям, трансгендерам. Возрождается тот тип оскорбительного и дегуманизирующего поведения, которым отличалась поп-культура 2000-х, но на этот раз его источник — не блогеры и светские комментаторы, а политики и медиаперсоны с огромной аудиторией. Причина мне видится в том, что определенные виды порно приучили многих к жестокости.

Это одна сторона медали. Но когда я писала эту фразу [в книге], то задумалась: как все-таки порно укрепило идею о том, что в каждом аспекты культуры центром внимания должны быть мужчины! Данная концепция глубоко укоренилась в нашем сознании, даже если мы не отдаем себе в этом отчет или не можем выразить словами.

Вы пишете об эпохе Y2K и "порно-шика", когда гиперсексуализация женщин стала мейнстримом. Сегодня в соцсетях все чаще можно увидеть, как секс-работники рассказывают о профессии и сотрудничают с популярными инфлюенсерами, такими как Логан Пол и Дэвид Добрик. Что думаете о новой эре порнозвезд в соцмедиа?

Во многом это не ново и вторит тенденциям 2000-х, когда секс-работники и порноактеры стали открыто говорить о своем опыте. Тогда вышло множество мемуаров, развенчивающих гламур индустрии: Саша Грей перешла из порно в кино, снялась у Стивена Содерберга и появилась в сериале "Красавцы". Даже нынешние экстремальные секс-трюки, которые ради славы исполняют порно-актрисы Бонни Блю и Лили Филлипс, — это лишь повторение того, что делали в 1990-х Аннабель Чонг и Жасмин Сен-Клер.

Секс продается, а сексуальная открытость считается "освобождением". Критику порно воспринимают как регресс, осуждение женской свободы и ханжество. Насколько нарратив об "освобождении" скрывает или оправдывает негативные аспекты порно?

Это как раз было главной темой и моей статьи, и книги — понять, почему женщины моего поколения так легко согласились с тем, что не могут (или не должны) сопротивляться отношению в СМИ и реальной жизни.

Я никогда не стану указывать людям, как поступать со своим телом и как себя позиционировать. Моя цель — анализ культурных процессов того времени. Но общий вывод такой: слово "освобождение" всякий раз использовалось для продажи продукта, который не делал женщин сильнее. Чудо-лифчики до сих пор рекламируют как "элемент освобождения". В 2007 году имела место мрачная рекламная кампания для фильма ужасов с Элишей Катберт , где ее персонажа пытали и убивали, а продюсер при этом презентовал картину как историю женского "освобождения". Теперь употребление этого термина меня неизбежно настораживает.

Ваша статья посвящена в основном визуальному порно, но среди женщин набирает популярность текстовый и аудио-контент (который часто создают тоже женщины). Важно ли, как и кем создается порно, когда речь идет об этике и влиянии?

Конечно! Я уже однажды писала для вашего журнала статью в защиту любовных романов как примера визуализации женского желания, влияния и человечности. В самих непристойностях нет ничего плохого. Я исследую тему порно не из-за его открытой сексуальности, а потому, что оно часто изображает и поощряет шаблонное, регрессивное, жестокое и даже насильственное отношение к женщинам — и это не могло не изменить общество.

Год назад я прочла восхитительный анализ социолога Элис Эванс о том, что статус женщины в обществе можно предсказать по тому, ценит ли это самое общество романтическую любовь. Поэтому неудивительно, что многим женщинам нравится романтический контент, ведь он удовлетворяет их желания и напоминает, что они заслуживают человеческого отношения.

Некоторые читатели могут решить, что вы против порно и секс-работы. Вы бы так себя описали?

Забавно, но меня критиковали и за позицию против порно, и за ее же недостаточность. Я действительно предполагала, что так произойдет; при написании книги мне хотелось как можно тщательнее задокументировать эпоху расцвета порно и позволить читателям самим делать выводы.

Люди всегда думали и будут думать о сексе, смотреть и представлять его. Есть и те, кто стремится расширить представление о сексуальном контенте для женщин и этично относятся к сотрудникам соответствующей индустрии, например Эрика Ласт и Синди Гэллоп. Я говорю о проблеме не с порно как таковым, а с тем, как определенные его виды стали культурной доминантой, не оставив места для альтернатив.

Как же излечить культуру, пропитанную порно?

Отключиться [от интернета] например. Возвращаясь к романтике, я хочу сказать, что истории, напоминающие о человечности, сложности и прекрасной странности людей, — это как минимум хорошее начало.

The Atlantic, США