Брат под прикрытием

В Голливуде оператор Борис Кауфман скрывал, что его брат – советский режиссёр Дзига Вертов. Иначе ему не дали бы «Оскара» и оставили без работы.

«Родственников в России не имею, с коммунистической идеологией не знаком, знакомых, разделяющих коммунистические убеждения нет». Таким был один из пунктов анкеты, которую заполняли претенденты на премию «Оскар» во времена «маккартизма­» – эпохи обострения антикоммунистических настроений в США в 40–50-е годы. Отрицательные ответы по каждому из них в 1955 году поставил и Борис Кауфман, получивший золотую статуэтку за лучшую операторскую работу в фильме Элиа Казана «В порту».

Остается лишь догадываться, знали ли президент киноакадемии Артур Миллер да и сам режиссер фильма Казан, охотно сдававший «маккартистам» своих коллег, о родственниках Бориса Кауфмана в СССР – Дзиге Вертове и Михаиле Кауфмане, знаменитых советских кинематографистах. Предположить их неосведомленность в этом вопросе столь же сложно, как и легко в это поверить – для внешнего мира Борис Кауфман всю жизнь был человеком-загадкой.

Режиссеры, которые работали с ним, могли часами рассказывать о его мастерстве, но затруднялись вспомнить хоть что-то о его жизни за пределами съемочной площадки. По понятным причинам не особо распространялись о заграничном родственнике и его братья в СССР. Даже сегодня нет ни одной монографии, посвященной лично Борису Кауфману. Повествование о нем, как правило, идет лишь в привязке к семейному кинотрио, в котором он – всегда замыкающий. Все лавры заслуженно достаются старшему брату Дзиге Вертову, чьи новаторские работы признаны шедеврами кинематографа. Но если одного своего младшего брата – Михаила – Дзига в буквальном смысле вел за руку: в армии устроил оператором военной аэрофотосъемки, затем принял на киностудию и сделал своим оператором, – то Борис прошел этот путь один и в чужой стране.

Все трое братьев родились в Белостоке в семье букиниста Абеля Кауфмана. До принятия творческих псевдонимов и новых имен звали их Давид, Моисей и Борух. Считается, что младший, впоследствии ставший Борисом, родился в 1906 году, но десятилетнюю разницу в возрасте с братьями оспаривает их единственное совместное фото. На нем старшие братья стоят в школьной форме, ну а младший, вместо того чтобы лежать в кроватке, стоит рядом, лишь чуть-чуть не дотягивая по виду до первоклашки. Сам Борис не раскрывал тайну года своего рождения. Но его знакомые вспоминали, будто бы он однажды признался: родители «убрали» ему несколько лет, чтобы уберечь от армии. Судить о возрасте можно и по тому факту, что он отчетливо помнил события погромов в Белостоке в 1906 году.

Когда началась Первая мировая война, Кауфманы уехали в Киев, затем перебрались в Могилев. Дзигу вскоре призвали в армию, там же со временем оказался и Михаил. Ну, а родители вместе с Борисом вернулись в Белосток – после революции этот город оказался в составе Польши. Еще через несколько лет, чтобы избежать призыва сына уже в польскую армию, Бориса отправили во Францию.

Там Кауфман-младший поступил в политехникум в Гренобле, а затем перебрался в Париж, где стал студентом Сорбонны – изучал инженерное дело. Переломным стал 1925 год. Все это время трое братьев постоянно общались друг с другом. Дзига в письмах рассказывал младшему брату, как и что он снимает. О том же писал Борису и Михаил. Тема кино была центральной в их письмах: старшие делились заметками, опытом и наблюдениями – и даже передавали во Францию часть своей кинохроники как наглядный пример. Поначалу Бориса интересовала лишь техническая сторона вопроса, но постепенно кино увлекло его с головой. Окончательно все решил показ фильма «Киноглаз» Вертова на Всемирной выставке в Париже в 1925 году – он получил серебряную медаль и диплом. Посмотрев фильм брата, Кауфман-младший понял, что тоже хочет связать жизнь с кино.

Свои первые фильмы Борис снял в 1928 году с французскими режиссерами-документалистами Жаном Лодсом и Эженом Деславом: «Елисейские поля», «Марш машин» и «24 часа за 30 минут». Камеры брали в прокат, чтобы оплатить их, приходилось подрабатывать, снимая рекламные ролики: гонораров едва хватало, чтобы платить за жилье. Зато творческих идей было с избытком – да таких, что режиссер Жан Виго, главный вдохновитель новаторского кинотечения Франции, предложил Борису стать соавтором его фильмов. Впрочем, слава новатора пришла к Виго уже после смерти, а к моменту их знакомства это был такой же самоучка, нашедший в более опытном Борисе Кауфмане поддержку своих идей.

Их первой работой стал заказ от одной из местных киностудий на съемку видеобуклета о Ницце, который привлёк бы в город туристов. Работа с треском провалилась в прокате. В получасовой картине обнаженные тела на пляжах сменялись видами прокаженных на городских улицах, а шествие карнавала перебивали кадры с надгробиями на городском кладбище. Киноглаз Кауфмана показывал жизнь в ее самых неожиданных проявлениях – и кажется, смотрел сразу в вечность, не обращая внимания на то, способно ли такое кино заманить в город туристов. Заказчики были от «новаторов» в шоке, но зато парижская богема – в восторге.

Лучшей школой Бориса были письма братьев и их фильмы. Во второй картине дуэта Виго – Кауфман «Король воды» подражание авангардному стилю Вертова очевидно – это признают все критики и историки кино. Но затем подражание закончилось. Наигравшись с авангардом, дуэт стал создавать принципиально иные фильмы – тщательно взвешивая применение технических и художественных средств. В 33-м они сняли «Ноль за поведение» – фильм про бунт учеников лицея против своих учителей: в одной из ключевых сцен они водружают на крыше заведения пиратский флаг вместо французского. В 34-м Виго и Кауфман представили «Аталанту» – мелодраму, в любви к которой признавались позже Эмир Кустурица и нобелевский лауреат, писатель Ле Клезио. По мнению последнего, этот фильм «сияет несравненным светом на небосклоне кинематографа». А вот что говорил про него Кустурица: «Я пришел на “Аталанту»” одним человеком, а вышел другим. Этот фильм полон поэзии, а если вы не поэт – то вам нечего делать в кино».

Виго работал над «Аталантой», уже будучи тяжело больным – он умер через месяц после завершения съемки. Всем процессом на завершающем этапе руководил Кауфман. Прокатчики нашли «Аталанту» коммерчески бесперспективной. Они перемонтировали фильм и всего на две недели вывели его в прокат. До сих пор первоначальный вариант «Аталанты» восстановлен лишь приблизительно. «Ноль по поведению» и вовсе запретила цензура. Картины повторно вышли на экраны лишь в 1946 году, но к тому моменту Борис Кауфман уже не мог стать свидетелем французского триумфа. Он вновь оказался в эмиграции, на этот раз – в Америке.

Кауфман сумел чудом бежать из Парижа в начале Второй мировой войны. В Новом Свете он остался без работы, преподавал в Канаде, взялся снимать методические фильмы по медицине и музыке, работал в документальном кино. За место под солнцем Борис боролся 12 лет – но первая же работа в художественном кино принесла ему «Оскар». Главную роль в картине «В порту» прочили Фрэнку Синатре, но в итоге она досталась Марлону Брандо. Синатра, кстати, позже начал суд, считая, что его обманули, заменив другим актером. Фильм о коррупции в профсоюзе портовых докеров сегодня называют «образцовой американской драмой»: критиков не смущает, что оператором картины был еврей-эмигрант из Восточной Европы.

«Оскар» открыл перед Борисом Кауфманом все двери: он работал в Голливуде до конца 60-х, порой делая по три-четыре картины в год. Режиссеры Элиа Казан и Сидни Люмет приходили в восторг от его таланта, а в сумме фильмография Кауфмана состоит из более чем полусотни картин. Их было бы еще больше, если бы оператора звали в цветное кино. Но таких предложений было мало – за Кауфманом закрепилась репутация мастера черно-белых картин.

Он ушел из кинематографа в 70-м и прожил последние десять лет, не снимая больше ничего. Брат классиков советского кинематографа, сделавший карьеру в США в разгар борьбы с «красной угрозой», Борис Кауфман не оставил мемуаров или наставлений по операторской работе. За него говорят его фильмы.