Жизнь в индийской секте, которая до сих пор делает женское обрезание. ФОТО

Когда Билкис говорит об обрезании у своей дочери, она снова и снова возвращается к своим чувствам, иногда повторяя одни и те же фразы. Хрупкая 50-летняя женщина, врач по профессии, выступает в защиту процедуры, известной в ее маленькой, но богатой шиитской мусульманской общине в Индии как женское обрезание. Она говорит, что это «всего лишь маленький надрез, никакого вреда». Тем не менее она испытывает сожаление и вину за то, что заставила свою дочь пройти через операцию, которую ООН официально считает нарушением прав женщин.

«В этом правда нет ничего страшного, и это ничего не меняет», — повторяет Билкис. Женщина попросила об анонимности, назвав только свое духовное имя, из-за личного характера информации. Она добавляет: «Я не сомневаюсь, что это не помогает… если бы сейчас у меня была младшая дочь, я бы ни за что не сделала ей обрезание».

Спор между Билкис и ее общиной Дауди Бохра отражает разгорающиеся споры о том, как относиться к традиции, которую почти невозможно искоренить. По данным ООН, по меньшей мере 200 миллионов девочек и женщин на сегодняшний день прошли через ту или иную процедуру женского обрезания. Эта цифра на 70 миллионов больше, чем в 2014 году, из-за увеличения числа случаев и из-за новых статистических данных. ООН ожидает, что число жертв жестокого обычая значительно вырастет в ближайшие 15 лет из-за увеличения численности населения.

С учетом такой перспективы в феврале ученые предложили в уважаемом международном издании Journal of Medical Ethics разрешить маленькие надрезы на женских гениталиях, чтобы соблюсти культурные и религиозные традиции, не жертвуя здоровьем и благополучием девочек и девушек. Такой подход уже используется в секте Бохра и вызывает ожесточенные споры.

«Всегда говорят, что это просто надрез и всего лишь касание, но бывают случаи, когда все кончается очень плохо», — говорит Масума Раналви, которая в прошлом году подняла тему женского обрезания в своем сообществе, подписав несколько онлайн-петиций с требованием запрета этой процедуры. Раналви вспоминает, что, когда ей было семь лет, ее бабушка пообещала ей конфеты и мороженое. Вместо этого ее отвели в темную комнату в переулке. Задрали ей платье и сковали руки и ноги. Последовала острая боль. Она пришла домой вся в слезах.

Она не понимала, что произошло, пока в тридцать с небольшим не прочла о том, что такое женское обрезание. В Индии нет законов, запрещающих женское обрезание, и, по словам Раналви, письма, которые она отправляла лидерам общины Дауди Бохра, остались без ответа.

Дауди Бохра — влиятельная торговая община численностью около миллиона человек, сосредоточенная главным образом в Мумбае, но также проживающая в США и Европе. В извилистых закоулках района секты Бохра религиозных мужчин можно определить по белым головным уборам, расшитым золотой нитью, и бородам. Женщины носят длинные яркие туники до щиколоток и платок на голове.

Члены общины Бохра известны своим либеральным отношением к женскому образованию. Тем не менее при этом община жестко контролируется духовенством исключительно мужского пола, которое заседает на холме Малабар на юге Мумбая. Здесь, по соседству от роскошных домов звезд Болливуда и бизнесменов-миллиардеров, расположен огромный Сайфи Махал, резиденция религиозного лидера общины, который зовется Сиедна.

Когда мальчики и девочки из общины Бохра достигают пубертатного периода, они должны присягнуть на верность Сиедне, поскольку его слово имеет определяющее значение во всех сферах их жизни, от свадьбы до похорон. От Мумбая до Нью-Йорка медицинские специалисты получают благословение Сиедны на то, чтобы выполнять женское обрезание, которое называется хатна. Обычай берет начало от корней общины в Йемене и связан с аналогичным обычаем в странах Северной Африки.

Женское обрезание стало яблоком раздора для двух мужчин из общины Бохра, которые могут унаследовать место бывшего Сиедны, — его сводного брата и сына. Сводный брат Сиедны считает, что пора положить конец этому обычаю. Сын, которого большинство членов Дауди Бохра признает новым лидером, говорит, что традицию нужно сохранить, и отмечает, что мужчины общины тоже подвергаются обрезанию.

«Наша община очень чиста, если сравнивать с другими людьми, и мы обязаны сохранить ее такой, — заявил Сиедна Муффадал Сайфуддин на недавнем собрании общины в Мумбае. — Мужчины должны делать это, и даже женщины должны делать это». Активисты говорят, что нельзя сравнивать одно с другим, поскольку есть достаточно научных доказательств того, что мужское обрезание благотворно влияет на здоровье.

Путешествуя по миру, члены общины Дауди Бохра брали свой обычай с собой. 34-летняя Алефия, социальный работник в США, вспоминает, как ее бабушка делала хатну ее сестре в холодном подвале в Нью-Йорке. Это было нелепо и больно. Алефия, также попросившая не указывать ее полное имя, выступает против самой процедуры и против ее значения. Женщины постарше из общины Дауди называют клитор «хараам ки боти» — греховной плотью, плотью, которая может заставить женщину сойти с праведного пути.

«Это ужасно, это отвратительно, что эти абсолютно естественные ощущения выдаются за что-то грязное. Вина за собственную сексуальность всегда в нашем сознании… Я не сержусь на мать. Я злюсь на мужчин, которые придумывают такие правила».

Билкис, одетая в узкие брюки и рубашку без рукавов, выглядит как воплощение современной индийской женщины. Она живет в роскошной квартире в элитном жилом комплексе с видом на ухоженные сады, что дорогого стоит в городе трущоб. И она откровенно говорит о своей сексуальной жизни, нарушая табу, глубоко укоренившееся в индийской культуре. Она выросла в религиозной семье Бохра в Центральной Индии, будучи единственной девочкой из 10 братьев и кузенов. Ее отец хотел, чтобы все они получили хорошее образование. Ей чуть ли не вдалбливали то, что она должна стать врачом.

Ее детство было намного либеральнее, чем большинство индийских девочек могло мечтать. Ее отец никогда не заставлял ее одеваться или вести себя определенным образом. Мать была гораздо молчаливее, но тоже никогда не заставляла дочь принимать традиционные женские роли. Билкис даже не заходила на кухню. «Когда я вышла замуж, я едва могла сварить яйцо или заварить чай», — вспоминает женщина. Ей сделали обрезание в детстве, но у нее остались об этом лишь смутные воспоминания. Это не было ни травматичным, ни болезненным опытом для нее, как она утверждает, и никак не повлияло негативным образом на ее половую жизнь.

Тем не менее, как врач, она знает, что обрезание у маленькой девочки, которое зачастую делают повивальные бабки или старшие женщины из общины Бохра, может быть травматичным. Она вспоминает, что как-то к ней привели девочку, которой сделали слишком глубокий надрез, чтобы Билкис прижгла ей кровяные сосуды. У нее нет религиозного разрешения для того, чтобы делать обрезание. Но в прошлом она выдавала сертификаты об обрезании женщинам вне общины Бохра, которые хотели выйти замуж за человека из ее общины, даже если они никогда не проходили через эту процедуру.

Она рассказывает своим пациентам-женщинам, что обрезание не дает никаких преимуществ и несет в себе только риск. Однако к тому моменту, когда они к ней обращаются со своими матерями или свекровями, обычно они уже приняли решение его сделать. Пятнадцать лет назад она думала так же и не испытывала никаких сомнений. Она говорит, что действовала из чувства религиозного долга.

Билкис сказала своей дочери Самине, что сделает ей небольшой укол. Медсестра срезала тонкий кусочек кожи. Девочка не плакала, говорит Билкис. Она вспоминает, как думала, что одна социальная веха пройдена и что с одной из обязанностей она справилась.

Самина, которой сейчас 22 года, — студентка последних курсов одного из университетов Лиги плюща в США. У нее еще не было секса, что не редкость для девушек ее возраста в Индии. Но, как и ее мать, она говорит об этом без стеснения, которое характерно для большинства индийских девушек. Самина постепенно смиряется со знанием о том, что ей сделали женское обрезание в семь лет. «Это очень ясное воспоминание, — говорит она. — Я помню, как подумала: зачем эта женщина приближается ко мне?» Не было никакого обсуждения или объяснения того, что произошло. Самина говорит, что было не больно, но воспоминание заставляет ее чувствовать себя неловко, хотя она не может точно сказать почему.

В следующий раз, когда об этом зашла речь, ей было 15 или 16 лет и она обсуждала это с девочками из общины Дауди Бохра в школе. «Спроси у мамы», — сказали они. Самина так и сделала. Мать сказала ей, что это обычай их общины. Потом, подстегиваемая все более широким обсуждением хатны в общине, Самина начала изучать вопрос женского обрезания у Бохра. Поначалу было отрицание. Она вспоминает, как думала: «Как они могут делать это? Мы же образованные женщины».

Потом пришла злость. Она говорит, что многих Бохра заставляют верить, что ислам поддерживает эту процедуру, тогда как ни одна другая мусульманская община в Индии не практикует женское обрезание. «Кто вы вообще такие, чтобы контролировать чью-то сексуальность? — говорит она. — Я была очень, очень зла». Она повздорила с матерью и сказала ей, что никогда не сделает этого со своей дочерью. Обвинила мать в лицемерии. Но она больше злилась на общину, чем на мать.

Обе женщины говорят, что между ними очень близкие отношения. Они согласны, что обычай нужно отменить, но разнятся во мнениях, как это сделать. Билкис опасается, что немногие активисты, которые громко говорят об этом, лишь загонят эту традицию еще глубже в подполье. Но Самина не хочет медленных и тихих изменений, она хочет, чтобы религиозные лидеры выступили против этой процедуры. «Оно не прекратится, если не говорить об этом. Нужно постоянно обсуждать это как нечто, чего нельзя делать. Это единственный способ справиться с ним».

vs-t.ru