«Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

29.10.2020 в 16:49

Ежегодно человечество производит два миллиарда тонн отходов. Хочет человек этого или нет, но он оставляет после себя след, и, по иронии, мусор практически вечен. Фотограф Ирина Гейнц решила сделать обобщенный «портрет потребителя», надев на героев маски из фотографий их собственного мусора. Далее вы найдете их рассказы о чрезмерном потреблении, попытках изменить себя и людей вокруг и постоянных отговорках, чтобы этого не делать.

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Питерская художница Ирина Гейнц задумалась о вечном и запустила проект с щемящим для каждого человека названием «Что останется после меня». Но он не про успешный бизнес, высокое призвание, великие открытия или благотворительность. Он про мусор, который мы передаем нашим потомкам.

Данила, 16 лет

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Полиэтиленовые пакеты, вспененный полистирол, фольгированный пластик, тетрапаки, термопленка, зеленое стекло, металлическая крышка, полипропиленовые упаковки, полиэтилен высокой плотности, салфетка, немаркированный пластик, хлопковое волокно, кусочек мороженого.

«Я бы мог поучаствовать в акции Fridays For Future [школьные забастовки за климат, проходящие по всему миру], но для меня важнее агитировать своих знакомых к более рациональному потреблению. Меня волнует невероятное количество пластика, которого становится все больше и больше. Я не знал раньше, что есть целый остров мусора в океане. И что микропластик проникает в среду обитания — мы сами уже им питаемся. Если человек действительно считает себя хозяином природы, он, наоборот, должен ко всему относиться ответственно.

Мы в семье производим очень много мусора. Отец тоже это заметил и поддержал мой план собирать пластиковые бутылки отдельно, чтобы сдавать на переработку. Но сам этого не делает.

Я хожу в секонды и ношу одежду долго. Еще в семье давно заведено, что ненужные вещи мы отдаем. Это редкость, чтобы мы просто выкидывали одежду".

Валерий, 32 года

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Фольгированный пластик, картон, бумага, ламинированный пластиком картон, кожура банана, волосы.

«Каждый человек хочет стать счастливым. Есть тысячи путей. Потребление — худший, но самый простой и понятный. К тому же тиражируется рекламой: «Покупка этой штучки подарит тебе радость!»

Теоретически, я мог бы изменить свои привычки, практически — не сейчас. Когда я себе об этом говорю, мне кажется, это такие дурацкие отговорки! Но я не могу. Мне не хватит времени и сил. То есть я, конечно, прекрасно понимаю, что хорошо, а что плохо. Но нужны большие бытовые усилия.

Я живу в коммуналке и не могу по всей комнате раскидать раздельный сбор — это единственная комната. Мне нужен отдельный шкаф, чтобы не видеть это постоянно. Я очень тревожный человек, повышать свой уровень тревожности еще — убиться".

Екатерина, 41 год

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Фольгированный пластик, немаркированный пластик, термопленка, стрейч-пленка, бумага с пластиковой ламинацией, многослойный проклеенный картон, кожура апельсина.

«С момента моего первого раздельного сбора прошло 3−4 года. С прошлого лета мы еще начали компостировать органику — вывозим на дачу. Зимой не компостируем — органика уходит в помойку. Это зона ответственности мамы. Она прочитала, что не все стоит класть в компост. Например, косточки черешни и цитрусовые.

Иногда я позволяю себе уступки: взять чипсы или мороженое в неперерабатываемых упаковках. Мусор на снимке ударно копился полторы недели — я разобрала ящик, разобрала «Лабиринт» (Екатерина ходит в пункт выдачи компании у дома и забирает использованную упаковочную пленку для сдачи в раздельный сбор, штрихкоды отрезает. — прим. авт.), подготовилась к акции «Раздельного сбора»… В общем, скидывала все, что не перерабатывается.

Некоторые смотрят на меня, как на юродивую, потому что не понимают, зачем тратить столько усилий. Но в природе же есть биоразнообразие — я стараюсь относиться к людям так же".

Лариса, 49 лет

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Тетрапаки, нетканое синтетическое полотно, ПВХ, картон с ламинацией, полиэтиленовые пакеты, лист растения.

 
«Мы ходили весной в лес у дома каждый день в течение двух месяцев. Ходили с пакетами — собирали в мусор. Летом график сбился. Сейчас начали снова. Я зашла в лес и ужаснулась: «Мне не убрать это». Попыталась, а потом руки опустились. Даже с детьми невозможно все собрать. Вот я вчера убирала вдоль дороги. И что? Уже свежий мусор. Хочу таблички повесить в местах, где в лесу любят распивать алкоголь. Но не просто «Не мусорьте здесь», а что-то, чтобы до ума доходило. Может, напугать дружинами? Штрафом? Проклятьем?

Сейчас дома мы начали складывать отдельно батарейки и лампочки. Бумагу стараюсь не выкидывать — либо сжигаем в печке, либо в костре. Когда есть возможность сдавать макулатуру у детей в школе — мы сдаем. Пластик и стекло пока не собираем. Очень болит душа, что стекло выбрасывается. Но пока не выработала алгоритм, как его можно сдавать. Если бы были контейнеры возле дома, я бы с удовольствием пользовалась.

Ты начинаешь с себя, у тебя семья, дети, друзья, на которых ты можешь повлиять, рассказывая, показывая пример. Если в семье ты поменяешь потребительские привычки, то и твои дети уже будут жить по-другому".

Валентин, 86 лет

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Ветошь, фольгированный пластик, картон, полиэтилен, кофейный жмых, элементы растений.

«Я — один, у меня потребности небольшие. Ведро держать нет смысла, я в пакетик все собираю и на следующий день по дороге в магазин выкидываю. Большие пакеты я вообще не беру. Вот у меня в кармане лежит один — хожу с ним, пока не порвется. Пожилые люди экономично рассматривают этот вопрос. За каждый пакет надо платить 2−4 рубля. Но я не из-за экономии — просто нерационально. Зачем его брать, если тут же надо выбрасывать? А повезут на свалку».

Ксения, 22 года

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Фольгированный пластик, пластик без маркировки, нетканое синтетическое полотно, провод, салфетки, ламинированный пластиком картон, бумага.

 «Я не люблю слово «потребление», даже когда оно используется в якобы позитивном контексте. Например, осознанное потребление. Потреблять — это значит просто брать. Ты берешь и ничего дальше не делаешь.

В плане экологии я задаю мало вопросов. Знаю, что делаю недостаточно и могу больше, но нахожу себе тысячу оправданий. При этом родителей я могу обвинять: они не понимают, что немного испачканный пакет можно вымыть, а не выкинуть. Когда мама узнала, что у меня уже два месяца копятся отходы (для раздельного сбора), она была в ужасе: «Они же воняют, ты в каком гадюшнике живешь?» Я сказала, что все мою, а она: «Что?! Еще и моешь?» Это был разрыв, она вообще не поняла — другая парадигма. Они не знают про воздействие пластика, чем это грозит, что он разлагается сотни лет.

Я перестала покупать одежду — наоборот, отношу ее в секонд. Сейчас у меня максимально все есть, и шопоголизм непонятен. Некоторые друзья копят деньги, чтобы что-то купить: новую куртку, кроссовки. Моей обуви 7 лет, я ношу бабушкину кофту, и мне комфортно, чувствую себя в этом хорошо. Если мне что-то действительно понадобится — куплю. На самом деле странно, мне всегда нравились шмотки, ходить по магазинам. Сейчас система координат изменилась".

Сергей, 62 года

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Картон, полиэтиленовые пакеты, немаркированный пластик, ламинированная пластиком бумага, фольгированный пластик, полипропилен, бумага, колбасная оболочка.

«Всю жизнь знал, что выделяются площади для мусора, и это нормально. Считал, что другое невозможно придумать или создать. Но сейчас получается, что даже в нашей стране, с ее необъятными просторами, назрела проблема.

Год назад с семьей задумались о происходящем — стали сортировать отходы и увидели, какой оставляем след. До вывоза в пункт сбора проходит два-три месяца — отходы занимают отдельное помещение. Чтобы их вывезти, нужно загрузить джип под завязку, около сотни килограммов. Море пластика, бутылок из-под детского молока. Два-три человека производят такое количество — ужас. Когда грузишь все в автомобиль — испытываешь негативные чувства от мыслей, что ты на этой планете творишь. Потом появляется некоторое удовлетворение, когда видишь очередь, волонтеров, заряжаешься положительной энергией. Люди приходят с небольшими объемами. Вероятно, сдают чаще. А ты минут пятнадцать принимаешь от сына мешки, которые он таскает из машины.

Готов ли я менять свои потребительские привычки? Не готов. Мотив сохранить мир, дать возможность другим поколениям жить в нормальных условиях, справедлив. Но он не пересилит привычки покупать и потреблять здесь и сейчас.

Никого не интересует даже то, что мы сидим на ядерных бомбах. У нас рядом «Тополя» по трассам ползают, дороги перекрывают. И когда через 15 минут мира может не быть, мы будем думать, как сохранить его для будущих поколений? Неизвестно, сколько нам осталось жить, а я буду думать, что не стоит покупать себе лишнее мороженое?"

Ксения, 25 лет

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Резиновая перчатка, синтетическая губка, стрейч-пленка, немаркированный пластик, ламинированный пластиком картон, очистки от креветок, остатки еды, волосы.

 
«Ненавижу выкидывать продукты. Иногда еда все равно портится, и я очень грущу. Стараюсь покупать ровно столько, сколько съем. Мой парень даже думал, что у меня маленькая зарплата и не хватает денег на еду. Говорил: «Не стесняйся, Ксюш, я заплачу». Даже ссора была: я купила яйца, какой-то фрукт. Подумала, что приготовлю яичницу, порежу огурчик, кофе выпьем. Для меня это завтрак. Он очень расстроился — решил, что я его не ждала, раз не накупила еды. А я просто не беру лишнего.

Потребление — подмена ценностей, замещение настоящих потребностей. Например, каждый хочет быть любимым. И человек думает, что его будут любить, если он будет классно одеваться. Или его будут уважать, если у него много машин.

Меня беспокоит, что у нас в стране отсутствует забота. В том числе об экологии. Не понимаю, почему государству все равно? У нас инициатива идет от людей, а не от власти, и это безобразие. Возможности раздельно сдавать отходы просто нет. Почему человеку доступно образование, но недоступна возможность не загрязнять свой дом? Какой-то абсурд. Чтобы не мусорить, ты должен прикладывать такие усилия! Я не попадаю на волонтерские акции «Раздельный сбор». Поэтому езжу сдавать свои отходы в IKEA — и благодаря шведам чувствую себя нормальным человеком. Хотя не все можно сдать".

Марина, 28 лет

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Немаркированный пластик, упаковка из смеси пластиков, термобумага, рыбные очистки, скорлупа, персик, морковь, перчатка.

«Как-то раз я выкинула еду и поняла, что ведро только что было совершенно пустым, а теперь полное. И меня накрыло: я только что создала ведро мусора! Я взвесила пакет в руке, поняла, что это очень много, и просто приняла решение: с завтрашнего дня мы так больше не делаем. Рядом со мной как раз проходили акции «Раздельный сбор». Позже я поняла, что мыть упаковку не страшно и не сложно. Просто ты знаешь, что это нужно сделать. Я занимаюсь этим почти два года.

Помню, как в детстве сдавала бутылки. Не потому что не было денег, а потому что это нормально. Родители и бабушка рассказывали, как им в магазине что-то продавали только в свою тару. То есть это нужно было держать в голове: ты не просто идешь в магазин, а берешь с собой все необходимое. Полиэтиленовых пакетов вообще не было, они стоили дорого. Дедушка их мыл, сушил и потом снова использовал. Поэтому, когда в 90-х появился свободный рынок, начался «отходняк»: наконец-то мы можем ничего не мыть, не экономить, а просто потреблять.

Автоматизм — очень страшная вещь. Он во всем. В отношении к людям, себе, ко всему. Мы воспринимаем все как данность, не чувствуем конечности. Все легко в получении, относимся друг к другу как к ресурсу. Но любой ресурс может закончиться, перестать быть доступным каждому, стать дороже. Климат меняется, и меня это очень сильно беспокоит. Еще 10 лет назад все было по-другому. Это очень быстрые изменения, и дальше все будет только быстрее. Все может действительно печально и трагически закончиться. Для нас, не для внуков".

Александр, 30 лет

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Полипропиленовая упаковка, тетрапак, полиэтилен высокой плотности, полистироловая баночка, картон, фольга, пластик без маркировки.

 
«В 2012 году мой преподаватель, который занимался экологическими вопросами, рассказал мне о городской свалке. Которую я, кстати, мог наблюдать из окна своего дома — она была высоченной. Он говорил, что к 2020 году свалка будет такой огромной, а содержание метана таким высоким, что любая искра может привести к катастрофе. Не то чтобы это на меня повлияло. В моем городе в первую очередь была проблема не с сортировкой, а тем, что из некоторых районов мусор вообще не вывозился.

Люди, которые начинают с себя, заряжают других. Например, Чистомен — мужчина в зеленой маске из Челябинска, который устраивает уборки. Он вдохновил многих людей делать так же. Конечно, уборка — не решение проблемы. Но в российском обществе уже это — очень хорошо и правильно.

Лично я к раздельному сбору не готов. Просто не готов. Не хочу этим сейчас заниматься. Я из тех людей, которые начнут, когда будет инфраструктура и регламент со стороны государства. Считаю, это правильный путь. Я не задумываюсь о том, какой след оставляю. А если и задумаюсь, это ничего не изменит в моей голове, честное слово. Я переживаю только за зеленые массивы в городской среде. Будем честны, меня волнуют не море, не горы, а конкретно — город. Так как это среда, в которой я обитаю".

Ксения, 31 год

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Бумага, бумажные салфетки, термобумага, многослойный проклеенный картон, упаковка из смеси пластиков, картон с пластиковой ламинацией, немаркированный пластик.

«Когда я что-то не выкидываю, я говорю себе: «Это хорошо». Но, если честно, что изменит не выкинутая мною бутылка? Ничего. Конечно, если миллиарды людей не будут выкидывать — это многое поменяет. Но ведь каждый думает только о себе.

Говорю коллегам: «Наливайте кофе в свою кружку». А они не понимают, чем вредят «бумажные» стаканчики. То есть люди даже не догадываются. Берешь бумажку и макаешь в воду. Что с ней происходит? Она размокает. И как «бумажный» стаканчик может часами удерживать жидкость? Там пластиковая пленка. Не то чтобы люди тупые, просто не хотят думать. Все идет к упрощению. Техника за нас думает и все делает.

Мне грустно, что человек не может изменить своим инстинктам. Не может перестать есть. Возможно, пока что. Надеюсь, когда-нибудь что-то придумают и мы не будем нуждаться в еде или она будет в другом виде. Тогда мы перестанем покупать. Кто-то возразит: «А как же разнообразие и вкус?» То, что плод сладок, еще никого к добру не привело. Адама и Еву вот тоже. Они — первые потребители. А змея — маркетолог — соблазнила, заманила яблоком".

Татьяна, 59 лет

 «Что останется после меня»: пронзительный фотопроект питерской художницы Ирины Гейнц. ФОТО

Полистирол, салфетки, подгузник, бумага с пластиковой ламинацией, полиэтилен, фольгированный пластик, кофейный жмых, кожура дыни, вишневые косточки, умершее растение.

«Когда мы учились в школе, выделялись огромные территории для сбора макулатуры и металлолома. Всякие коряги с улиц сдавали. Иногда со строек могли принести даже нужное. Потому что соревнование между классами — хочешь выиграть. Все шныряли по колхозам, полям, ямам, арыкам и собирали металлолом. А в быту у нас разве что металлические банки были, но мы их приспосабливали для хранения — под гвозди, пуговицы, иголки. Если вдруг пластиковая коробочка появлялась, то мы ее хранили как зеницу ока, на видное место ставили: «Какая красивая пластиковая коробочка!»

У нас было помойное ведро с водой и очистками. И мы выливали это в яму в саду. Там оно все само собой перегнивало. Мусорок не было. Стекло, металл и макулатуру мы сдавали. Полиэтиленовые мешки появились гораздо позже, из-за бугра. За большие деньги фарцовщики привозили эти мешки с рекламой «Мальборо» и «Левайс». И мы в эти мешки засовывали какую-нибудь сумочку, чтобы он не растянулся и дольше служил. А потом поперла «цивилизация» — занавес открылся, и нам показали, как можно жить.

Мы дойдем до точки практического невозврата и быстренько начнем исправляться. Другой вопрос — успеем ли. У людей какая логика? Я зачем буду напрягаться? Напрягитесь кто-нибудь, а я подумаю. Чтобы совесть большинства проснулась, нужен либо насильственный приказ, либо воспитать поколение, у которых будет другой способ жизни. А у нас какой? Идея одна: глянцевые журнальчики, реклама, вот так надо выглядеть, вот так ходить, вот это тебе нужно купить, вот это иметь. Иметь, иметь, иметь. Все. А зачем, для чего? Ведь я этого достойна! И каждый — я".

https://bigpicture.ru

Добавить комментарий
Комментарии доступны в наших Telegram и instagram.
Новости
Архив
Новости Отовсюду
Архив