Забытые враги

 

- Сто…

- Двести…

- Терц…

Игроки переглянулись.

- Вы, Франц Иванович, второго дня уже объявляли терц с семеркой и девяткой. С вас еще прошлый долг не списан. Решили мне опять законную сотню перебить?..

- Не волнуйтесь, Петр Николаевич, за мною не станет. Вы мне с шестнадцатого года двадцать рубликов позабыли. Помните под Перемышлем?..

- Не ссорьтесь, господа, - третий игрок взял прикупную карту, - все мы кому-то должны. Давайте продолжим…

- Я - пас…

Полковник царской армии Петр Михайлович Мюллер и прапорщик Франц Иванович Лоран собрались на квартире своего давнего приятеля - подполковника артиллерии Петра Николаевича Дудникова поиграть в старый добрый белот.

На дворе 1938 год. Место действия: город Николаев, улица Херсонская, бывший особняк братьев Донских. Особняк давно уже не особняк, а муравейник, поделенный на крошечные коммуналки и заселенный различным служилым и рабочим людом. Полковник Мюллер уже не полковник, а машинист ацетиленовой установки на заводе им. Марти. Прапорщик Лоран служит старшим учетчиком кооператива «Незаможник». Подполковник артиллерии Дудников превратился в механика автогаража при «Горснабсбыте» (прообраз городского управления торговли).

Друзья не успеют доиграть эту партию. Бывших херсонских помещиков арестуют чекисты и через два месяца отправят на десять лет в лагеря. Полковнику Мюллеру и прапорщику Лорану впоследствии изменят приговор и по распоряжению трибунала расстреляют, а вот артиллерийский офицер Петр Николаевич Дудников выживет.

В 1956-м он вернется из «Карлага» и поселится у своей сестры в Питере. Будет работать по специальности - главным механиком артдивизиона. Затем выйдет на пенсию и напишет воспоминания – «Позабытые враги». Опубликует их в журнале «Сибирские огни» в 1987-м. Умрет через год, достигнув возраста 98 (!) лет.

Мемуары артиллерийского подполковника Дудникова – субъективный источник для краеведов. Здесь много говорится о предвоенном Николаеве, об атмосфере доносительства, вечного ожидания ареста и судебных процессах над врагами: троцкистами, украинскими националистами, шпионами и т.д.

 

С точки зрения поверхностной критики, «Позабытые враги» - слабая литература. Здесь нет такого эмоционального накала, как в «Детях Арбата» Анатолия Рыбакова, зато поставлен вопрос: почему во время разгара ежовских и бериевских репрессий тысячи бывших дворян, крупных землевладельцев и царских офицеров сумели спокойно прожить почти до самой войны.

Можно было бы усомниться в правдивости старого царского офицера, но… в 2005 году редакторы пятитомника «Реабилитированы историей. Николаевская область» опубликовали архивный документ - список херсонских помещиков, которые были выселены в 1930-м из своих маетков по решению гражданского (?) суда. Здесь есть фамилии наших игроков в белот. Это полковник Петр Михайлович Мюллер, прапорщик Франц Иванович Лоран и подполковник артиллерии Петр Николаевич Дудников. (Фотография списка прилагается).

Почему они благополучно дожили аж до 1938 года? Почему дворян не трогали тогда, когда уже пустили «под нож» всех старых большевиков-ленинцев, героев гражданской войны, безвинных учителей украинского языка и прочих врагов народа? Зачем их терпели и «не замечали» в новой стране?

Мемуары подполковника Дудникова «Позабытые враги» отвечают на эти непростые вопросы.

Добрый барин

Петр Николаевич Дудников родился 9 июня 1890 года в семье крупных землевладельцев на хуторе Чайковка, Врадиевской волости Ананьевского уезда Херсонской губернии. Его отец – Николай Петрович Дудников – интендант 133-го Симферопольского пехотного полка вышел в 1883 году в чистую отставку и… удачно женился. Приданое невесты исчислялось 5 234 десятинами пахотной земли и помещичьим домом на хуторе близ села Краснополье.

«… У матери в поместье никогда не было крепостных и дворовых. Все пришлые получали землю в удобную аренду и давались средства на первичное вспомоществование. – Пишет в мемуарах Петр Дудников. – Отец сам вел хозяйство, не привлекая управляющих из евреев и немцев, как тогда было принято. Он нанимал агрономов, выписывал из-за границы породистых быков, коров и овец... Впоследствии построил дом для сельской школы и положил жалованье учителю - студенту из семинаристов…».

Детская биография будущего артиллериста типична для дворянского сословия. В семь лет его отправили на учебу в николаевскую гимназию, а через пять лет перевели в младший класс Константиновского артиллерийского училища, находящегося в Санкт-Петербурге. В 1908-м Петр Дудников был выпущен по первому разряду и определен подпоручиком в 16-ю конно-артиллерийскую батарею.

О своей службе мемуарист сообщает очень скупо. Серые будни, летние лагеря и учебные стрельбы. Подпоручик тяготится армейской жизнью, у него не складываются отношения с начальством. В 1910 году умирает его отец, и офицер под этим предлогом уходит в отставку.

Дудников приезжает в родное имение Чайковку, начинает активно заниматься хозяйством. Выкапывает пруды для рыбы, разбивает виноградники и плодовые сады. Крестьяне-арендаторы работают у него, получают устойчивую зарплату. В 1911 году он добивается преобразования сельской школы в двухклассное народное училище, которое содержит за счет доходов с имения, а в 1912-м строит здание фельдшерского пункта и покупает необходимые медицинские инструменты. Теперь селянам не нужно ездить в волостную больницу за первой помощью.

Когда крестьяне окрестных сел Врадиевского повита коллективно выступили против непомерной арендной платы помещичьих экономий, жители Чайковки не пустили бунтовщиков грабить барский дом. Всех зачинщиков связали и передали полиции. Люди платили добром за добро.

С началом Первой мировой войны отставной подпоручик артиллерии Петр Дудников добровольцем записывается в действующую армию. У него нет семьи и хозяйство оставить некому. Управляющего имением, по примеру отца, нанимать не хочет. Барин собирает общинный сход и договаривается с крестьянами о «временном безвозмездном пользовании своими угодьями, садами и покосами». Селяне назначают от общества «череду присматривать за домом и лошадьми», обязуются «держать порядок на прудах и мельницах», «оплачивать из доходов пользования школу и фельдшера».

Если верить мемуарам Дудникова, то в своем поступке он не был одинок. Многие офицеры-добровольцы оставляли имения в пользование крестьянским общинам. Это была гражданская позиция части русского дворянства. Помещики, уходя на фронт, пытались облегчить жизнь сельских обществ, которые утрачивали лучших работников через всеобщую мобилизацию.

Случайно выживший

Подпоручику Дудникову с первых дней войны крупно не повезло. Вместе с корпусом генерала Самсонова он оказался в жестокой мясорубке в Восточной Пруссии. Был ранен и попал в немецкий плен. Через полгода бежал, затем воевал под Перемышлем и вновь был ранен. Последнее ранение артиллерист (уже подполковник) получил в сентябре 1917-го. Его отправили в Очаков командовать учебной батареей.

Однако к месту новой службы Петр Дудников не доехал. В дороге его настиг тиф, и он слег в Одесском госпитале. Две недели высокой температуры и бреда. Ослабленный ранениями офицер должен был умереть. Доктора не верили в благополучный исход, но больной очнулся и запросился к себе на родину в Чайковку.

Здесь случился второй рецедив болезни. От таких осложнений в начале века, когда не было антибиотиков, наступала неизбежная смерть, однако двадцатисемилетнему артиллеристу повезло, его за три года выходила сельская знахарка.

Всю гражданскую войну офицер провалялся в постели. Крестьяне спрятали и не стали выдавать своего барина махновцам, петлюровцам и красным. Вместе со всеми селянами Дудников пережил продразверстку военного коммунизма и голод 1921-го. Затем комбедовцы конфисковали помещичье хозяйство и дом. Бывшего помещика отселили на дальнюю мельницу, где он благополучно молол зерно, аж до 1930 года.

17 мая этого года Петр Николаевич Дудников и еще девять человек из бывших помещиков-землевладельцев, по решению Одесского окружного суда были выселены с населенных пунктов за пределы своих административных территорий. Эти люди не эмигрировали с Белой армией, не участвовали в военных действиях против советской власти. Они хотели адаптироваться к условиям нового режима и быть полезными своей Родине, но… не получилось.

Петр Дудников, Петр Мюллер, Франц Лоран переехали в Николаев и устроились работать в городские учреждения. Они продолжали дружить и встречаться по-соседски за картами, как в старые добрые времена.

Стратегический запас классового антагонизма

О существовании города в 30-е годы у Юрия Крючкова в «Истории Николаева» сказано очень скупо: «О периоде 1929-1941 гг. в истории Николаева трудно написать что-либо радостное и приятное… Введение драконовских порядков на фабриках и заводах; всеобщая подозрительность и поиски врагов среди своего народа, приведшие к массовым репрессиям 1936-1939 гг. В общем, это была особая форма продолжавшегося «красного террора», замаскированного социалистической пропагандой…».

Петр Николаевич Дудников более подробно описывает бытовую атмосферу жизни николаевцев: «… Призрак доносительства витает повсюду. Звериная борьба за жилплощадь в нашем доме уже отмечена первыми потерями. Рафаил Сулема – отец четверых детей и контролер соседнего завода («Плуг и молот» - авт.) недавно прибавил к своей квартире еще комнату, где проживал тихий часовщик Эдуард Вальков. Эдик исчез однажды, не пришел домой с работы. Спрашивать кого-то о нем страшно. Через неделю Сулема уже показывал всем ордер на расширение… На втором этаже «расширились» за счет свих соседей Глузман, Ворожейкин и Сердюков… Кто расширяется, тот и доносит…».

Автомеханик Дудников наблюдает, как «тасуется» руководство Николаевского «Горснабсбыта». Вчерашние директора и парторги – организаторы митингов против троцкистов, промсаботажников и националистов – сами в одночасье становились врагами народа.

Бывший помещик на старости лет рассуждает: «Советская власть провозгласила борьбу за всеобщую грамотность. Зачем? – Да затем, чтобы научить вчерашних безграмотных крестьян карябать доносы на грамотных людей. Умеющий писать, еще не может считаться грамотным, если его умение не освящено нравственностью… Это в средневековье можно было кричать «Слово и дело!», а теперь нет, изволь это слово написать на бумаге и дело сразу появится… У Мюллера на заводе (им. Марти – авт.) отбраковщик из недавних крестьян написал доносы на двух токарей, которые возмущались коммунистической субботой. И что? – Нет теперь в цеху токарей, некому работать…».

В мемуарах Дудникова трое друзей, собираясь за картами, говорят в основном об арестах. Бывшие дворяне не понимают логики происходящего. Врагами народа объявляются вчерашние красноармейцы, совслужащие, простые рабочие и директора заводов. «…Не могут быть в одной тайной организации и директор, и фельдшер, и уборщица. И вообще, может ли чернорабочий быть резидентом британской разведки? Какая польза от его компетенции?..».

Бывшие дворяне удивлялись, почему в Николаеве до сих «на воле гуляют» действительный статский советник Макаров, жандармский ротмистр Чернаков и присяжный поверенный Кальпес. Дудников добавляет: «… Ни к кому из нас пока не возникло претензий. Лоран и Мюллер рассказывают, что про их прошлое дворянство известно всем, но считается, что они давно уже перековались…».

Помещики-землевладельцы целых шесть лет (!) собирались по выходным на квартире играть в карты. Шесть лет никто их не трогал. Бывшие офицеры участвовали в митингах, субботниках и ходили на праздничные демонстрации. Они активно социализовывались в новой стране. По какой причине их не арестовывали?

Под занавес жизни Петр Дудников прочел книжку В. П. Попова «Государственный террор в советской России, 1923—1953 гг.», где нашел для себя ответ на этот вопрос.

В 1935-м году народный комиссар внутренних дел Генрих Ягода доложил лично Сталину итоги двухлетней операции по выявлению бывших представителей дворянского сословия, которые успешно интегрировались в советское общество и не были замечены в контрреволюционной деятельности. На шестой части суши таких набралось 9 045 граждан обоего пола. На территории Николаевской области к 1935 году проживало 111 дворян, на землях современной Херсонской и Одесской областей 98 и 141 соответственно.

Ягода предложил изолировать «потенциальных контрреволюционеров» в лагерях и особых поселенческих зонах. По свидетельству Александра Поскребышева, Сталин подумал и… ответил: «Настоящих врагов нужно беречь, как стратегический запас. Если у партии не будет настоящих врагов, она размякнет и перестанет быть боеспособным авангардом народа. Мы должны рачительно и по-хозяйски обращаться с нашими врагами…».

Сталинское «рачительно» и «по-хозяйски» говорит о том, что в 1935-м еще никто не отменял основную идею преамбулы советской конституции, где четко был сформулирован тезис: «С развитием социалистических общественных отношений будет возрастать антагонизм и сопротивление свергнутых классов».

Диктатор хотел держать все население «в тонусе». Последние представители российского дворянства в СССР долгое время оставались «стратегическим запасом», который был необходим для организации новых политических процессов и устранения реальных конкурентов власти.

Однако перед Второй мировой войной все приграничные округа «зачистили» от нежелательных элементов. Легальных («паспортных») дворян репрессировали. Оставшиеся скрывали свое происхождение, прятали семейные реликвии и жгли дореволюционные фотографии. Автор текста двух гимнов Советского Союза - столбовой дворянин Сергей Михалков, в 1940 году публично открестился от своих предков, назвав их «однофамильцами». Жена Михаила Булгакова Елена Шиловская, урожденная Нюренберг, в анкетной графе «происхождение» всегда писала: «Из мещан». Никто не хотел собою пополнять «стратегический запас» классового антагонизма.

Сколько сегодня живет в Николаевской области реальных потомков дворян? – Никто не знает. Древняя элита России частью разъехалась по миру, частью была физически уничтожена большевиками. Для старшего поколения они до сих пор остаются забытыми врагами.