Великая крестьянская мечта

«… Борьба крестьян за «черный передел» - стихийная форма народного рентоискательства. Крестьяне-рентоискатели ошибочно оценивали величину выгоды, за достижение которой они ведут борьбу.

Как и любая рентоискательская деятельность, она, с точки зрения общества, непродуктивна и даже разрушительна.

Ликвидация помещичьего землевладения давала крестьянам возможность направить свою деловую энергию в русло производительной деятельности… Рациональное решение аграрного вопроса должно было преследовать цель - сохранение помещичьих имений так долго, пока они превосходили по эффективности крестьянские хозяйства…».

(Латов Ю.В. Экономика вне закона. (Очерки по теории и истории теневой экономики). М.: Московский общественный научный фонд, 2001).

Московский научный фонд издал полезную книгу Ю. Латова «Экономика вне закона. (Очерки по теории и истории теневой экономики)». Ученый-экономист исследовал развитие аграрных отношений на территории России в смутное время революций и войн начала ХХ века. Он сделал парадоксальный вывод о том, что «великая крестьянская мечта» уравнительного и бесплатного передела всей земли между теми, кто ее обрабатывает, есть точка отсчета появления криминальной экономики в стране.

Соседство мелких крестьянских наделов с обширными помещичьими хозяйствами, по мнению автора, создавало у общинников иллюзию лёгкого решения трудной проблемы – «отнять и поделить». «Вишнёвые сады» были на расстоянии втянутой руки и сами просились под топор.

Накануне революции 1917 года в Херсонской губернии селяне неохотно вводили у себя агротехнические новшества, зато жадно впитывали малейшие слухи о том, что «землю будут раздавать даром». Они надеялись на барскую жизнь в качестве арендодателей-рантье. Излишки помещичьих угодий должны были обеспечить им спокойную и предсказуемую старость.

Народная мечта о справедливом «черном переделе» создала на юге Украины в 1917-1921 гг. теневой аграрный сектор.

Новые рантье

10 сентября 1917 года крестьянские сходы сел Владимировка, Молдавка, Доманевка и Карловка Ананьенского уезда, Херсонской губернии не захотели ждать созыва Учредительного собрания и решили начать передел помещичьих земель. Селяне долго спорили и постановили: заставить крупных землевладельцев в принудительном порядке заключить с крестьянской громадой арендный ряд (договор).

Не зависимо от качества земли дворянам-собственникам предлагалось сдать ее во временное пользование крестьянам по 60 копеек за десятину. При тотальной инфляции рубля эта цена была абсурдной. Помещики Кантакузены (7 тысяч десятин земли), Олейники (5 тысяч десятин) и Шишкины (5 тысяч) хотели сохранить свои рентабельные имения и отказались подчиниться решению схода. Для усмирения бунта они пообещали вызвать войска. Войска вскоре прибыли. Это был отряд дезертиров из Одессы, который двигался в родной уезд и оказался проходом в Доманевке. Солдаты арестовали помещиков, заперли всех в подвал, принялись грабить барское добро в усадьбах и пьянствовать. Утром Олейника и Шишкина расстреляли на околице Доманевки. Подполковнику Дмитрию Кантакузену удалось бежать. Его искали по всему селу… безуспешно.

Раздраженные дезертиры на лошадях прибыли в его имение Кантакузовку, но и здесь не нашли «царского сатрапа». В пьяном гневе они разграбили помещичий дом, сожгли ригу, овины и, по свидетельству управляющего Антона Бортника, «резали коровам и свиньям языки».

Проблема с несговорчивыми владельцами была устранена, крестьяне решили начать паевание арендных земель из расчета 3 – 3,5 десятины на одного едока. Арендную плату постановили вносить в ссудную кассу на имя владельцев (?).

Через два месяца власть в Петрограде перешла в руки большевиков и проблема с уплатой арендных платежей разрешилась сама собой. Помещичьи угодья стали собственностью селян де-факто. В январе 1918 года совет крестьянских депутатов в Доманевке под председательством бедняка Ивана Ковалева утвердил границы передела земли, разделил господский сельскохозяйственный инвентарь, скот и запасы непроданного барского зерна между членами сельских громад.

Свершилось! Многовековая мечта селян была реализована. Как воспользовались долгожданными благами селяне? – Очень предсказуемо. По письменным показаниям Антона Бортника («Летопись революции», 1922, № 2), свои новые земли крестьяне села Кантакузовка отдали в аренду беженцам из Буковины на условиях испола.

Испольщина – тяжелое изобретение феодальной экономики. 50% урожая арендатор отдает владельцу земли, а 50 оставляет себе на потребление и воспроизводство. Это драконовское условие аренды обеспечивает полуголодное существование земледельцу. В античной Греции спартанские рабы-илоты работали на хозяев всего за четверть урожая, а в Европе от испола отказались еще в ХVIII веке.

Вчерашние бедняки Херсонской губернии внезапно превратились в жестоких помещиков. Они боготворили новую власть и хотели получать свои дивиденды немедленно, но… на пути к истинному благополучию стояло одно препятствие – хлебная монополия государства.

Хлебный холдинг в смутное время

 

Ограничения на торговлю хлебом появились в России в 1915 году с введением в городах карточной системы. Уже в марте 1917-го Временное правительство установило тотальную хлебную монополию. Государство декретировало свое право изымать у крестьян весь хлеб (за вычетом урожая для личного потребления) и полностью запретило торговлю зерном.

Почти сразу же после введения ограничений появились предприимчивые посредники, которые скупали хлеб в деревне и контрабандой везли его в город, зарабатывая «рубль прибыли на рубль капитала».

Летом 1917 года теневая торговля приобрела всероссийский масштаб. Правительство Керенского вынуждено было посылать заградительные отряды, чтобы перекрыть мешочникам доступ в индустриальные центры. Мера суровая, но… малоэффективная. Взятки уездным и губернским комиссарам открывали путь в города многокилометровым хлебным обозам.

В период "военного коммунизма" большевики приняли эстафету огосударствления хлебного рынка. Наркомпрод должен был собирать и затем распределять всю муку среди городского населения и армии. Однако, по свидетельству специалистов, «…только наименьшая часть сельскохозяйственной продукции попадала в снабженческие органы власти, а большая доля уходила на подпольный рынок, где цена в несколько раз превышала предписанный государством уровень». (Вайсберг Р. Е. Подпольный рынок в период «военного коммунизма». М., 1925).

Ситуация была критическая. В ноябре 1919 года Ленин публикует в «Правде» программную статью «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата». Гневные эмоции вождя выплескиваются на бумагу: «…крестьянин, который продал из-под полы 40 миллионов пудов хлеба по цене вдесятеро более высокой, чем государственная, …надувая государство, …вот этот крестьянин есть спекулянт, союзник капиталиста, есть враг рабочего, есть эксплуататор!».

Однако эмоции были только на бумаге. В реальной жизни крестьянин-трудящийся и крестьянин-спекулянт часто оказывался одним и тем же лицом. Под дулом винтовок продотрядовцев он отдавал за бесценок несколько мешков муки, а затем большую часть своего урожая продавал приезжавшим из города перекупщикам.

Крестьяне «приняли» правила игры, навязанные государством. Новые помещики получали от арендаторов-испольщиков дешевый хлеб и через теневые торговые сделки держали свои хозяйства «на плаву».

 

Исследователь истории колхозного крестьянства на юге Украины Федор Петрунь в сборнике «Летопись революции», № 1 за 1922 год свидетельствует: «… Борьба за хлеб была кровопролитной. Контрреволюционная сельская буржуазия создала в Херсонской, Елисаветградской губерниях и в Крыму единый антирабочий заговор… Кулаки устанавливали между собой связи и припрятывали зерно до весны, чтобы продать его весной по спекулятивным ценам в городах. Они объединили усилия в 1921 году и направили тайно в Одессу, Киев, Харьков и Николаев несколько обозов с мукой, которые прошли все продовольственные заслоны… Множество мелких спекулянтов-мешочников заполнили «черные» рынки городов, где хлеб продавался уже от 50 до 90 руб. за фунт…».

Статья пролетарского историка прямо говорит о том, что крестьяне на юге Украины организовались по принципу теневого сельскохозяйственного холдинга, где акционерами выступали: сами производители, торговые агенты, которые формировали хлебные обозы в города и представители власти (советы, управы, коммуны, военные комендатуры, командиры продотрядов, атаманы, мелкие владетели территорий и проч.). Все получали свои дивиденды из хлебного края.

Перманентные боевые действия и частая смена властей заставляла участников этого единого организма быстро откликаться на форс-мажорные ситуации. Крестьяне прятали хлеб, мешочники изменяли маршруты, а торговые агенты шли к большевикам, белогвардейцам, зеленым атаманам и анархистам договариваться о размере взятки, которая будет служить пропуском в город для хлебного обоза.

Сохранился живой рассказ такого торгового агента, который был напечатан в обработанном виде на страницах «Партийного сборника», вышедшего в Николаеве в 1922 году под № 3.

Свидетельствует бывший староста села Шестаково, Николаевского уезда, Херсонской губернии Валериан Одробинский: «… Наш путь до Одессы пролегал по дороге через Троицкое, Белоусовку, Подолье на Березовку. Шесть подвод муки по 210 пудов каждая. Нам было велено сдать весь хлеб в магазин 1-й Заднепровской армии… Из 14 человек до Одессы добрались только 8 и 4 обоза с хлебом. Часть муки пришлось высыпать продотряду Подольской коммуны и коменданту красного госпиталя в Березовке. Комендант госпиталя арестовал и оставил в заложниках 6 наших ездовых с тем условием, чтобы потом освободить их по предъявлению документов о приемке зерна в магазин Красной Армии…».

Далее в статье говорится о том, что мука для бойцов 1-й Заднепровской армии Павла Дыбенко, была не бесплатной. Крестьяне получили от губернского комиссара по продовольствию разрешение везти «следующей ходкой» свой хлеб в Одессу для свободного обмена. Такая местечковая квота на продажу крестьянского зерна, противоречила декрету правительства, но удерживала конъюнктуру регионального рынка от резких колебаний.

Совсем недавно российский историк С.А. Павлюченков в своей работе «Военный коммунизм в России: власть и массы», изданной в 1997 году московским издательством, опубликовал средние размеры взяток, которые требовали начальники продотрядов «за проход» нелегальных хлебных обозов в промышленные центры на юге Украины. Вот эти данные: обоз из четырех подвод муки на черный рынок в Николаев стоил 25 % от общей массы груза; в Херсон – 25 %; в Одессу – 30-35%; в Елисаветград – 35-40% и в Киев – до половины всей муки.

Крестьяне мирились с большими производственными издержками. Новые помещики поддерживали большевиков. Они ждали окончания великой смуты, чтобы после «черного передела» по-настоящему стать богатыми и счастливыми.

«Красный передел»

Закончилась гражданская война и интервенция Антанты. Одетые в красноармейские шинели селяне, вернулись домой, и хотели немедленно воспользоваться плодами своей победы. Большевики сдержали слово - земля помещиков была поделена между крестьянами. «Черный передел» восторжествовал.

Однако последующий ход событий обманул ожидания крестьян. Продовольственная ситуация в стране резко обострилась после гражданской войны и сворачивания НЭПа. В апреле 1929 года были введены карточки сначала на хлеб, а потом на все виды продовольственных товаров.

Новые владельцы помещичьих земель не проявляли патриотизма и не желали продавать государству зерно по закупочным ценам. Они не мыслили себя вне свободного рынка, отказываясь понимать необходимость плановых государственных заданий по хлебозаготовкам. Действительно, почему во время войны можно было продавать хлеб, а в мирное время нельзя?!

Началась вторая гражданская война, которая велась партийной номенклатурой ВКП(б) против 130-миллионного крестьянства. Она вошла в советские учебники под брендом «великого перелома», включающего в себя составные части: индустриализацию, коллективизацию и культурную революцию.

Мелкие сельхозпроизводители стали участниками второго, «красного передела». У независимых собственников земли в большевистской России будущего не было. В начале 30-х годов ХХ века все они будут объявлены кулаками, расстреляны и сосланы в лагеря.

Выдающийся русский философ Иван Александрович Ильин, размышляя о характере национальной катастрофы, постигшей Россию в ХХ столетии, справедливо заметил: «Русский человек, начавший революцию в качестве инстинктивно-индивидуализированного бунтовщика, заканчивает её в качестве духовно-коллективизированного раба. Большевизм был только соблазном; настоящим замыслом был коммунизм. Надо было взбунтовать русского гражданина, чтобы вновь превратить его в крепостного крестьянина». И далее: «… Революционные партии позвали крестьянство к «чёрному переделу», осуществление которого было сущим безумием, ибо только «тело земли» переходило к захватчикам, а «право на землю» становилось спорным, шатким, непрочным... Историческая эволюция давала крестьянам землю, право на неё, мирный порядок, культуру хозяйства и духа, свободу и богатство; революция лишила их всего… Коммунисты ограбили и пролетаризировали крестьян, ввели государственное крепостное право».