Способны ли сны предсказывать будущее?

Об одном из вещих снов мы узнали из Библии. Фараону приснилось, что он стоит на берегу Нила и видит, как из реки выходят сначала семь лоснящихся тучных коров, за ними — семь тощих и уродливых и поедают первых. Что это значит? В чем здесь закономерность, и есть ли она вообще? За хорошим неизменное последует плохое и перевесит. Фараон призывает Иосифа, чтобы тот истолковал сон: за семью годами изобилия последуют семь лет голода. Ценность совета невозможно переоценить, ведь теперь фараон может откладывать часть урожая на годы недорода. Но если ему дано предвидеть, почему во сне ему являются не просто семь лет изобилия и семи лет голода? Зачем коровы-каннибалы? Это такая ассоциативная закономерность на основе опыта самого фараона? Но как ее расшифровка гарантирует эффективность прогнозирования?

Это связано с тем, как работает мозг; он не просто пассивно получает информацию о внешнем мире, а, скорее, активно интерпретирует ее и ищет закономерности/паттерны. Будь все случайным, не было бы никаких паттернов, а без них — и предсказаний. Спрогнозировать что-то можно лишь путем распознания закономерности, исходя из собственного опыта (или знаний как его разновидности). Существуют ли в событиях закономерность или упорядоченность? Происходит ли что-то с кем-то регулярно? Если каждое событие связано с определенными ассоциативными паттернами, их можно использовать для прогнозирования дальнейшего развития событий.

Некоторые паттерны носят однозначный и логичный характер. Например, день всегда сменяет ночь, поэтому в человеческом сознании они связаны в виде последовательности, и можно с уверенностью говорить о том, что после ночи наступит день. Другой пример: максимальные пробки на дорогах образуются в те часы, когда народ едет на работу и обратно, поэтому сложная транспортная обстановка всегда ассоциируется с поездками на работу. Данная ассоциация не связана с законами природы: около 8 утра движение всегда будет затруднено, если только человек не вмешается, изменив время выезда на работу или перенаправив транспортные потоки.

Некоторые паттерны гораздо менее очевидны. Мы называем их "вероятностными", потому что в их основе лежат некие неавтономные события, в связи с чем абсолютная уверенность при их прогнозировании исключена. Одной из таких задач является предсказание поведения живых существ (человека и животных). Основываясь на их прошлом поведении, вы оцениваете вероятность тех или иных действий в дальнейшем, но не со стопроцентной уверенностью. Их поведение носит не случайный, но и не детерминированный характер. Живые существа полны сюрпризов.

Взять, к примеру, меня саму. Я — ученая и профессор с ограниченным количеством академических часов. Бóльшую часть времени я провожу дома за написанием статей. Нелегко предсказать, когда именно я буду в университете. Наиболее очевидный прогностический фактор — это если я задействована как преподаватель, но работа над очередным исследованием запросто может изменить график. Другой предиктор — запланированная встреча, но и ее я могу пропустить в случае близящегося дедлайна сдачи работы. Таким образом, мое пребывание в университете хоть и имеет тенденцию совпадать (и ассоциироваться) с преподаванием и встречами, но ни в коем случае ими не определяется.

Менее очевидным предиктором будет приглашение выпить кофе с интересным коллегой. Если у меня запланированы лекции и собрания, а также есть возможность встретиться с коллегой за чашечкой кофе, весьма вероятно, что я буду в этот день кампусе — но это все еще только вероятность, хоть и высокая. С другой стороны, я могу присутствовать в университете просто ради кофе с коллегой или переезда из одного кабинета в другой, хотя вероятность совпадения этих факторов гораздо ниже. Тем не менее, чашка кофе с коллегой в день переезда в новый кабинет — это вероятностный показатель моего присутствия в университете.

Но как это все связано со сновидениями?

Во время бодрствования мы хорошо улавливаем логические, детерминированные паттерны. Человек склонен полагать, что его функциональность обусловлена бодрствованием, но это не так. В течение каждых суток существует и другое состояние, когда наш мозг не менее активен, если не более, как полагают некоторые ученые. Это состояние называется фазой быстрого сна, когда мы видим основную массу сновидений. Во это время мы лучше улавливаем менее очевидные и непрямые ассоциации, способные прогнозировать вероятностные события.

Доказательствами этого служит ряд экспериментальных исследований. В 1999 году психиатр из Гарвардской медицинской школы Роберт Стикголд продемонстрировал, что сразу после пробуждения из фазы быстрого сна у человека возникают менее конкретные ассоциации, чем если бы он некоторое время уже бодрствовал. Например, в качестве ассоциации к слову "жарко" большинство участников исследования отвечали "солнце", тогда как полностью бодрствующий мозг обычно выдавал слово "холодно" — более очевидную ассоциацию по принципу "день-ночь".

В 2009 году психолог из Калифорнийского университета Дениз Кай с коллегами провели тесты, слова в которых казались не связанными друг с другом. Рассмотрим последовательность слов: "падение", "актер" и "пыль". Связующее слово быстрее определили разбуженные в фазе сновидений: "звезда".

В 2015 году сомнолог из Гарвардской медицинской школы Мюррей Барски опубликовал исследование, в котором более подробно рассмотрел вероятностные ассоциации. Участников попросили предсказать одну из двух вероятностей — "солнце" или "дождь" — на основе описания сопутствующих условий. Затем показатели участников, побывавших в фазе быстрого сна, сравнили с ответами тех, кто бодрствовал, и у первых результаты оказались лучше.

Исходя из всего вышеперечисленного, я утверждаю, что мы лучше создаем неочевидные словесные ассоциации сразу после стадии сновидений, потому что во время нее мозг с помощью снов настраивается на выявление неочевидных, вероятностных паттернов опыта и событий. То есть захоти кто-то предсказать мое появление в университете в какой-то конкретный день, его шансы на успех возрастут после того, как ему приснится сон.

В некотором смысле в фазе быстрого сна наш мозг функционирует иначе, чем в моменты бодрствования. Ключевое отличие обнаруживается в латеральной части префронтальной коры головного мозга, которая располагается в лобных долях. Эти области отвечают за логическое мышление, планирование и поддержание сосредоточенности на наиболее очевидных решениях проблем. Помимо прочего, префронтальная кора предотвращает "рассеяние внимания". Но при решении сложных проблем, в основе которых лежат неявные ассоциации, "нестандартное мышление" может прийтись как нельзя кстати для установления неочевидных связей.

Этот момент доказал еще в 2005 году психолог Карло Ревербери из миланского Университета Бикокка. Его команда поставила перед пациентами с повреждением боковой префронтальной областью сложную задачу, требующую "нестандартного мышления", и обнаружила, что они действительно справились лучше, чем контрольная группа абсолютно здоровых людей. Но для задействования навыка черепно-мозговая травма не обязательна. Во время быстрого сна латеральная префронтальная кора отключается, препятствуя логическому мышлению и усиливая неочевидные, отдаленные ассоциации, необходимые для установления связей и интуитивных скачков.

Знакомые люди, места и события появляются в наших снах, но из-за деактивации боковой префронтальной коры мы почти никогда не воспринимаем их такими, какие они есть на самом деле. Во сне они сливаются, делая знакомое незнакомым, а зачастую и причудливым. Я утверждаю это потому, что в фазе быстрого сна у нас не возникает воспоминаний о пережитом как таковом, но формируется ассоциирующийся с ним образ. Его причудливость обусловлена отображением паттерна, созданного путем объединения связанных элементов разных людей, мест и событий. В фазе сновидений мозг настроен на выявление неявных ассоциаций и неочевидных закономерностей по тому же принципу, который помог участникам эксперимента найти ассоциацию к словам "падение", "актер" и "пыль".

Но это еще не все: лучший способ запомнить ассоциации со словом "звезда" — это объединить их в некоем образе: знаменитый актер, скажем, Том Круз, покрыт пылью и падает со звезды. Иными словами, полученные во сне образы кажутся причудливыми во время бодрствования потому, что ради выявления закономерности связывают элементы разных переживаний. Более того, причудливые образы попросту лучше запоминаются, ведь странные события мы вспоминаем гораздо охотнее, чем рядовые.

В качестве иллюстрации к данному очерку можно использовать мощный образ из моего личного репертуара сновидений, "Дом из песчаной ткани".

Вот выдержки из моего описания этого причудливого дома:

"Я иду по тихой загородной дороге вдоль аккуратных домиков с открытыми палисадниками… Ощущение, что что-то не так, хотя день солнечный, и все кажется прекрасным… Последний дом у моста в конце дороги, похоже, еще только строится. Когда я приближаюсь к нему, то замечаю, как странно он выглядит — форма кажется округлой, но четких очертаний не имеет. Затем я вижу, как что-то накрывает дом, но не могу понять, что именно — напоминает огромный кусок ткани… Затем я различаю цвет — желтый — и вижу, что дом покрыт песком. Я чувствую страх. Внезапно меняется сцена впереди — теперь я приближаюсь к пляжу…"

Если бы, основываясь на этом сне, я спросила вас об ассоциациях со словами "дом", "ткань" и "песок", вы бы ответили неправильно. Здесь ответ — "смерть", но откуда вам это знать? Это мой сон, а не ваш: мои переживания объединяются, и вы не можете знать их смысл. Вспоминая этот сон, даже мне трудно проследить связи, потому что бодрствующий мозг не настроен на выявление отдаленных, неочевидных ассоциаций.

Но ассоциации имеют отношение к моему старшему сыну, который подумывает о покупке дома, где умер человек. В детстве я очень боялась умереть в зыбучих песках, и к тому же имею травмирующий опыт ожидания смерти любимого человека, с котором мы жили в одном доме. Мертвых людей накрывают тканью или саваном (единая для всех культур ассоциация).

В свете моего личного прожитого опыта "смерть" принимает неявный образ дома из песчаной ткани, который я запомнила, когда этот сон меня разбудил. Но подавляющее большинство снов не запоминается и не дает нам себя осознать.

Однако на бессознательном уровне сны могут сохраняться. Существует большая разница между бессознательным удержанием и сознательным запоминанием. Целых 98% мозговой активности происходит бессознательно, и одним из аспектов как раз являются удержанные сны. Многое в моем поведении во время бодрствования может определяться бессознательными ассоциациями, созданными и выраженными в снах, которые я не могу вспомнить.

Когда сын сказал, что подумывает о покупке дома, в котором кто-то умер, я порывалась его отговорить. Я люблю гулять по пляжу, но никогда не хожу туда в одиночку — вероятно, из-за бессознательного страха перед зыбучими песками. Основываясь на опыте раннего детства, мне трудно находиться одной в доме по ночам. Чтобы разобрать сон на составляющие, пришлось вызвать о нем сознательные воспоминания.

Способность распознавать паттерны — отличительная черта человеческого разума, а наша зрительная система обладает в этом плане чуть ли не безграничными возможностями. Но почему бодрствующий мозг выявляет исключительно логические, детерминированные паттерны, а в фазе быстрого сна лучше распознает вероятностные? И почему изображающие их образы стадии сновидений не покидают области бессознательного?

Ответы на эти вопросы могут скрываться в эволюционных императивах: мы спали, чтобы выжить. Как заявил биолог-дарвинист Теодосий Добжанский в одноименной работе, "Ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции" (1973).

Быстрый сон возникает из древнейших эволюционно-обусловленных нейронный сетей. У всех млекопитающих (включая человека) фаза быстрого сна сопровождается характерными быстрыми движениями глаз. Животным не хватает языковых навыков, чтобы высказывать сложные мысли, но вполне вероятно, что они тоже мыслят с помощью образов. Как, скорее всего, и древние люди. Мысль на основе образа могла сохраниться в древнейших эволюционных механизмах быстрого сна. Причина, по которой он выявляет неочевидные вероятностные паттерны и сохраняет их в бессознательных образах, может отражать ритм жизни наших предков.

Им постоянно приходилось бороться за выживание. В книга "Искусство мышления" (1926) британский социальный психолог Грэм Уоллес говорит об эволюционном императиве распознавать неочевидные ассоциации и паттерны, например, между различными видами "съедобных" объедков или хищными представителями разных видов животного царства. Он назвал эту древнюю форму распознавания образов способностью видеть "сходство в различиях".

Песок, ткань и дом — разные вещи, но в рамках моего личного опыта все они означают для меня "смерть". Моя способность видеть это имеет, возможно, эволюционные корни благодаря способности наших предков распознавать, что львы, змеи и гиены хоть и разные, но все хищники и несут смерть. Мой причудливый дом из песчаной ткани может объясняться теми же принципами, что и ассоциативный образ, объединяющий льва, гиену и змею. Если древним людям нужно было сначала создать ассоциации для существ, которые являются хищниками, а затем идентифицировать любые очевидные предикторы их поведения, то третьим шагом должна была быть попытка распознать во избежание опасности всякую неочевидную, вероятностную закономерность в их поведении.

Что за жизнь была у наших предков? Считается, что до появления сельского хозяйства около 10 000 лет назад люди кочевали, занимаясь охотой и собирательством. Но были ли они в большей степени собирателями, нежели охотниками? И действительно ли они кочевали?

Кочевой образ жизни ведут немногие животные. Большинство занимают стабильные сезонные, многолетние или постоянные области обитания. Пространство, регулярно используемое животными, — это известная Чарльзу Дарвину концепция "родного ареала обитания". Он позволяет добывать пищу (охота опасна) и воду. Древние люди селились вблизи рек и озер, где в изобилии водилась рыба. Для природных ресурсов вроде воды, рыбы, фруктов и орехов, характерна скорее "скученность", чем равномерное или случайное расположение. Следовательно, древние люди часто посещали богатые ресурсами места и даже обходили по нескольку штук за раз.

Очевидно, что места с обилием природных ресурсов привлекают множество животных. Водоемы представляются опасным местом, поскольку их посещают как хищники, так и их добыча: львы устраивают засады в окружающей водоемы растительности, а змеи у воды заманивают добычу в ловушку. Также водоемы предлагают возможности для размножения и социализации, ведь около них можно найти себе партнера. Там же будут и конкуренты. Вычисление моментов отсутствия хищников и конкурентов и присутствия самок повышает выживаемость и способствует размножению.

Но сделать это не так просто, потому что поведение животных и людей обусловлено вероятностями, а не последовательностью. Прогнозирование зависит от способности различать вероятностные закономерности прошлого опыта. В случае определения присутствия у водопоя хищников, конкурентов и потенциальных партнеров не так уж сильно отличается от вычисления времени моего присутствия в университете.

Приближение к богатому ресурсами месту, такому как водоем, — самое опасное время, потому что в непосредственной близости от него неизменно прячутся хищники. Когда древний человек видел при приближении нечто желтое (возможно, льва), бессознательные прогнозы на основе образов, которые сформировались в результате предыдущих встреч с хищником и ассоциаций между этими наблюдениями и другими событиями, быстро подсказывали ему одно из двух: идти дальше или отступить. В таких потенциально опасных для жизни ситуациях медлить нельзя, и бессознательные, прогностические мысленные образы обеспечивают быструю реакцию на опасность.

Эту ситуацию иллюстрирует следующая схема. Древний человек совершает обход мест с 1-го по 5-ое, но в данном случае при приближении к источнику воды (позиция 4) некий вероятный признак опасности вызывает у него бессознательный мысленный образ. На его основе производится отступление обратно в убежище (позиция 3).

Обход включает в себя переход от одного опознавательного объекта к другому с использованием образного прогнозирования паттернов. Например, если древний человек только что покинул источник пищи на позиции 2, он может спрогнозировать, что следующий поход начнется с убежища (позиция 3) и продолжится к источнику воды. Такие логические прогнозы можно было делать с определенной долей уверенностьи, в отличие от того, что может на этих позициях произойти, поскольку речь шла о поведении других живых существ.

Такие основополагающие и устойчивые переживания наших предков наверняка и привели к возникновению двойственности состояния мозга: фаза бодрствования и фаза быстрого сна. Во время первой наше сознательное мышление отличается более выраженной логичностью и последовательностью. Мы можем обнаружить детерминированные паттерны и использовать их для уверенного прогнозирования дальнейших событий.

На стадии сновидений мозг лучше распознает вероятностные паттерны, лежащие в основе поведения живых существ. Они находят отображение в бессознательных образах, которые сохраняются до наступления фазы бодрствования. Всякий раз, когда требуется типичное для опасных ситуаций быстрое, инстинктивное действие, бессознательные образы связывают весь наш прошлый опыт и помогают предсказать вероятный смысл того же проблеска желтого цвета. Это приводит к несколько неожиданному выводу: в прошлом человек спал ради выживания.

Нельзя утверждать, что сны сбываются, но предсказательной способностью они все же обладают. Я не верю, что когда-нибудь пройду по загородной улице, увижу засыпанный песком дом и почувствую страх. Но сны абсолютно точно выявляют вероятностные закономерности в жизненном опыте, которые мои предки использовали для предугадывания событий на "опознавательных объектах". Если вдуматься, сны также могут предсказать мои действия в определенных ситуациях, потому что бессознательно я могу предвидеть их последствия. Например, теперь вы знаете, что, если некто близкий мне думает о покупке дома, в котором умер человек, мне захочется его отговорить. Если бы вы понимали значение ассоциаций в моих снах, то могли бы кое-что обо мне спрогнозировать. Но если ваш опыт далек от моего, то интерпретировать мои сны вы вряд ли сможете.

Библейский фараон призвал Иосифа из темницы, чтобы тот помог ему истолковать сон о коровах-людоедах. Мы никогда не узнаем, что за переживания породили такой образ. Интерпретировать сны может только их обладатель, и Иосифу нужно было довольно быстро придумать нечто убедительное. Ему удалось очень удачно интерпретировать сон так, что фараон ощутил свою важность. Я не верю, что Иосиф мог определить реальное значение того сна, потому что его "хозяином" был другой человек. Но зная самого фараона и характерные для Египта погодные циклы, он таки сумел сделать вероятное предположение.

С точки зрения эволюции, визуальный код, который обеспечивает фаза сновидений, оставался бессознательным, "скрытым", чтобы древние люди могли быстро принимать решения в потенциально опасных или благоприятных обстоятельствах, например, при приближении к источнику воды. В современной жизни мы по-прежнему ежедневно обходим знакомые места ради получения ресурсов: выходим из дома, чтобы поехать на работу, где нам платят; ходим в супермаркет, пьем кофе с другом и посещаем спортзал, чтобы поддерживать форму. Иногда в процессе мы точно так же избегаем врагов и конкурентов, ища себе пару, но уже не сталкиваемся с теми опасностями, которые подстерегали наших предков, включая хищников. Спать ради выживания нам больше не нужно.

Однако способность идентифицировать вероятностные паттерны из прошлых переживаний во время фазы быстрого сна нам до сих пор необходима, потому что мы неопределенности продолжают подстерегать нас на каждом шагу. "Скрытый" код помогает действовать интуитивно и быстро ориентироваться. Способствует ли это попыткам расшифровать скрытый код сновидения? Да, особенно если вы испытываете страх в фактически неопасных ситуациях. Мне, например, страшно оставаться дома одной. Вы думаете, что знаете себя, но благодаря анализу снов понимание можно усилить.

Сью Ллевеллин — профессор гуманитарных наук Манчестерского университета в Великобритании. Иинтересуется взаимосвязями между сновидениями, творчеством и психопатологией.

Aeon Magazine, Великобритания