НОЧЬ КОНЧАЕТСЯ С РАССВЕТОМ

Во время оккупации Николаева украинские националисты невольно помогали узникам шталага, а немецкие солдаты ходили по дворам и обменивали парашютный шелк на пресловутые «яйки, млеко, шпик» и прочие домашние продукты. 

16-го августа 1941-го года части 11-й немецкой армии входили в оставленный нашими войсками Николаев. Они шли гордые собой и слегка удивленные той легкостью, с какой взяли город. Некоторые жители встречали их как освободителей, но очень скоро оказались смертельно разочарованными в буквальном смысле слова. Не успевший передохнуть после сталинских репрессий город попал в новую мясорубку, еще более кровавую и непредсказуемую. Установление нового порядка оказалось на деле тотальным истреблением мирного населения и разрушением городского хозяйства. Едва ли не на следующий день после оккупации Николаев посетил Адольф Гитлер. Пробыл он здесь недолго, облетел на самолете судостроительные заводы, поинтересовался их состоянием и улетел. Сие событие запечатлено в немецком обозрении «Die Deutsche Wochenschau» («Немецкое обозрение») за август 1941 года.  
Удручающую картину состояния Николаева я нашел в сводке политуправления Южного фронта от 5-го ноября 1941-го года: «Весь железнодорожный узел взорван. На строительство и восстановление его немцы мобилизуют рабочих евреев.

…На судостроительный завод приехали немецкие инженеры, у завода выставлена немецкая охрана. Завод сельхозмашин и «Дормашина» также выведены из строя.

…В Николаеве работал только один хлебозавод, выпекающий хлеб для армии. Подгоревшие кусочки хлеба выбрасывались через окна для населения. Толпы женщин и детей ловят кусочки хлеба. Часто эти картины фотографируют немецкие офицеры. 
Николаев сейчас – мертвый город, хлеба нет, базары закрыты. Воды в городе нет. Водопровод взорван, люди ходят за водой в яхт-клуб. Электростанция не работает». 
Почти одновременно немецкими властями было издано два указа: о привлечении жителей Николаева к работам по восстановлению города и о выезде молодежи на работу в Германию. Что касается первого указа, то вскоре в дополнение к нему появился еще один: о саботаже и ответственности за невыход на работы. Ну не хотели наши люди создавать оккупантам комфортные условия! 

Не хотели также ехать в Германию, любыми способами старались избежать этого, поэтому прятались, кто как мог. Мария Николаевна Кучерявая рассказала мне, как родители прятали ее с сестрой: «В полу кухни был люк в подпол, там мы и прятались. Пол кухни мама застелила соломой, так что люка видно не было. Однажды пришли немцы, искали молодежь, но, никого не найдя, ушли. Слышно было, как они переговаривались между собой…». 

Моему отцу повезло меньше, его и еще нескольких его одногодков немцы взяли и увезли на сборный пункт куда-то в район старого ликеро-водочного завода. Родители собранных там парней и девушек толпились у запертых ворот, надеясь напоследок еще хоть раз увидеть своих детей. Бежать из этого сборного пункта не было никакой возможности – двор окружал высокий каменный забор, а у ворот стояла вооруженная охрана. Так бы и пропал отец в чужих краях, если бы не одно непредвиденное событие: появились наши бомбардировщики и сбросили бомбы на город. Охранники попрятались, узники на некоторое время оказались предоставленными сами себе. Одна из бомб разрушила стену, окружавшую двор. Самые смелые и решительные кинулись в образовавшийся пролом, тем самым спасшись от вывоза в Германию. Были среди них и отец со своим приятелем Михаилом Левицким. Никто их не преследовал, и через несколько суток они благополучно добрались домой. Было им тогда по семнадцать лет. 

Однако двадцать тысяч наших земляков фашисты все же угнали в Германию. Сколько из них вернулось домой после войны? Точно знаю, что далеко не все…  

Не так давно я узнал подоплеку неожиданной бомбардировки сборного пункта. Оказывается, наши подпольщики сообщили по своим каналам в действующую армию о готовящемся угоне молодежи в Германию и попросили содействия в срыве этого мероприятия. Знаменитая летчица Валентина Гризодубова пообещала лично сбросить бомбы на Николаев, что в назначенное время и сделала. А рассказала мне об этом бывшая подпольщица Галина Адольфовна Лермонтова. 

Население Николаева таяло со скоростью восемьдесят четыре человека в день. За 953 дня фашисты расстреляли, повесили и замучили 80000 человек. Первая массовая казнь состоялась 14-го сентября 1941-го года. Под предлогом эвакуации из Николаева 4000 евреев были собраны на кладбище, ограблены и расстреляны. 

«Как их обманывали! - вспоминала Мария Николаевна. – Помню, была у знакомой, вижу - идет колонна евреев, все с узлами, чемоданами. Они шли с надеждой на то, что их будут куда-то эвакуировать, но дальше кладбища не пошли. Там их и расстреливали. Они еще друг другу рыли могилы». 

С 21-го по 23-е сентября в балке между Калиновкой и Гороховкой было расстреляно еще 10000 человек. 

А вот сообщения Совинформбюро: «В городе Николаеве гестаповцы 27 июля (1942 года – Н.П.) обнаружили труп убитого немецкого офицера. Это послужило поводом к новой зверской расправе над мирным населением. За одну ночь гитлеровские бандиты арестовали больше 120-ти человек, вывезли их за город и всех расстреляли».  

«В Николаеве после налета партизан на аэродром немецкие власти арестовали и расстреляли 500 ни в чем не повинных людей».  

История «Шталага-364», лагеря для военнопленных и гражданских лиц в поселке Темвод, широко известна. Более тридцати тысяч человек были замучены и казнены фашистами за время его существования. Причем такими способами, которые не укладываются в сознании цивилизованного человека. Этакая средневековая инквизиция, навеянная ощущением своей силы и безнаказанности. Вот что зафиксировано в документе, который называется «Акт Николаевской областной комиссии по расследованию злодеяний над гражданами СССР, совершенных немецко-фашистскими оккупантами и их сообщниками на территории Николаевской области»:
«Военнопленные помещались в бараках с выбитыми стеклами, валялись на полу больные и здоровые. Пища была недостаточная, а работа изнурительная. Эти условия способствовали массовому заболеванию. От болезней, холода, голода и побоев ежедневно гибли сотни людей. Кроме всего этого, над военнопленными жестоко издевались и вместо медицинской помощи насильственным образом ампутировали конечности ног и рук. Так, в лагерь раненым попал рядовой боец 77-й стрелковой дивизии Холодян Б. А. Ранение его было незначительное, и он без посторонней помощи двигался. Пуля коснулась кожного покрова ноги, а на другой ноге был обморожен палец. 14-го января 1943-го года он был назначен на операцию, где ему заявили, что ему ампутируют только обмороженный палец. Его усыпили и ампутировали ступни ног. На другой день немецкий врач принес к постели больного деревянные башмаки и через переводчика со смехом приказал ему их носить. 

Аналогичное явление было также с военнопленным Драгиным, бойцом 101-го стрелкового полка 35-й гвардейской дивизии».  

Мне рассказывали, что в подвалах школы в Темводе также производились пытки и расстрелы. 

Подпольщики, как могли, пытались облегчить участь заключенных в этом лагере, организовывали побеги, но всем помочь не могли. Неожиданным помощником оказались украинские националисты. Кому-то из них пришла в голову идея отпускать домой из лагеря пленных украинцев, уроженцев близлежащих населенных пунктов. Не просто так, конечно, а в пропагандистских целях. Шеф службы безопасности «генерального округа Николаев» штурмфюрер Санднер неожиданно поддержал националистов. Не знаю, сколько заключенных воспользовались предложением оуновцев, но жители Николаева быстро взяли эту идею на вооружение. Они вытаскивали из шталага под видом родственников не только украинцев, но и пленных других национальностей. Оуновцы возмущались этим, однако властям не сообщали.  

Известно имя одной из женщин, которая спасла таким образом не один десяток человек. Это Вера Николаевна Дорохольская. Подробнее об этом можно прочесть в книге Вячеслава Чунихина «Лицом к лицу с СД», вышедшей в издательстве «Маяк» в 1987-м году. Я знаю имя еще одной женщины, а сколько их осталось неизвестными? 

Летчик Виктор Украинцев тоже попал в лагерь. Проведя в нем некоторое время, он бежал, его переправили через линию фронта. После войны он прислал в Николаев письмо, в котором рассказал о своей дальнейшей судьбе. Пребывания в лагере Украинцеву дорого стоило - ему перестали доверять, посчитав завербованным фашистами. В результате боевой летчик больше никогда не сел за штурвал самолета…  

Перед приходом Красной Армии немцы попытались уничтожить следы своих преступлений в Темводе. Они раскапывали захоронения, вынимали трупы, обливали их горючей смесью и сжигали. Удушливый дым стоял над городом трое суток. 

Мария Николаевна Кучерявая хорошо помнит те дни… 

Чтобы мой рассказ не выглядел слишком мрачным и пафосным, приведу один курьезный случай, имевший место в те годы в поселке Соляные. О нем мне также рассказала Мария Николаевна. Он настолько не вязался с образом врага-оккупанта, что я попросил его рассказать еще раз. По словам Марии Николаевны, «немцы ходили по улицам и меняли парашютный материал на яйца, молоко и другую домашнюю еду. Это были простые солдаты, они жили в казармах, где до войны были наши солдаты».
 
Как бы тяжело ни было в оккупации, но жизнь продолжалась. Люди влюблялись, справляли свадьбы, рожали детей, строили планы на будущее, свободное от фашистов. И не потому, что привыкли или приспособились, нет, к неволе нельзя ни привыкнуть, ни приспособиться. Просто сущность у нас такая - любить свободу и быть свободным. Каждый в отдельности и все вместе.  

Ведь даже самая долгая ночь всегда заканчивается рассветом.