Военно-воздушные силы — сфера особого влияния

Обычно мы предлагаем нашим читателям репортажи с места события. Жанр простой, доступный, а главное пользующийся популярностью. Главным в репортаже является само событие, и всякие там стилистические штучки, эмоции и прочее не очень-то приветствуются. В этот раз, однако, мы предлагаем нашим читателям не репортаж и не статью, а что-то вроде произвольного рассказа, личных впечатлений, навеянных нашему журналисту Андрею Прокопенко полетами в Кульбакино.

Наверное, когда тебе 22 года, вид взлетающих в нескольких десятках метрах от тебя самолетов не может не вызывать бури эмоций, которые втиснуть в рамки обычного репортажа просто невозможно.

 

 

 

 

Последний день зимы 2013 года для меня удался. С самого утра была ясная и теплая погода. Голубое небо, по-весеннему теплое солнце — что еще надо в 20 лет для хорошего настроения с утра?

 

На маршрутке я подъехал к железнодорожному вокзалу, где меня уже дожидались коллеги: корреспондент Дима и фотограф Юрий. Оттуда мы отправились пешком к аэродрому, на котором проходили дневные плановые учения бригады тактической авиации. Задание все получили одно и тоже: полеты — осветить, героические будни летчиков — выделить поярче, мощь украинской армии преподнести в самом выгодном свете.

 

Не беда! Мне всегда нравилось писать о подобных мероприятиях, особенно если на них не присутствовали высокие чины (генералы, всякие там министры и прочие), из-за которых военные держат журналистов на коротком поводке и никуда не пускают. А сегодня нас останавливать никто не собирался, хотя и мы, журналисты, как воспитанные люди, не испытывали особого желания бросаться под шасси штурмовиков или заглядывать в разогревающийся турбореактивный двигатель.

 

Прибыв на территорию воинской части, мы минут пятнадцать простояли в курилке, разговаривая о высоком. Я рассказывал о талантливом провинциальном художнике, а Юрий – о тонких материях: эзотерике и о том, ЧТО и КАК прибывает в одних местах, после того, как убывает в других.

 

Наконец-то подошли два капитана и пригласили нас в автобус. Мы направились к стоянке боевой техники.

 

Советские «грачи» Су-25 и чешские «альбатросы» Л-39 находились на заправке. Их внимательно осматривали техники, механики и другой обслуживающий персонал. Военные копошились вокруг самолетов, словно муравьи — забавно было наблюдать за их слаженными действиями, которые уже превратились в систему. Если хотя бы одно звено выпало — вся работа идет прахом. И вот, пока небо отдыхало от громового шума двигателей, мы, от нечего делать, фотографировали этот муравейник, надеясь, что впереди программа будет понасыщенней.

 

В это время Юрий договорился с командиром бригады, чтобы нас доставили на другую сторону взлетно-посадочной полосы. С того ракурса, который мы имели, снимать невозможно – солнце светило прямо в объектив. Комбриг дал распоряжение отвезти нас на четвертую рулежную дорожку и через пять минут, в сопровождении капитана и майора, на «уазике» мы были доставлены в указанное место. Оттуда до удобного для фотосъемки места оставалось перейти «взлетку» и пройти метров двести.

 

По дороге меня заинтересовали необычные фигуры, стоящие вдоль ВПП: сначала мне показалось, что это военные, подающие широко расставленными руками какие-то странные сигналы. Однако подойдя поближе я понял, что никакие это не солдаты, а обыкновенные чучела: вкопанные в землю деревянные кресты, на которых висела старая камуфляжная форма.

 

- Пугала, - объяснил капитан, когда услышал наш с Димкой смех.

 

- От птиц, - уточнил майор.

 

- Психологическая защита от врагов, - начал хохмить я. – Когда НАТОвцы будут смотреть фотоснимки с американских спутников и увидят размытое изображение распятых людей – побоятся совать нос в наше государство.

 

- Это точно! – засмеялся Димка. – Побоятся.

 

- Скажут: «Варвары! Язычники!» - продолжил я.

 

- А я подумал, что это у нас военные ленивые – вместо себя поставили пугала, а сами в траву нырнули, - предположил Димка.

 

Да уж, чего только не выдумает украинский солдат...

 

В этот момент, раздался оглушительный рев двигателей – «грачи» вырулили на ВПП. Приготовив фотоаппараты и настроив объективы, мы стали дожидаться взлета стартовой пары Су-25. Первый «грач» оторвал шасси от полосы в метрах двадцати от нас, вслед за ним, буквально через минуту, взлетел второй. Стоял громкий рев, но мне было плевать – я снимал и внутренне восхищался авиатехникой. Ничто не сравнится с ревом реактивного двигателя на взлетном режиме — это звук силы и мощности. Эффект от зрительного восприятия был не менее впечатляющим — «грач» выглядел грациозно и в тоже время как-то агрессивно.

 

Когда самолеты были в небе и пикировали над нами, я со всеми поделился своей ностальгией:

 

- Я жил в Вознесенске. В середине 90-х «мартыновские» МиГи во время полетов проносились прямо над крышами жилых домов. Я забирался на кровлю родительского очага и наблюдал за ними. Когда пролетал очередной истребитель – махал пилоту рукой. Мне казалось – они видели меня и мою радость.

 

Все молча улыбнулись. Лишь капитан с пониманием кивнул.

 

«Теперь над Мартыновкой и Вознесенском самолеты не летают. Не те времена, - подумалось мне. - Теперь «пернатые» только в Николаеве. И то хорошо!»

 

Я продолжил фиксировать маневры «грачей», напевая слова песни из известной киноленты: «ВВС – Военно-воздушные силы. ВВС – сфера особого внимания…»

 

- Асса?.. – с сомнением спросил Юрий название фильма.

 

- Помните, как Баширов исполнил? - спросил я и процитировал: - «Малыш, прошу тебя по-человечески. Что-нибудь про нас – про летчиков. Вот так надо! ВВС в долгу не останется!»

 

- Да уж! Актер очень интересный, - согласился фотограф.

 

Продолжая напевать себе под нос, я вдруг увидел пикирующую на взлетную полосу ворону. Она приземлилась посреди «взлетки» и стала оглядываться по сторонам.

 

- Куда же ты села? – покачал головой майор, тем самым, обратил на ворону внимание всех.

 

- У вас тут даже вороны правильные, - отметил я. – Правильно осуществляют посадку, да еще и в нужном месте.

 

- Да, они у нас ученые, - засмеялся майор.

 

Ворона резво оглядывалась по сторонам. Заприметив наше внимание к себе, хрипло каркнула и улетела.

 

Приземления «грачей», так же, как и взлет, штука зрелищная. После того, как Су-25 плавно приземлился и скользил по полосе, раскрылся тормозной парашют. Сам момент раскрытия словно символизировал удачный конец проделанной работы. У меня возникло ощущение завершенности всех действий: дело сделано, все успешно, все правильно, можно ставить точку.

 

Через четверть часа после посадки «грачей», на старте появился менее шумный «альбатрос», которым управлял сам командир бригады. Должен сказать, что с самого старта чувствовался опыт пилота в управлении самолетом. Взлет «элки» в моей фантазии ассоциировался с полетом стрелы — может из-за того, что Л-39 выглядит гораздо изящнее и стремительнее, чем Су-25...

 

Изящными казались и маневры, которые комбриг выполнял на малых и предельно малых высотах. Не думаю, что у молодого летчика хватило бы смелости повторить приемы, используемые командиром бригады. Такие финты способны исполнять только прирожденные фигуристы неба.

 

Пока Л-39 то исчезал за горизонтом, то снова пикировал над нашими головами – мы уже срезали путь по зарослям засохшей травы через пустырь, двигаясь в сторону стоянки авиатехники. Случайно обернувшись, я увидел, что «альбатрос» идет на приземление, однако лишь слегка коснувшись полосы, самолет снова взлетел в воздух.

 

- Это упражнение «конвейер», - объяснил майор, увидев на моем лице недоразумение. – Пилот выпускает шасси, касается полосы и снова идет на взлет. Чем дольше он проезжает по полосе, тем сложнее снова подняться в воздух.

 

- Почему?

 

- Если неправильно рассчитаешь, может не хватить длины полосы для взлета. Тогда самолет и вовсе может выкатиться за ее пределы и все накроется медным тазом. Это уже летное происшествие.

 

- Понял, - кивнул я.

 

Мы еще отсняли несколько кадров приземления «альбатроса», которым управлял комбриг, и покинули аэродром.

 

Уже вернувшись из воинской части, я все никак не мог настроить себя на рабочий лад. Все стоял перед дверьми редакции, смакуя табачный дым, и нежился в лучах весеннего солнца. Внезапно нахлынувшие детские воспоминания о полетах «мартыновских» МиГов и сегодняшние впечатления от созерцания всей этой кухни изнутри взбудоражили погруженную в ежедневную суету душу. Так хочется сесть за штурвал штурмовика и дернуть ввысь — в небо... поближе к солнцу.