Заботы Фалеева-3 (окончание)
Заботы Михайла Фалеева-2 (продолжение)
Каждый раз, когда мы говорим о том, что наш город нынче не очень благоустроен и не соответствует облику современного города, мы забываем, что кроме нас самих никто его не благоустроит. Ведь и Потёмкин, Фалеев и их сподвижники пришли в эту степь тогда, когда никакого города здесь и в помине не было (разрозненные сёла и хутора местных жителей не в счет: это не город). Поначалу и сами они жили здесь не во дворцах, а в землянках. И все, всё, что мы имеем здесь сегодня, создано до нас ними и такими как они. Они возводили, благоустраивали, озеленяли, стяжали в Николаев всё лучшее, что только могли достать:
Октябрь 1788
«Из Кременчуга я выписал изразцовые печи для витовских домов (с надобным кирпичом две воловьи подводы)
Приказал отправить лес для землянки Его Светлости и для Канцелярии Сею (изразцовую) печь поставить в вашей землянке, а для Его Светлости не благоугодно ли будет приказать Николаю Семеновичу англинскую чугунную печь, каковая поставлена и на корабле «Леонтий» достойна того, чтоб видеть её и иметь в комнате, ибо она, сверх двух печей тёплых, имеет при себе камин и машину морскую воду превращать в пресную, машина другая для жаркова вертится одним паром; труба, приделанная к ней, очищает воздух. Словом, все выгодности составляет и, сверх того, скорее (поставится) нежели изразщатая и сырости никакой не будет. Но надобно и мастера агличана, находящагося в Херсоне для постановления его выписать»
(ф.243 оп.1 д.13 л.49)
Заботился Фалеев и о пристойном внешнем виде николаевцев. И его неприятно поражало небрежение некоторых начальников ко внешнему виду своих работников:
«весьма нужно, чтоб к ожидаемому в скором времени приезду Его Светлости кончить удовольствие людей жалованием да и зарабочими и чтоб оне могли из того одетца порядочнее, скажите о сем всем начальникам»
(ф.243 оп.1 д.73.л.220)
«К немалому удивлению моему, явились ко мне люди команды Вашей, с мачтовым лесом сюда пришедшие в онучах и лаптях и в одежде совсем не соответствующей служащим морским»
Апрель 1792
Овцину (Капитану над Николаевским портом)
«Мил.Гос. мой Иван Тихонович
Его Высокопревосходительство Господин вице – адмирал и кавалер Николай Семенович Мордвинов при генеральном смотре Николаевского порта разных служителей и мастеровых приметить изволил, что люди неопрятно одеты, не причесаны и замазанные лица имели. …Накрепко подтверждал людей всех содержать в опрятности, всякой день заставлять в тёплое время по утрам и вечерам купаться, волосы почасту подстригать и чтоб каждой в артелях имели гребни.»
(ф.243. оп.1.д.89. л.208)
Однако, было бы неправильно воспринимать Фалеева только как строителя нашего города. Он имел непосредственное отношение и ко всем военным делам, которые происходили в Николаеве в те времена вплоть до того, какие военные корабли куда направлять. И делал это с присущим ему изяществом и положенной в те времена куртуазией:
Онисифору Артамоновичу Обельянинову.
«Высокоблагородный и высокопочтенный господин капитан 2-го ранга, милостивый государь мой,
Его Светлость изволил мне паки предписать чтоб вверенный вам фрегат «Мученик Феодот» неукоснительно отправить во флот и чтоб вы по прибытии туда тотчас явились к Его Светлости…
Прошу поспешить выполнением повеления его светлости, отправляясь коль можно Скорее и конечно завтрашний день хоть к ночи, т.к. теперь очень светло и пушки уже погружены, а провиантом можно снабдиться от здешнего магазина»
Так сложилось, что в нашем городе в то время действовала целая плеяда активных, инициативных и ответственных людей, задававших тон всем остальным.
Эти люди были хорошо знакомы и тесно связаны между собой деловыми и дружескими узами, что немало помогало им в делах.
К примеру: строитель города Николаева Михайло Фалеев был хорошо знаком с будущим строителем города Одессы Иосифом де Рибасом. Иногда тот обращался к нему с деликатными просьбами:
1790
«Милостивый государь мой Михайла Леонтьевич!
Корабль «Иоанн Предтеча» по повелению Его Светлости вооружаитца теперь ко отправлению в Севастополь.
По секрету имею честь Вас уведомить, что мне дано повеление идти в море и я непременно выйду 4 числа сего месяца. Прошу Вас всепокорнейшее сделать одолжение поспешить окончить для брата судно и непременно прислать его ко мне к 3- му числу.
Тем чувствительнейшее меня обязать изволите…»
Иосиф де Рибас
(ф.243 оп1 д.22 л.15)
Немало хлопот доставляли Фалееву пленные турки, а также официальные представители Сиятельной Порты, прибывавшие в город по окончании войны по делам.
12 сентября 1791
Фалеев – Каховскому В.В. (Екатеринославскому наместнику)
«имел я честь получить почтеннейшее Вашего Превосходительства писание с препровождением турецких писем, содержащих в себе на меня жалобу… о неудовольствии на меня вновь прибывшего анапского трёхбунчужного Мустафы паши с чиновниками я уже донес и Его Светлости.
…Я по получении первого уведомления о будущем прибытии сих чиновников в Богоявленское заготовил съестных припасов на 100 рублей в чаянии, что запас такой надолго им будет, (100 рублей по тем временам – внушительная сумма) но они в двое суток всё поели, почему тогда приказано от меня производить им по предписанию Его Высокопревосходительства Михайлы Васильевича в сутки Паше по 1 ру., чиновникам, 3-м по 80 ко. 2-м по 50 ко. А находящимся при них служителям по 20 ко. что составляло всем на сутки 84 ру.46 ко. …Сему они коим будучи недовольны не согласились получать определенных им денег, а требовали, чтобы всё по желанию их было им доставляемо…»
(ф.243 оп.1 д.74 л.73)
При этом турецкий визирь (Премьер - министр) не забывал передавать своим соотечественникам из богатых и знатных семей золотые червонцы:
8 октября 1791
Бухгольцу Льву Григорьевичу «… при сем посылаю присланные от визиря через г-на Статского Советника и Кавалера Лошкарёва Мустафе Паше в мешочке запечатанные – 261 червонец, …Ефендию – 174 червонца, Таер – Бею 84 червонца, и ко всем к ним по письму… письма их отправлены к визирю…»
После войны вызывало тревогу и большое количество находившихся в городе рядовых турецких военнопленных, от которых в любой момент можно было ждать чего угодно:
12 апреля 1792 г. Господин премьер – майор Кастелий со вверенным ему гренадерским батальоном пошел в поход в Елисаветград. «…в бытность здесь обеих батальонов, состоящих в команде Его Кастелия и г-на подполковника Кауфмана с великою трудностию едва могли сии батальоны содержать караулы в Николаеве и Богоявленском при самонужнейших постах, как то: при Адмиралтействе и строении корабельном, при строениях цивильных, по присмотру за арестантами, каторжными невольниками и пленными турками. За выступлением же батальона (посты остаются без стражи), через что неминуемо последовать должно в казенных строениях, никем еще не занятых разорение, а в лесах и материалах расхищение к немалому казенному убытку.
… необходимо должно иметь строжайший присмотр за пленными турками до отправления их отсюда, кои ободрены будучи миром и прибытием сюда Емира Эфенди, и все находясь в праздности, начали оказывать многия непристойности, шалости и наглость.
Стоит заметить, что турецким рядовым военнопленным по их желанию было предложено остаться жить в Николаеве (что многие и сделали, не смотря на упреки и ненависть своих бывших сослуживцев).
… должен я опасаться и худших последствий, а особливо, что находящийся здесь Сали - Ага, имея долг по высочайшему изволению соглашать из пленных турков желающих в Николаеве остаться на поселение начал уже сие исполнять и многие объявили на то желание … как им, так и Сали – Аге нужна твердая защита… противу могущего последовать за сие от ненависти прочих турков свирепства и бунта…
(ф.243. оп.1 д.89.л.151)
Случалось, что пленные турки поднимали руку и на местных жителей:
3 сентября 1791
Его Светлость на рапорт мой о учиненном сего месяца (очевидно - августа) 21 числа в Николаеве пленным турком смертоубийства русскому человеку Ф. Еремееву… предписать изволил помянутого убийцу бить нещадно на разных местах кнутом и если он жив останется, то вырвать ноздри и по тому, заковав отправить в работу в Екатеринослав.
Однако исполнить наказание убийце оказалось не просто. То ли среди каторжных невольников, которым иногда поручали такую кровавую «работу» не оказалось «заплечных дел мастеров», то ли они проявили к пленному турку сочувствие и «классовую солидарность», но пришлось отложить наказание и доставить в Николаев палача…
11 сентября 1791
Овцыну
По несостоянию в Николаеве из числа каторжных невольников ни одного умеющего бить кнутом писал в Екатеринославское наместническое правление о присылке сюда для наказания (пленного турка) за смертоубийство палача с инструментами…
По окончании военных действий шли активные перевозки: в Николаев везли на судах военные трофеи, из Николаева – пленных.
24 апреля 1792 года Овцыну. Письмо
В Николаев из Галац 23 апреля пришли пять транспортных судов Черноморского гребного флота, «нагруженных медными турецкими пушками, порохом, арт. снарядами и пр. за неимением артпогребов на Глубокой Пристани. Пустые суда Дерибас намерен использовать для перевозки турок к Константинополю»
(ф. 243 оп.1 док.89 л.205)
А тем временем Николаевские купцы, не взирая на то, что военные действия только - только закончились, уже рисковали ездить торговать в Турцию, правда, испросив при этом разрешения прикрыть свой вояж, став под защиту флага Российской империи:
26 июня 1792
Николаевский купец Иван Кушнерев поданным ко мне прошением для намеренного им отправления торгу на собственном его судне, называемом бригантина «Николай» в Константинополь и другие места Блистательной Порте принадлежащие, с погруженными его товарами из Херсона отправляясь, просит на сие судно флага и пашпорта представляя за себя о его поведении туто он не зделает Ея Императорского Величества флагу в своём вояже поношения, в поручительство николаевских купцов: Василия Котельникова, Петра Гущина, Василия Силапчеева, Ивана Ростовцева и Ивана Зайцевского»
(Ф.243.оп.1.д.89.л.280)
В последние годы жизни Фалеев сильно болел. Но не смотря ни на что продолжал ревностно исполнять свои обязанности. Между тем, колесить по городам и весям ему становилось всё труднее:
28 августа 1791
«Карета красная для меня весьма нужна, а потому прошу мне оную уступить, вместо которой выпишу вам новую из Москвы, которую тот час и отдать исправить кузнецу как можно лутче и с такою выгодою, чтоб мне можно было в оной лежать, ибо иначе по слабости своей в дорогу отправиться в коляске не могу, имея повеление от Его Светлости ехать в Севастополь».
Каховскому (письмо)
Милостивый государь Михайло Васильевич.
…нужно учредить Канцелярию строения города Николаева и положенный порядок должен быть храним неукоснительно, я ж по слабости своего здоровья имею часто болезненные припадки, а потому, не находя сил в себе на дальнейшее несение трудов, намерен в нынешнем году испрашивать увольнения от службы, в чем Вам Милостивому благодетелю моему открываясь, осмеливаюсь просить Вашего Превосходительства определить в помощь мне для благоуспешности строениях… находящегося в Херсоне Господина инженер – полковника и кавалера Князева.
6 апреля 1792 (ф.243. оп.1. д. 89. л.150)
Кроме всех бед, после смерти Потёмкина на Фалеева посыпались доносы от недоброжелателей и он вынужден был искать защиты у влиятельных сановников и задабривать их.
14 октября 1792 г.
Попову г-ну генерал – майору Василию Степановичу.
Письмо
(Посылаю ведомость урожая хлебов в окружности Николаева и Богоявленска)
доношу: что из оного (урожая) от иколаевского порта Заморе отпущено на 9 судах 2400 четвертей (четверть в XVIII веке составляла 7 пудов и 10 фунтов) и еще нагружаются 3 судна, из которых одно большое, могущее всех вместить больше 2000 четвертей. По сей причине и цена на пшеницу возвысилась.
По 3 р. четверть покупают. Протчееж съ весны всё дешево здесь. Мука ржаная не с большим рубль. Арбузов воз по 20 коп., капуста дешева, говядина в хорошей части по три денешки фунт а по плоше – по копейке продают. Весьма жаль, что нет у нас купцов, знающих внешнюю торговлю. Отпуск солонины за море составить может важную коммерцию. (нужен мастер солонину готовить прочную к лежанию)
Письмо его я получил по кончине уже Светлейшего Князя.
С того времени силы душевные и телесные столько ослабли во мне, что я не нахожу средства которое бы сильно было возставить оныя. Сие самое понудило меня просить Осипа Михайловича испросить у вас позволения о подаче прошения в отставку, но как он писал ко мне, что вы не советуете теперь проситься, я…не оставите из ходатайствовать мне свободу, которая только и сильна будет подкрепить несколько меня…
Осип Михайлович порадовал меня уведомлением о высочайшем решении дела, подобного моему с графом Апраксиным, которое по уверению Аркадия Ивановича Терского уничтожает обидное для меня мнение господ сенаторов. Осталось только теперь одно – с Стукаловым, который меня жестоко тревожит.
Защитите, милостивый государь, от сего ябедника; в Совестной суд отрекся он итить, поехал же теперь в Санкт Петербург жаловаться на меня, как сказывают, и злобные клеветы возводит Великому князю. А Гамов, бывший у меня прикащиком, старается в Сенате, чтоб на имение мое наложено было запрещение. И Сенат требовал от наместнического правления для чего по решению Ростовской ратуше не зделано на мое имение запрещения. Какая от меня прозба послана теперь в Сенат, копию при сем прилагаю. Усугубляю мою к вам, милостивый Государь, нижайшую прозбу защитить меня от сей напасти и не допустить воспользовавшихся моим капиталом на дальнейшую мне обиду и поношение моей чести.
От Фродинга получил я фисташек и фиников в 6 – и коробках посылаю с сим курьером к Вам, милостивому Государю. И сверх того гороху 2 четверика, семена оного дал мне в Яссах покойный Светлейший Князь на развод, он отменной от российского спелый а при том и вкусен. Не разсудите ли и сей поднести ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВУ, и какарусы 50 початков. Сія тем любопытна, что много плодна от одного зерна по три и по четыре шишки родится. Пшеница, называемая арнаутка у нас так же хороша. Только хлеб бывает из нее не так вкусен и скоро черствиет. В зерне я посылаю и ей пробу. В здешней губернии большею частью её сеют, она прочна к долголежанию, а потому охотно её и покупают в заморской отпуск. Прежняя ж, которая удостоилась высочайшего внимания, хотя мелка, но в муке несравненно лутше арнаутки. Будем стараться достать самыя лутчия семена для разведения здесь несравненной пшеницы в разсуждении крупности зерна и прочности оного. Сколько найдено в развалинах Ольвиополя еще денег медных при сем посылаю к Вам, милостивому Государю и записку, зделанную об них переводчиком Поповым…
Из новозаведенного в Богоявленске виноградного сада зделанного на пробу вина две бутылки при сем посылаю.
(ф.243. оп.1 д.90.лист 336)
К моменту кончины Фалеева в 1792году в Николаеве были:
1 церковь
4 общественных домика
158 частных домов
Хат – мазанок 209, землянок – 61
Хлебных магазинов 13
Лавок других 149
Погребов винных 23
Постоянных жителей 1566
Временных рабочих 1734
Повествование о заботах и делах Михайла Леонтьевича можно было бы вести еще долго. Однако формат статьи не позволяет это сделать.
Жизнь Фалеева достойна не статьи, а отдельного увлекательного романа, полного событий и приключений в стиле «Гардемаринов». Кто знает, быть может кто - то из нынешних молодых николаевских литераторов еще успеет это сделать: найдет время и возьмётся за это не простое и очень ответственное дело? Ответственное потому, что нельзя написать плохой роман о хорошем человеке…
Я же пока решился рассказать о Фалееве только то, что он сам о себе поведал нам в своих письмах.
На этом и буду заканчивать.
Послесловие
Горожане любили Фалеева и, когда он ушел из жизни, отдали ему наивысшие почести.
Тело Михайла Леонтьевича было погребено непосредственно у Адмиралтейского собора в специально оборудованном подземном склепе, где его никто уже не смел беспокоить никакими просьбами. А построенный Михаилом Фалеевым город дальше жил без него.
Шло время. Минул ХІХ век, наступил ХХ-й с его революциями, войнами, падением великих империй и еще большим падением нравов и совести. Людей словно обуял дьявол.
В пылу революционной истерии они крушили устои, разрушали памятники, меняли традиции, отменяли законы, писали свои, им удобные. Переименовывали улицы, давая им имена своих еще живых кумиров и героев. Взрывали церкви, расстреливали и отправляли в лагеря священников. Они не знали, что не через века, а всего лишь через несколько десятилетий их потомки (так же в пылу революционной истерии) то же самое сделают и с ними и с их героями…
В октябре 1936 года в городе нашлись существа, посмевшие потревожить сон строителя города. Склеп, в котором было погребено тело Фалеева. был вскрыт и уничтожен под руководством группы официальных лиц, представляющих тогдашнюю городскую власть.
История сохранила их имена. Вот они – читайте:
«от художественно-исторического музея — Барцевич,
от горфинотдела — Фаермарк,
от комхоза — Побеляцкий,
от НКВД — Берловский».
Есть необходимость что - либо уточнять?
Я не берусь точно описать - как это было. Описание этого факта я нашел в Интернете. Я не знаю, на - сколько ему можно верить, уж очень кощунственными выглядят действия мародёров, но боюсь, что верить можно…
«По лестнице члены комиссии спустились вниз, в помещение довольно значительных размеров: где-то около двух с половиной на четыре метра. В одном из углов стояло Андреевское знамя, в другом — российское государственное. Между ними приставлена к стене крышка деревянного гроба. Посреди обитого черным склепа, на беломраморном постаменте, под черным же бархатным покрывалом, стоял большой дубовый гроб, внутри которого находился еще один — цинковый. В ногах положена треуголка, справа от нее морской палаш, слева — шпага. Цинковый гроб был запаян, и пришлось вызывать заводских специалистов. Они прорезали крышку.
Останки Фалеева лежали, полностью сохраняя форму: с седоватыми волосами на голове, усами и малой бородкой, в парадном золотого шитья мундире, на груди и на шее — кресты. В сложенных руках заметна догоревшая до конца свеча.
Представитель НКВД сразу же изломал знамена, а треуголку выбросил наружу. Когда снимали орден, мундир на трупе стал разрушаться: ткань истлела и осыпалась. Когда сняли ценности, гроб закрыли и, уже не запаивая, обвязали проволокой и на подводе отправили на кладбище, где он был установлен в Аркасовском склепе (НКМ, арх. Каминского Ф.Т., «Акт о вскрытии могилы Фалеева». В акте указано, что ценностей не обнаружено).
А место вечного уединения одного из строителей Николаева было взорвано и завалено камнями». Бронзовая мемориальная доска с надгробья Фалеева чудом уцелела и выставлена сегодня в экспозиции Николаевского краеведческого музея.
Сегодня снова война, снова революция, снова появляются герои (у каждой стороны свои), снова переименовывают улицы. Что ж, похоже, что если история хоть чему то и учит людей, так только тому, что она никого ничему не учит…
P.S. Маленькая загадка напоследок.
Известно, что Фалеев умер 18 ноября 1792 года в 6 часов по полудни. Почему же тогда на беломраморной доске в семейной усыпальнице Аркасов высечена дата 29 ноября (нового стиля)? Ведь разница между Юлианским и Григорианским календарями составляет 13 дней. Ошиблись?