Москва не место для перебежчика

Наверное, Эдвард Сноуден не осознавал этого, улетая в прошлом месяце из Гонконга, но он стал частью многолетней традиции, которая возникла еще до начала сбора метаданных в интернете, до Wikileaks и до появления самого Агентства национальной безопасности. Он стал американским диссидентом, направляющимся в Россию.

Сегодня уже третья неделя пребывания Сноудена в подвешенном состоянии, и этот человек, раскрывший миру тайны программы АНБ «Призма», наверняка испытывает чувство тревоги из-за оказанного ему приема, который не является ни теплым, ни холодным, а каким-то странным образом оказался ни то, ни се. Если бы он ознакомился с историей других американцев, оказавшихся под сомнительной защитой Кремля, это не стало бы для него неожиданностью. История американцев, бежавших в Москву, долгая и не очень счастливая – ведем ли мы речь о тех, кто хотел укрыться в советском социалистическом раю, или кто просто надеялся, что враждебное отношение Владимира Путина к Вашингтону позволит ему мирно полететь дальше в Эквадор.

Возьмите техника из Кливленда Роберта Уэбстера (Robert Webster), который приехал в СССР в 1959 году. Он должен был участвовать в подготовке американской национальной выставки в Москве, но влюбился в работницу гостиницы «Украина» (через какое-то время он оставил свою семью, чтобы вернуться домой.) Или католического священника Гарольда Коха (Harold Koch), променявшего Бога на Маркса и приехавшего в 1966 году из Чикаго в Москву, чтобы протестовать против войны во Вьетнаме (три месяца спустя он изменил свое мнение). Затем был американский военнослужащий Джозеф Дутканич (Joseph Dutkanich), служивший в Западной Германии; был фотограф ВМС, он же осведомитель КГБ Гленн Саутер (Glenn Souther). Дутканич бежал в СССР в 1960 году, и со временем убедился в том, что Советы пытаются свести его с ума. В конце 1963 года он был найден в состоянии белой горячки и скончался в львовской больнице. Саутер, ставший одним из последних перебежчиков холодной войны, бежал в СССР в 1986 году. Три года спустя он совершил самоубийство. Был даже коллега Сноудена по АНБ аналитик Уильям Мартин (William Martin), бежавший в Советский Союз в 1960 году. Он думал, что его поступок навсегда изменит мир. Мартин ошибался.


Самым знаменитым американским беглецом в Москву был Ли Харви Освальд (Lee Harvey Oswald). Подобно Уэбстеру и Коху, он поехал в СССР, веря в то, что его там будут приветствовать и даже чествовать. Он тоже едва не погубил себя. К 1962 году он уже вернулся домой. 

Что так манит всех этих людей в Москву? Во времена холодной войны перебежчики убеждали себя в том, что они не только бежали от своей прежней жизни, но и нашли противоядие от двуличия якобы свободного Запада. Они воображали, что Россия это синоним чего-то благородного и прогрессивного, и они были уверены в том, что эта страна затмила Америку в грандиозном историческом смысле. Америка, как считали перебежчики, прогнила до основания, и только Россия, ставшая официальной противницей американского мифа, может распутать эту ложь. Перебежчики в разной степени считали себя участниками этого метафизического перетягивания каната. Все они настаивали на том, что смотрят на Россию через очки идеологии.

29-летний Сноуден только-только пошел в начальную школу, когда эти идеологические очки разбились вдребезги. Даже полностью заблуждающемуся активисту и борцу с секретностью трудно было ощутить в таких условиях какое-то родство и близость с российским государством. Но Сноуден приехал в Москву в силу вполне конкретных проблем – он скрывался от ареста. В этом смысле он почти ничем не отличается от своих предшественников, таких как Уэбстер, который хотел спать с симпатичной русской девушкой, или Освальд, которому хотелось подальше сбежать от своей матери.

Поэтому они упали в ножки КГБ. Они рассказывали трогательные истории. Они говорили русским, что будут передавать им любые разведывательные данные, какие только сумеют собрать. И все, что они просили взамен, это дать им возможность провести остаток своей жизни в Третьем Риме. КГБ обычно вознаграждал их веру в великий советский эксперимент тем, что отсылал американских просителей в какой-нибудь провинциальный городок, чтобы они не слишком заражали людей своими сумасбродными идеями. Он давал им работу, давал квартиру, что было неплохо и даже очень хорошо по российским меркам. И КГБ постоянно шпионил за ними, выжидая, когда они развалятся на тысячу кусков, что случалось почти всегда. Затем, когда перебежчики на коленях ползли в американское посольство и умоляли вернуть их домой, Советы начинали решать, разрешить им ехать или нет. Обычно разрешали, но к тому времени перебежчик был уже бледной тенью себя бывшего. Остаток их жизни почти всегда был несчастным.

Есть весьма простое объяснение такого диссонанса, когда идеалистически настроенные американцы попадают в далекое от идеализма российское государство. Американцы, смотревшие на Россию через оптику кажущейся духовности, никогда не придавали особого значения мрачным фактам истории и геополитики, а русские ни о чем ином кроме таких фактов даже думать не могли. Американцы утверждали, что видят в России нечто такое, чего в действительности не было, а русских заботило лишь то, что американцы могут им дать. Когда из американца выкачивали всю информацию и политическую пользу, он был русским больше не нужен, и они хотели, чтобы он уехал.


Освальд был типичным примером в этом отношении. Он попытался убедить КГБ позволить ему остаться в Советском Союзе, предложив разведчикам якобы совершенно секретную информацию о самолете-шпионе U-2, поскольку служил на базе морской пехоты в Японии, где были такие машины. Но русским эта информация была не нужна. Им нужна была ракета, способная перехватить U-2, который летал слишком высоко и был недосягаем для советской ПВО. Освальд не мог дать им ракету, и они сказали ему, чтобы он уезжал. В ответ он вернулся в свой гостиничный номер и полоснул себя бритвой по запястьям. Тогда КГБ, не желая неприятностей, разрешил ему остаться. Но Советы хотели сначала убедиться в том, что он не является самоотверженным и преданным агентом ЦРУ. Поэтому они проинструктировали его не покидать номер в гостинице «Метрополь», где он принимал пищу и учил русский язык. А спустя восемь недель, в январе 1960 года они посадили его в поезд до Минска. Для любого москвича это было подобно неудачной шутке. Сначала ты пытался покончить с собой, потом мы отправили тебя в Белоруссию. 

Эдвард Сноуден сегодня близок к тому, чтобы пойти по пути Освальда. Подобно Освальду, он стал кем-то вроде лица без подданства, поскольку американцы аннулировали его паспорт, а русские видимо решили, что он может остаться – а может и нет. Владимир Путин во время пресс-конференции в понедельник сказал, что Сноуден может остаться в России лишь в том случае, если он прекратит выдавать русским секретную информацию. Это немного абсурдно. «Если он захочет остаться здесь, есть одно условие: он должен прекратить свою работу, направленную на то, чтобы наносить ущерб нашим американским партнерам, как это ни странно прозвучит из моих уст», - заявил российский президент. Но это также наглядно показывает, в каком сложном положении оказался Сноуден. Он останется в своем страшном чистилище, предположительно в аэропорту Шереметьево в новом терминале D или Е, или в отремонтированном терминале F, пока не сдастся полностью Соединенным Штатам либо Российской Федерации. Либо он даст согласие на арест американскими властями, либо останется в России и согласится исчезнуть навсегда где-нибудь в Сибири. Наверное, русские не станут вынуждать его поступать тем или иным образом. Они подождут, пока он сам примет решение и сделает выбор. А ждать они умеют. Это будет усиливать его многочисленные страхи и опасения, его уверенность в том, что на него давит весь мир.

Сноуден не коммунист, а Россия это уже не Советский Союз, но это лишь мелкие детали. Подобно Освальду и большинству американцев, бежавших в Россию во времена холодной войны, Сноуден допустил катастрофическую ошибку, поверив в то, что в российском государстве есть что-то хорошее и добродетельное, что в Москве есть высокопоставленные люди, которые посчитают возможным оставить его. А как еще можно понимать его длительную остановку в России? Безусловно, из Гонконга можно было лететь в Гавану или Кито (в Пхеньян, Тегеран, Рейкьявик) без посадки в Москве. Москва это ненужный пит стоп, свидетельствующий о надежде и уверенности Сноудена в том, что в России есть люди, сочувствующие его крестовому походу против американского государства тотальной слежки.


Увы, это едва ли не преступная неосведомлённость. Российское правительство это и не правительство вовсе, а слабо скрепленное объединение воров и бандитов, которое со времен Петра I находится в постоянной оппозиции к российскому народу. А российское государство слежки, происходящее непосредственно от советского государства всеобщей слежки, это главный инструмент, при помощи которого Кремль борется с революцией. Иными словами, Сноуден пытался протестовать против бесчинств своего собственного государства, отправившись в страну, которая гораздо чаще совершает те же самые преступления.

Настоящая трагедия это, конечно, не Сноуден. Истинная трагедия заключается в том, что вполне законные и обоснованные дебаты, возникшие после разоблачений Сноудена, дебаты о мерзком и необузданном американском чудовище затмил собой этот московский спектакль. Три недели тому назад Сноудена считали благородным разоблачителем. Сейчас его изображают наивным, дискредитировавшим себя человеком, который попался в эту некрасивую ловушку. Если бы он изучил историю бежавших в Москву американцев, такого бы не произошло.


ИноСМИ