Как проституция влияет на быт российских городов. ФОТО

Проституция, с незначительными оговорками, специфически городской феномен: сексуальные услуги требуют определенной приватности, анонимности, которая является побочным продуктом городской жизни и почти невозможна в традиционных аграрных сообществах. Платный секс сопровождал становление западного мира со времен греческих полисов, и, не исчезнув в средневековых городах, прекрасно вписался в реалии Нового времени. Россия здесь ничем не отличалась от европейских держав — проституция была и остается элементом нашей городской действительности.

Проституция подчиняется всем тем же законам рынка, что и любые другие коммерческие услуги. Прежде всего, это ценообразование, завязанное на издержки производства: расходы на зарплату (здесь учитывается не только оплата услуг самих секс-работников, но и водителей, охраны и даже уборщиц), аренду помещения. Отдельной, очень важной статьей расходов, идут затраты на маркетинг. Здесь есть и очевидные способы, типа публикаций вроде «красивая девушка без комплексов познакомится с щедрым мужчиной, есть подруга» в разделе знакомств бесплатных газет, специализированные интернет-ресурсы и косвенные методы: например, реклама саун и гостиниц, с которыми сотрудничают сутенеры.

Как и любой рынок, сфера оказания платных сексуальных услуг сегментирована. Разные сегменты ориентируются на разных клиентов. Определяющим фактором является цена часа, однако важный критерий сегментации — это канал коммуникации с целевой аудиторией. Традиционно самой дешевой и «низкопробной» считалась уличная проституция, в которой число посредников между клиентом и секс-работником сведено к минимуму. Следующий сегмент — это салонная проституция, к которой можно отнести так называемых индивидуалок, небольшие публичные дома, сауны и массажные салоны. В Москве на данный момент это самый большой и очень неоднородный сегмент рынка, цены в котором варьируются от 2 до 10 тысяч рублей за час. К премиум-сегменту можно отнести стрип-клубы (большая часть из которых тщательно отрицает, хотя и безуспешно, свою причастность к бизнесу такого рода) и публичные дома клубного типа, куда тщательно подбирается персонал и где нет случайных клиентов. Здесь цены начинаются от 12-15 тысяч рублей и, что характерно для стрип-клубов, девушки имеют возможность отказать потенциальному клиенту.

Стоит упомянуть и высший сегмент, отчаянно мифологизированный в отечественной поп-культуре нулевых, куда можно отнести условных девушек модельной внешности на содержании у обеспеченных мужчин. Фильмы «Глянец» и «Платон» воспевали почти безоблачную жизнь красоток, однако в связи с ограниченным числом олигархов, подобное счастье выпадает единицам, что делает этот сегмент малозначительным для жизни города в целом.

Уличная проституция, самый дешевый и во всех отношениях самый опасный способ организации отрасли, сильнее всего влияет на городскую среду, городские маршруты и практики. «Точки» — места сбора секс-работников, куда обычно приезжают потенциальные клиенты, не просто хорошо известны всем местным жителям (в том числе добропорядочным), они становятся фольклорными топонимами и на годы сохраняют свою славу в памяти горожан. Например, улица Тверская, откуда проститутки были изгнаны больше десятка лет назад, но в анекдотах эта улица иногда по-прежнему фигурирует. Именно уличная проституция служит главным источником недовольства у «добропорядочных горожан» и, как правило, ассоциируются с неблагополучными районами города. В России борьба с проституцией, в первую очередь, — это как раз борьба с точками под открытым небом, поэтому в крупнейших городах страны секс-работники на улице сегодня скорее редкость. Здесь работает стратегия NIMBY (“Not In My Back Yard" — «Не на моем заднем дворе»): проститутки в Москве в текущий момент невидимы в буквальном смысле слова. Например, по свидетельствам очевидцев, в Москве «снять» на улице теперь можно только на в некоторых участках ТТК и за пределами МКАД. Такой подход к “регуляции” сферы сексуальных услуг, вероятно, уходит корнями в традиции СССР, когда основным способом работы (точнее борьбы) с «маргинальным элементом», и с проститутками в том числе, было выдворение за пределы городов.

По данным МВД за 2012 год, в России вовлечен в сферу проституции примерно один миллион человек, из них порядка 80 тысяч секс-работников находятся в Москве. Обобщенный портрет проститутки в Москве, по рассказам клиентов, выглядит следующим образом: приезжая молодая женщина (от 18 до 22, реже 24 лет) из небольшого города России, Украины или Белоруси, живущая с «коллегами» в Москве на съемной квартире, совмещающей функции борделя и общежития.

Гетеросексуальный мужчина найдет секс за деньги в любом районе Москвы, от окрестностей Мавзолея до Медведково. Но география сексуальных услуг имеет и свои нюансы. Так, относительно большие бордели, организованные в пяти-шестикомнатных квартирах, чаще всего, располагаются в пределах кольцевой ветки метро. Тут и устойчивые ассоциации между «шальным» досугом и центром города и большое количество гостиниц, бесперебойно поставляющих клиентов.

Индивидуалки меньше привязаны к определенным районам города — многие предпочитают вести свой бизнес, снимая квартиры в удаленных от центра районах, где меньше случайных глаз и ниже арендная плата.

Любой поисковик мгновенно выдаст десяток однотипных сайтов с рекламой «хорошего досуга». Сайты иногда блокируются, но возникают заново со скоростью, которой позавидует любой оппозиционный блог. У индустрии секс-услуг есть и собственная рекламная пресса — журнал «Флирт», небольшой буклетик, сверстанный в лучших традициях российских таблоидов 90-х. Ни в интернете, ни в печати нет упоминания цен и вообще любых указаний на собственно суть рекламируемых услуг: марсианин, увидев брошюру, возможно мог бы подумать, что это рубрика знакомства местного общества нимфоманок.

Нельзя сказать, что тема проституции в российских городах оставалась без внимания, на эту тему уже существуют научные работы по социальной антропологии и социологии, журналистские расследования, публицистические тексты. Основным недостатком всех этих работ можно считать авторскую позицию: при сборе сведений «в поле», возможно сами того не желая, исследователи занимали по отношению к секс-работникам позицию «благополучного гражданина», если не менторскую, то уж точно не равноправную. Способ это преодолеть только один: попробовать на какое-то время оказаться на месте самого секс-работника. Это оказалось совсем нетрудно, но очень страшно.

Оказывать услуги интимного характера за деньги, конечно, в мои планы не входило, но сработал прием «самый простой способ легально попасть в любую организацию — сходить туда на собеседование». Судя по всему, текучка кадров в борделях не меньше чем в «Макдоналдсе», и на запрос «работа в эскорте Москва» поисковик предложил несколько десятков объявлений о наборе «моделей».

Сайты, ведущие поиск девушек, не скупятся на обещания, хотя стиль изложения не вызовет подозрений разве что у вовсе выпускницы училища: «Работа для девушек в эскорте — возможность вести насыщенную светскую жизнь, общение с успешными, состоявшимися людьми открывает невообразимые горизонты для коммуникации». Суть работы модели сопровождения описана туманно: «Работа эскорт — это не проституция. Миссия элитных моделей – отнюдь не только удовлетворение физиологических потребностей мужчин. Сфера их интересов намного шире».

Дальше все очень просто — надо заполнить электронную анкету с предсказуемыми вопросами (возраст, образование, параметры фигуры и так далее), прикрепить фото и ждать звонка.

Ждать пришлось недолго: спустя два дня позвонила женщина с голосом, предполагающим пальто из искусственного леопарда в комплекте, поинтересовалась, знаю ли я что «работа предполагает интим» и предложила приехать познакомиться. Мы договорились о времени, адрес обещали прислать по смс.

Несмотря на шутки на тему того, «что надеть на собеседование в бордель» и понятное волнение, единственными мерами безопасности стали покупка маленького баллончика лака для волос и предупреждение знакомых о том, где в случае чего меня искать. Было страшно не за тело или паспорт (точнее, за них было не так страшно), был страх первобытного человека перед вступлением на территорию табу. Было чувство, что я переступаю черту, за которой автоматически работает правило «сама виновата», за которую «приличные женщины» не должны заступать даже в мыслях.

Публичным домом оказалась огромная квартира в сталинке недалеко от кольцевой станции метро. Ремонт, как говорят московские риэлторы «евро начала нулевых»: плитка на полу, зеленые с золотом драпировки буквально везде, в углу прихожей — фонтан. Меня провели на кухню, где в разных позах сидели одетые и не очень девушки. Это напоминало какую-то пошленькую картину на мотивы античных мифов: полунагие нимфы в купальне ожидают. Одна из нимф улыбнулась и спросила какой чай я буду — черный или зеленый.

Все оказалось просто: в квартире пять комнат, две из которых 24 часов в сутки готовы принять клиентов. Еще одна выполняет роль гостиной, куда выходят на «построение» перед очередным посетителем, в остальных комнатах постоянно живет рабочий коллектив этой точки. На кухне было семь девушек, значит в комнате живут по трое-четверо (работа моделью сопровождения действительно имеет много граней). Нет, в квартире жить необязательно, но девушки предпочитают не снимать. Некоторые ездят между сменами домой, в основном в небольшие города европейской части России.

В ожидании заказов девушки сидят на кухне, болтают, сидят «Вконтакте» и смотрят картинки в глянцевых журналах. Беседы, если не принимать во внимание профессиональную специфику, очень похожи на разговоры парикмахеров и мастеров маникюра в салонах красоты: стандартный набор женских small talks, незаметно переходящих в разговор по душам и наоборот. Незлобно подшучивали над клиентами, сетовали друг другу на «Кавказ» — клиенты из южных республик, насколько мне удалось понять, основная причина проблем и беспокойств.

Меня напоили чаем, продержали примерно полчаса и через «старшую» (самую взрослую из девушек, тридцатилетнюю плотную шатенку из Подмосковья) попросили зайти через неделю: в тот день управляющий заведения не смог уделить мне времени. Уже около входа в метро я смогла облегченно выдохнуть.

Говоря о том, как проституция меняет городской ландшафт, нужно заметить, что этот феномен также может рассматриваться в качестве одного из индикаторов уровня развития городской среды. В развитых мегаполисах западного типа, чаще всего, коммерческий секс не оказывает значимого влияния на повседневность: секс-работники либо абсолютно невидимы на улицах, как например в Москве, либо имеют право заниматься привлечением клиентов строго на определенных территориях. Во втором случае формируются стигматизированные районы, в которых концентрирутся секс-работники, торговцы легкими наркотиками и туристы как самые активные потребители подобных услуг. В развивающихся странах очень часто использование городского пространства регулируется не так строго, а уличная проституция — обычное явление, борьба с который носит скорее декоративный характер.

Один из самых трудных вопросов при изучении проституции — это вопрос оценки объема рынка секс-услуг. Поскольку самого рынка официально не существует, финансовая отчетность отсутствует, и единственными относительно достоверными данными остается статистика МВД. Обобщение результатов  исследований свидетельствует о том, что  вклад добавленной стоимости от занятий проституцией в ВВП относительно стабилен в России и в европейских странах, составляя порядка 0,1-0,2% ВВП.

Об опасностях, которые несет в себе проституция для города, говорится очень много. В основном в публичных дискуссиях упоминаются  морально-нравственные последствия для горожан (и судя по тому, что некоторые борцы с проституцией — которые, по иронии, часто являются христианскими активистами — позволяют себе высказывания вроде «Ненавижу этих поганых тварей, которые уже сейчас, без легализации, суют мне во все окна свои рекламные проспекты, шлюхи не должны быть столь доступны и назойливы», эти последствия уже наступили) и увеличение риска распространения ВИЧ. Однако редко внимание привлекает вопрос необходимой ресоциализации секс-работников: в силу естественных причин, «пенсионный» возраст у занятых в данный сфере наступает в очень молодом возрасте, и было бы наивно думать, что после утраты трудоспособности их будущее как-то образом организовано. За исключением редких случаев, секс-работник не имеет знаний и навыков, необходимых для трудоустройства в легальном секторе экономики. Стигматизация и отсутствие профессиональной подготовки ставит бывших проституток в уязвимое положение, фактически выталкивая их в мелкий криминал, ухудшая тем самым показатели безопасности в городе.

Идея этого текста появилась после скандальной публикации на сайте журнала GQ, когда социальные сети негодовали, что популярный глянец не осуждает саму возможность обращения к услугам секс-работников. Никто и не заметил той мелочи, что о самой проститутке говорилось как о приборе для удовлетворения прихотей. По большому счету, GQ не открывал Америки: редакция просто вынесла в сферу публичного весьма распространенный дискурс секс-услуг в России.

Как бы печально это ни было, но использование интимных услуг считается мелкой шалостью, единственные возможные негативные последствия устраняются враньем «супруге во благо» и использованием презерватива, а секс-работник («фейка», «бабочка») вроде как и не совсем человек. Клиенты проституток на просторах интернета позволяют себе высказывания если не жестокие, то крайне пренебрежительные. Читая их, невольно задаешься вопросами. Комментаторы действительно не понимают, что «фейки» — живые люди? Или просто это скрытые садисты, у которых появилась возможность проявить свои наклонности?

Фактически, в обществе с молчаливого согласия большинства существует социальная страта, почти невидимая, непроницаемая, существующая на правах индийских неприкасаемых. За их счет кормятся силовики, их сексуально эксплуатируют добропорядочные мужчины, их либо не видят, либо унижают добропорядочные женщины. Возможно, сменив угол зрения на секс-работников сегодня, увидев в них специфических, но равных нам горожан, мы откроем новую перспективу решения самых разных городских проблем.

urbanurban.ru