В США боятся войны на два фронта - с Россией и Китаем Ч.1

Самый большой риск, с которым сталкиваются Соединенные Штаты в двадцать первом веке, если не считать прямого ядерного удара, - это война на два фронта с участием их сильнейших военных соперников, Китая и России. 

Такой конфликт потребует огромных общенациональных усилий, каких страна не знала уже несколько поколений. По сути дела, Америка будет вынуждена воевать с армиями, которые используют ресурсы половины Евразии. Такая война перенапряжет силы американской армии, а может быть, даже полностью истощит их. Она потребует огромных жертв от американского народа и будет иметь далеко идущие последствия для влияния, альянсов и процветания США. А если такой конфликт перерастет в ядерную конфронтацию, под угрозой окажется само существование Соединенных Штатов.

Поскольку ставки так высоки, одной из главных целей современной большой стратегии США должно стать недопущение войны на два фронта с Китаем и Россией. Тем не менее, Соединенные Штаты очень медленно осознают эту опасность, а уж тем более ее последствия для американской политики. Пока Вашингтон, рассматривая проблему «одновременности» (именно так ее называют в пентагоновских кругах), сосредотачивает свои усилия преимущественно на ее военной стороне. Принятая в 2018 году Национальная стратегия обороны пришла на смену концепции двух войн. Теперь все внимание приковано к ведению одной крупной войны с самым боеспособным противником Америки Китаем. Но вскоре интеллектуальная элита военного сообщества приступила к дебатам о том, как действовать в случае возникновения войны на два фронта.

По сравнению с этими дебатами гораздо меньше обсуждается вопрос о том, как должна действовать американская дипломатия, дабы не допустить войны на два фронта и в целом избежать нагрузок стратегической «одновременности». У администрации Трампа вполне справедливо был более конфронтационный подход к Китаю. Но это не сопровождалось перестройкой дипломатических приоритетов и перераспределением ресурсов в других регионах, чтобы как-то компенсировать оправданное внимание оборонной стратегии к Индо-Тихоокеанскому региону. Администрация Байдена тоже не задумывается о перераспределении стратегического внимания и ресурсов между регионами. Такой дисбаланс целей американских военных и дипломатии ошибочен и чреват большими неприятностями. Америке для снижения бремени «одновременности» придется ограничить свое военное участие в активных конфликтах и повысить действенность существующих альянсов, либо же существенно увеличить свой военный бюджет. Есть и другой вариант: найти какое-то сочетание трех этих действий.

В нынешней ситуации с бюджетом наиболее вероятный исход вполне может оказаться худшим из худших. Америка будет и дальше пытаться внушать всем благоговейный страх своими угрозами, не подкрепляя их совершенствованием качества своих альянсов и одновременно сокращая расходы на оборону. Из-за такого отношения влияние США будет ослабевать, а возможности Вашингтона по поиску политического баланса между регионами будут ограничены. Это создаст идеальные условия для того, чтобы объединившиеся Россия и Китай постоянно испытывали на прочность американскую решимость в своем географическом окружении, а когда для этого созреют все условия, одновременно захватили, скажем, Тайвань и какое-нибудь прибалтийское государство.

Недопущение такого сценария — задача не только и не столько для американской армии. Это также задача для американской дипломатии. На самом деле, дипломатия в своей высшей форме издавна используется как раз в этих целях. Это инструмент для перераспределения сил в пространстве и во времени, чтобы не пришлось одновременно сражаться с несколькими врагами. Такая работа по созданию очередности конфронтационных действий должна сегодня стать приоритетной для американской дипломатии. Вместо того, чтобы пытаться сдержать Россию и Китай одновременно, США нужно найти способ разнести по времени борьбу с этими державами, дабы не противостоять им одновременно в ходе войны.

Выполнить эту задачу будет непросто, но covid-19 может весьма неожиданно предоставить для этого благоприятную возможность. Увеличив дисбаланс силы между Китаем и Россией, пандемия усилила экономическую зависимость России от Китая, который служит для нее рынком, источником капитала и международной политической поддержки. Как это ни парадоксально, сам факт усиления такой зависимости способен напугать Россию, которая опасается стать жертвой китайских амбиций и в связи с этим получает новые стимулы для переориентации своей внешней политики.

Этот парадокс дает США удачный шанс. Цель американской дипломатии и суть нашей стратегии по недопущению войны на два фронта должна состоять в том, чтобы заострить данную дилемму для России и сделать эту страну менее опасной для нас, причем быстрее, чем Китай сумеет реализовать свой мощный военный потенциал великой державы. Вместо того, чтобы пытаться обхаживать Россию, добиваясь от нее более примиренческой позиции, мы должны продемонстрировать ей сочетание непреодолимых преград для ее экспансии в западном направлении (и при необходимости нанести ей более серьезное поражение, чем то, с которым она сталкивается на Украине). Одновременно мы должны показывать ей новые возможности для сотрудничества, инвестиций и развития востока страны. Попросту говоря, нужно решить американскую проблему одновременности, дав России стимул стать в меньшей степени европейской, и в большей — азиатской страной.

У США небогатый опыт соперничества с несколькими враждебными странами в мирное время. Ключом к успеху США в борьбе с крупными оппонентами в 20 веке всегда была способность Америки превзойти их по объемам производства, могуществу армии и дальности действия своих вооруженных сил.

Наименьшей опасность войны на два фронта была в годы после окончания холодной войны, когда США оказались в такой ситуации, что у них не было равных по силам противников. Такое силовое превосходство нашло отражение в появлении у Пентагона в начале 1990-х годов так называемого стандарта двух войн. В соответствии с этим стандартом, военное ведомство США готовилось вести несколько войн одновременно против региональных держав Ближнего Востока и Азии. В такой обстановке Америке не нужно было выбирать между несколькими важными целями. Поскольку она занимала прочные военные позиции в Европе, Азии и на Ближнем Востоке одновременно, ей не было нужды разрабатывать позиционную дипломатию для правильного перераспределения сил между регионами.

В отличие от тепличных условий тех лет, определяющей характеристикой новой международной обстановки стало множество сдерживающих факторов, которые мешают Америке применять свою власть и силу. С усилением Китая США получили самого могущественного противника за всю историю своего существования в качестве мировой державы. Прогнозы показывают, что к 2030 году китайская экономика будет в полтора-два раза превосходить по объемам американскую, а население Китая будет в четыре раза больше, чем у США. К 2049 году Пекин намерен создать вооруженные силы, которые будут сильнее американских. По некоторым оценкам, в ряде важных категорий он уже достиг паритета с Америкой.

Усиление Китая сопровождается и другими неблагоприятными изменениями в международной системе. Главное среди них — превращение России в могущественного в военном отношении и мотивированного в политическом плане оппонента. Значимость России часто преуменьшают из-за ее относительной демографической и экономической слабости. Но она остается великой державой в силу своего размера, населения и наличия у нее одного из двух самых крупных в мире ядерных арсеналов. Российское руководство в большей степени, чем руководство любой другой крупной державы, определяет интересы своей страны таким образом, что они противоречат интересам США. Как показывают враждебные действия России, перечень которых постоянно увеличивается, Москва уже ведет своеобразную войну против Америки.

С точки зрения американской стратегии, такое сочетание угроз, исходящих от двух крупных держав, бросает США организационный вызов. Дело не в том, что Россия и Китай обязательно создадут прочный военный альянс, хотя такое вполне возможно. Дело в том, что эти крупные евразийские страны поступают так, что исходящие от них угрозы усиливаются.

Во-первых, они синхронизируют свои действия таким образом, что это создает одновременную угрозу жизненно важным интересам США в разных регионах. Недавно Россия резко увеличила группировку своих войск на границе с Украиной, а китайские корабли появились у архипелага Спратли. Поскольку произошло это в противоположных концах Евразии, США было бы очень трудно ответить обоим противникам одновременно.

Во-вторых, налицо эффект отвлечения внимания. Эти страны своими действиями даже при отсутствии их координации создают друг для друга такие возможности, которых в противном случае быть не могло. Своими действиями в Прибалтике Россия создаст благоприятные возможности для китайского удара по Тайваню. Китай в этом случае получает преимущество второго хода, и у него возникнет очень сильное искушение воспользоваться моментом. И наоборот. Иными словами, само присутствие готовой рисковать России становится катализатором для более агрессивных действий Китая, на которые он в противном случае не пошел бы.

Все было бы очень просто, если бы у США была возможность решить проблему двух фронтов военными или в основном военными средствами, просто приняв стандарт двух войн в многократно увеличенном масштабе. Будь такое возможно, у нас не было бы нужды задумываться о разработке дипломатических вариантов действий для решения проблемы одновременности, так как наши силы были бы безграничны. Мы могли бы спокойно исходить из того, что обладаем способностью сдержать, а при необходимости и разгромить обе страны одновременно.

Но это не так. При адекватном уровне военных расходов Пентагон может разрабатывать разумные планы разгрома одного крупного противника в ходе будущего конфликта. Это побочный продукт запланированных Америкой расходов на оборону, которые в реальном выражении уменьшаются из-за других, политических приоритетов федерального бюджета. А еще это результат появления новых систем вооружения у наших главных противников. Даже если США увеличат свой военный бюджет, они не смогут просто так преодолеть данную проблему, так как и их противники тоже наращивают военные расходы, в особенности Китай.

Меняющиеся бюджетные и стратегические реалии вынудили Пентагон в 2018 году отказаться от старого стандарта двух войн и сосредоточиться на усилении угроз со стороны Китая. В практическом плане это означает, что в обозримом будущем американские вооруженные силы будут в приоритетном порядке заниматься планированием и выделять ресурсы на войну в западной части Тихого океана, а не в Европе или на Ближнем Востоке. Это не просто риторика. Это значит, что Пентагон будет закупать меньше оружия для ведения боевых действий на суше и осуществления противоповстанческих операций, и больше — для войны на море, в воздухе и в космосе. Он будет тратить меньше денег и выделять меньше людей американским военным командованиям в Европе и на Ближнем Востоке, отдавая предпочтение Индо-Тихоокеанскому командованию США. Как отмечает Элбридж Колби (Elbridge Colby), это может означать следующее: даже в том случае, если Россия первой нанесет удар, скажем, по прибалтийскому государству, Пентагон посчитает необходимым сохранить основную часть своей боевой мощи в резерве, чтобы иметь возможность противостоять оппортунистическим действиям Китая в западной части Тихого океана.

Если вооруженные силы США смогут вести войну только с одним, но не с двумя противниками из числа великих держав, Америке придется делать ставку на нечто иное, нежели на свою армию, при выполнении своих обязательств перед Европой, которая по умолчанию превратится во второстепенный театр военных действий. Разумно предположить, что на этом театре Соединенные Штаты сохранят свои войска, однако их будет недостаточно для сдерживания или для разгрома России в случае возникновения регионального конфликта. Задача дипломатии состоит в том, чтобы выполнять эти обязательства, создавая такую политическую конфигурацию на международной арене, которая в большей степени соответствует ограниченным военно-экономическим возможностям Америки, и в то же время, помогает противостоять главной угрозе. Сделать это она может двумя основными способами, которые не являются взаимоисключающими.

Первый способ — создать и возглавить в одном или в обоих регионах эффективные коалиции в составе союзников и партнеров, которые смогут взять на себя более существенную военную ношу по противодействию двум угрозам. Поскольку у США в этих регионах есть множество союзников и партнеров, главное для них — извлечь максимум пользы из этих отношений. Такие усилия осуществляются уже несколько лет, и они будут неизменно продолжаться. Американские администрации одна за другой стараются увеличить коллективную нагрузку на союзников и партнеров в Европе и Азии. О тактике действий можно спорить (Барак Обама очаровывал и стыдил, Дональд Трамп использовал давление, часто добиваясь больших результатов; но при этом оба преследовали одинаковые цели). Однако опыт последнего времени подсказывает, что в обозримом будущем союзники могут не захотеть брать на себя такое бремя в области обороны, позволяющее существенно ослабить военную нагрузку на США в этом регионе, которая возникает из-за России и Китая.

Есть и другой способ, посредством которого дипломатия может устранить несоответствие между военными ресурсами и угрозами. Для этого она должна сделать одного из крупных противником менее опасным. Для США после холодной войны это терра инкогнита; но великие державы на всем протяжении истории отдают предпочтение такому методу предотвращения войн на два фронта, устанавливая очередность угроз. Такая стратегия реализуется в разных формах, однако в целом она сводится к трем основным вариантам.

Вариант 1. Переманить на свою сторону более слабого. Пожалуй, это наиболее распространенная форма разнесения угроз по времени. Задача заключается в том, чтобы согласовать свои действия с более слабым из двух противников и сосредоточить усилия и ресурсы на более сильном. Таким методом воспользовалась Британия, когда переманила на свою сторону царскую Россию, с которой она на протяжении десятилетий вела холодную войну в Центральной Азии — не менее интенсивную, чем последняя холодная война. Лондон уговорил Россию вступить в альянс против имперской Германии.

Такой вариант действий лучше всего знаком американцам по единственному, пожалуй, эпизоду в нашей истории, когда мы переманивали на свою сторону врагов. Речь идет о китайском гамбите президента Ричарда Никсона. Эта стратегия обсуждается всякий раз, когда встает вопрос о проблеме России и Китая. Правда, сейчас не Китай, а Россию называют страной, которую надо обхаживать и переманивать на свою сторону, дабы Соединенные Штаты могли сосредоточиться на Китае. Привлекательность такого варианта действий очевидна. Будучи самым крупным и самым могущественным сухопутным соседом Китая, дружественная (по отношению к нам) и даже нейтральная Россия заставит Китай переключить внимание со своих берегов (и с соперничества с США) на сухопутные границы. Пожалуй, именно по этой причине американские администрации одна за другой пытаются понизить градус напряженности в отношениях с Москвой, чтобы переключить свое внимание на Индо-Тихоокеанский регион.

Проблема такого подхода состоит в том, что России это не нужно. Когда Генри Киссинджер налаживал контакты с Китаем, Пекин нуждался в таком сближении гораздо больше, чем США, поскольку опасался нападения со стороны СССР. Аналогичным образом, когда Британия в 1907 году заключила договор с Россией, это было сразу после сокрушительного поражения русских от Японии. России нужна была передышка, чтобы снизить нагрузку на армию, бюджет и нормализовать внутриполитическую ситуацию. У Британии и России была одна общая и очень серьезная угроза в лице имперской Германии. А чтобы заключить эту сделку, у них имелись весьма осязаемые средства для торга (Персия, Афганистан, Тибет).

Всего этого нет в сегодняшних российско-американских отношениях. У России в ближайшем прошлом не было серьезных поражений и крупных неудач. Напротив, Владимир Путин пользуется немалым успехом. Вопреки расхожему, но ошибочному мнению, у США и России нет ничего осязаемого, чем они могли бы конструктивно поторговаться, по крайней мере, как это видится Москве. Если отложить в сторону моральные соображения по поводу, скажем, расчленения Украины, такую договоренность невозможно воплотить в жизнь, и она практически неизбежно приведет к тому, что Москва переместит геополитическую линию соприкосновения сторон на несколько градусов долготы на запад, до границы Польши и Румынии. Случись такое, и США обнаружат, что нагрузка на второстепенный театр, каким Европа названа в национальной стратегии обороны, усилилась, а не ослабла.

Вариант 2. Отложить соперничество с более сильным. Вторая стратегия разнесения угроз по времени состоит в том, чтобы отложить соперничество с более сильным из двух противников, дабы решительно и бесповоротно расправиться с более слабым. Венецианская республика середины 16 века использовала такую стратегию, чтобы ослабить угрозу со стороны укреплявшей свои позиции Османской империи и расправиться со своим ближайшим соперником Миланом. Аналогичной логикой руководствовалась Британия, которая в 1930-е годы напрасно пыталась умиротворить Германию, чтобы получить запас времени на перевооружение Европы и использовать свои ВМС на Дальнем Востоке.

В сегодняшней обстановке стратегия отсрочек потребует от Америки урегулирования споров с Китаем во избежание прямого военного столкновения с этой страной, чтобы можно было усилить давление на Россию, а позже переключить внимание на Пекин. Если следовать такой логике, США придется пересмотреть свою оборонную стратегию, в которой Китаю уделяется чрезмерное внимание. Если принять во внимание исторические примеры, то Америке может даже понадобиться временно и в тактических интересах воспользоваться содействием «ответственного игрока» Китая, дабы изолировать более воинственную Россию.

Очевидная проблема такого варианта действий заключается в том, что окно возможностей для подключения Китая уже закрылось. Идеальным временем для такого подхода могло стать предыдущее десятилетие, когда Россия уже вступила на свой агрессивный курс, Китай еще оставался номинально конструктивным партнером, а соотношение сил складывалось в пользу США. Но потом американо-китайские отношения испортились до такой степени, что продолжительный период спокойствия в этих взаимоотношениях уже трудно себе представить. Что крайне важно, ухудшение отношений вызвано решением Пекина отказаться от политики выжидания и больше сблизиться с Москвой, укрепив тем самым свои позиции по отношению к Западу. В такой ситуации более мягкая политика США, скажем, по вопросу Тайваня, может усилить, а не ослабить китайские амбиции, а Вашингтон лишится возможности создавать региональные коалиции, от которых зависят его долгосрочные перспективы в Азии. Как показывает пример Британии 1930-х годов, результаты такого просчета могут оказаться катастрофическими и даже ускорить начало войны на два фронта, которую данная стратегия призвана предотвратить.

Вариант 3. Кооптировать обоих противников. Третье решение самое трудное, но, пожалуй, самое изящное. Состоит оно в том, чтобы вообще устранить проблему одновременности. Ликвидировать ее последствия можно, если наладить сотрудничество с обоими противниками, создав структуру, которая поможет предотвратить или ослабить конфликт. Таким методом в 19 веке воспользовался австрийский государственный деятель Клеменс фон Меттерних, вовлекший противников Австрии Францию и Россию в концерт великих держав, который почти столетие обеспечивал мир в Европе.

Современным эквивалентом стратегии Меттерниха стали бы действия Америки по использованию международных институтов для вовлечения Китая и России в процесс поиска беспроигрышных решений общих глобальных проблем. Похоже, именно это имеет в виду администрация Байдена, когда пытается найти точки соприкосновения с Пекином и Москвой по «транснациональным» проблемам, таким как изменения климата.

Сотрудничество с геополитическими соперниками может быть выгодно, если возникающие в результате этого структуры основаны на стабильных взаимоотношениях и общих интересах. Но в отношениях США с Китаем и Россией такой основы нет. У обеих держав имеются ревизионистские притязания, и их выполнение, как они считают, является необходимым условием для реализации их полного потенциала как великих держав. Обе страны совершенно справедливо полагают, что силовые отношения, служащие основой для действующих институтов, претерпевают изменения, а что касается Китая, то изменения эти в его пользу. Для обеих стран международные институты являются средством для осуществления силовой политики и сдерживания американской власти. Попытки США совместными усилиями справиться, скажем, с климатическими изменениями, привлекательны в той степени, в какой они влекут за собой уступки со стороны Вашингтона. Китай может делать вид, что он участвует в таких совместных усилиях, на самом деле выжидая, когда соотношение сил изменится более решительно в его пользу.

В итоге ни одна из классических стратегий разнесения угроз по времени, которых в прошлом придерживались великие державы, не подходит в полной мере к американским условиям. Россия слишком враждебна, чтобы переманить ее на свою сторону. Китай зашел слишком далеко в своем подъеме, чтобы его можно было сдержать. А требования обеих держав слишком велики и невыполнимы, чтобы их можно было результативно кооптировать.

Продолжение следует…

 

Аарон Митчелл — бывший помощник госсекретаря по европейским и евразийским делам. Сегодня он возглавляет аналитический центр The Marathon Initiative, который занимается исследованиями соперничества великих держав. В этой статье использованы материалы доклада, подготовленного Митчеллом осенью 2020 года для аналитического управления Пентагона.   

The National Interest, США