За время моих более чем 60 поездок в Россию за последние 20 лет я заметил, как изменялось российское отношение к США – некогда достаточно дружелюбное. Сегодня неприязнь или даже ненависть к Америке заставляют некоторых представителей российских служб национальной безопасности искренне полагать, что если ты враг США (как, например, Венесуэла или Иран), то ты должен быть другом России. Большинство не так догматичны, но они тоже не дружат с Америкой. Их (российских представителей служб национальной безопасности) философское видение чего-то похожего на корпоративное государство Муссолини плюс амбиции относительно расширения влияния или даже присоединения бывших советских территорий практически гарантирует, что они будут сохранять негативные чувства по отношению к американскому правительству. И все же мы верим в открытое общество и независимость и неприкосновенность границ бывших советских стран – Герман Пирчнер (Herman Pirchner)*.
Одна из проблем здесь заключается в том, что «открытое общество» очень часто означает нечто совсем другое, когда мы продвигаем его в бывших советских республиках. До тех пор пока правительство заполнено антироссийскими националистами, открытость общества – во многом вопрос вторичный. Наше правительство привыкло поощрять политические силы в бывших советских республиках, которые враждебно настроены по отношению к России, полагая, что их враждебность к России является доказательством, своеобразным удостоверением их «прозападности». На российском же примере те, кто выступает за «открытое общество», это как правило люди, которые хотят продвигать американские цели за счет российского влияния. В тех случаях, когда российское правительство ориентируется на усиление связей с государствами, которые не нравятся Вашингтону, это является в какой-то степени претворением в жизнь принципа «око за око», возмездием за прошлые провокации. Отчасти она преследует и собственные интересы, без учета отношений США с этими правительствами. Собственно говоря, представители служб национальной безопасности в других правительствах никогда не будут «друзьями» Америки. Если мы настолько глупы, чтобы полагать, что подобные сотрудники в других правительствах, даже в государствах, которые являются формальными союзниками, являются нашими «друзьями», нашим чрезмерным доверием к ним будут злоупотреблять. Если и есть представители служб национальной безопасности, которые заинтересованы в улучшении отношений с Россией, то это не потому, что они «друзья России», а потому, что они видят в улучшении российско-американских отношений способ достижения конкретных американских интересов.
Это приводит нас к утверждению Пирчнера о том, что «мы» верим в «независимость и неприкосновенность границ бывших советских стран». В отношении некоторых из этих государств (имеются в виду страны Балтии) США имеют формальные договорные обязателсьтва защищать их от нападения, но для большинства бывших советских страны наша вера в «неприкосновенность» границ советской эпохи значит не слишком много. США не станут воевать с Россией ради защиты «независимости и неприкосновенности границ» большинства этих государств, и поступить так было бы сверхиррационально. У США нет жизненно важной заинтересованности в судьбе большинства этих стран. Если российское влияние в этих странах создает конфликт с США, это потому, что мы настаивали на том, что дела этих бывших советских стран – это наше дело.
Если взглянуть с другой стороны, у этих официальных лиц могут быть «негативные чувства» по отношению к нашему правительству, потому что наше правительство, казалось, намерено блокировать и всячески преуменьшать российское влияние на тех территориях, которые они привыкли считать своей традиционной сферой влияния. Только представьте себе, какое раздражение вызвала бы Россия у американских властей, если бы она, например, стала учить их, как уважать «независимость и неприкосновенность границ» стран Карибского бассейна или латиноамериканских государств. Это сравнение не совсем точно, так как российские националисты до сих пор рассматривают некоторые бывшие советские страны в том же ключе, в каком американские националисты рассматривают юго-запад. Если представить, что мы поменялись местами, неужели кто-то полагает, что Вашингтон бы спокойно терпел как Россия поддерживает стремления к независимости Техаса или Калифорнии?
Пирчнер продолжает: российская доминирующая геополитическая идея поэтому заключается в том, что нет ни друзей, ни врагов, есть только интересы.
Другими словами, российское правительство ведет себя так, как государства себя обычно ведут. Вместо того чтобы жаловаться на это, нам бы следовало проводить американские интересы со значительно меньшей сентиментальностью и идеологическим багажом, чем мы делаем сейчас.
В тех случаях, когда они не являются абсолютно необоснованными, большинство конкретных жалоб Пирчнера по поводу политики администрации Белого дома по отношению к России основаны именно на таком багаже. Пирчнер заявляет, что решение по ПРО «обесценило американские обещания по всему миру», что спорно, но затем он повторяет уже не оправдавшие себя возражения по новому договору СНВ, когда ратификация договора (вместе с его, как полагают, пророссийскими формулировками) усиленно приветствовалась союзниками США по НАТО, включая союзников из Восточной Европы. Если бы ратификация нового договора по ПРО провалилась, это бы в гораздо большей степени внесло вклад в обесценивание американских обещаний и в игнорирование озабоченности американских союзников в Европе, тем не менее это то, что безусловно предпочел бы Пирчнер. В общем и целом, «перезагрузка» усилила безопасность Восточной Европы, уменьшив напряженность в американо-российских отношениях, и создала условия, которые позволили проявиться не только потеплению в российско-украинских отношениях, но даже и скромному началу сближения между Польшей и Россией. Неправда, что поведение администрации Белого дома на Украине и в Грузии становится «все более пассивным». Все, кто внимательно следит за ситуацией, знают, что эта администрация четко осудила то, что она называет российской оккупацией Южной Осетии и Абхазии.
Что удивительно в статье Пирчнера, так это то, что во всем остальном она выглядит так, что, судя по всему, была написана кем-то другим. Пирчнер особо подчеркивает общие интересы России и США в Средней Азии, и в частности в Киргизии, и он внедряет в сознание идею тщетности попыток возвращения сепаратистских республик обратно под контроль Грузии. Он заявляет, что расширение российского влияния на Украине противоречит американским интересам, но это просто утверждение, без каких бы то ни было доказательств. В своем заключительном абзаце он утверждает: сегодня все более закрытой Россией движут мысли о большем влиянии в христианских частях бывшей империи, или даже об их присоединении. Это вызывает конфликт Москвы и Вашингтона несмотря на общность интересов, которые включают борьбу с радикальными исламистами, инициативы по нераспространению, сотрудничество в космосе и ядерное сотрудничество.
Что остается совершенно неясным, так это то, почему это приводит к конфликту Москвы с Вашингтоном. США не имеют заинтересованности в блокировании российского «большего влияния в христианских частях бывшей империи, или даже их присоединения». Почему мы должны рисковать всеми этими общими интересами ради совершенно не необходимых обязательств там, где у нас нет никаких интересов?
Дэниел Ларисон, "The American Conservative", США