Популярность российского президента Владимира Путина среди некоторых консерваторов кардинально меняет то, как его и его страну воспринимают в США. Эта перемена произошла на фоне более глубокого сдвига в отношении к России. Сейчас культурные клише холодной войны уступают место более сложной картине.
Конечно, хорошо, что американцы отходят от старой ментальности и начинают смотреть на мир в новом свете. Бесспорно, благодаря этому мир станет лучше, чем тот, который знало мое поколение. Россия — уже не та страна, которой она была два десятилетия назад, и американская внешняя политика не должна основываться на устаревшем мировосприятии.
Однако и Путин — не тот прямолинейный консерватор, которым его многие считают.
Человек и миф
И в своей стране, и в мире Путин любит изображать из себя спасителя России, вытащившего страну из пропасти, в которую она свалилась при Ельцине, и защищающего ценности православной церкви.
Свое несомненное дипломатическое мастерство он недавно продемонстрировал во время сирийского кризиса. Администрация Обамы не справилась с ситуацией, и американцы оказались на грани военного вмешательства из-за проведенной ими бессмысленной «красной черты». Как писал Ариэль Коэн (Ariel Cohen), «образно говоря, Обама залез на дерево... и Путин принес ему лестницу, чтобы он смог слезть».
Новая популярность Путина базируется на отрицании консервативной общественностью основ внешней политики Буша. Новое поколение неореалистов, возглавляемое такими политиками, как Рэнд Пол (Rand Paul), устало от дипломатии, основанной на морализаторстве и поиске виноватых. Оно справедливо считает интервенционизм источником огромных проблем для страны.
Консервативных лидеров, выступающих против Путина, называют провокаторами и полоумными реликтами холодной войны. После своей статьи в «Правде» Джон Маккейн (John McCain) получил репутацию типичного маразматика из «старой гвардии» Республиканской партии. К политологу, недавно выступившему со статьей в The Blaze, ресурсе Гленна Бека (Glenn Beck), отнеслись аналогичным образом.
Фасад
С одной стороны, хорошо, что новое поколение отходит от клишированного взгляда на Россию. Эта страна и постсоветское пространство в целом — динамичный и разнообразный регион. Но возникающий в консервативных кругах миф о Путине прискорбно ошибочен.
Тщательно выстроенные Путиным христианские декорации — такая же обманка, как российская демократия. Он стратегически использует Русскую православную церковь, чтобы укреплять свой контроль над страной и ее соседями, превращая церковь в инструмент национализма и оставляя духовность за кадром.
Образ сильного лидера, принесшего порядок и стабильность — тоже миф, причем хрупкий, поддерживаемый устойчивым ростом нефтяных цен в последнее десятилетие. Нефтяные и газовые цены, обеспечивающие российскому правительству половину бюджетных доходов, составляли, когда Путин пришел к власти 30 с небольшим долларов за баррель, а сейчас перевалили за 100 долларов.
Дороговизна нефти — единственная вещь, которая стоит между Путиным и падением его режима. По данным исследования, проведенного Citigroup Russia, чтобы Путин смог выполнить свои предвыборные обещания, ему понадобятся цены на нефть на уровне 150 долларов за баррель или выше. На кону также стоит его личное состояние, которое, по разным оценкам, составляет от 40 до 70 миллиардов долларов. Путинское казнокрадство, вполне возможно, сделавшее его самым богатым человеком в мире, можно сравнить только с казнокрадством покойного ливийского лидера Муаммара Каддафи.
Соседи России со всех сторон отпадают от нее и от путинского Евразийского таможенного союза. Чтобы удержать Украину, Грузию и Молдавию от подписания договоров о свободной торговле с Европейским Союзом, Путин прибегнул к экономическому оружию. Армения отказалась от планов заключить торговое соглашение с Европой только после того, как Путин пригрозил увеличить ей плату за газ на целых 60%.
Путин — не герой, но и русские — не враги. Они такие же жертвы его нефтяной диктатуры, как и остальной мир. Прославлять Путина как героического консервативного лидера — неправильный способ преодолевать старую парадигму в американско-российских отношениях.