Супружеская пар, в котрой муж заболел тяжелой формой рака, вдруг обнаружила, что борьбе с болезнью помогает секс. Об этом идет речь в статье, опубликованной в британской The Guardian.
В небольшой спальне пахнет лекарствами и эфирным маслом пачули. Джо, 53-летний мужчина с тёплым голосом и иронией в глазах, опирается на подушки. Рядом — Джесс. Она аккуратно поправляет одеяло и улыбается. Между ними — годы любви, диагноз и привычка не сдаваться.
«Я всегда считал себя сексуальным мужчиной. И сейчас остаюсь им, — говорит Джо. — Когда ты борешься с онкологией в терминальной стадии, любые прикосновения становятся травматичными. Ты пережил столько уколов, зондов, рентгенов… Иногда единственное, чего хочешь, — отстраниться от всего этого».
Он замолкает и смотрит на руку Джесс. Она проводит пальцами по его ладони. «Когда она мимоходом трогает мою руку или задницу, — усмехается Джо, — она напоминает мне: я всё ещё человек, и прикосновения могут быть приятными, а не только болезненными».
До диагноза их отношения казались почти безумно страстными — «чаще одного раза в день», признаётся Джо. После начала лечения всё изменилось. «Она ни разу не сказала, что я её подвёл, даже когда моё тело отказывается подчиняться», — добавляет он. Сейчас близость стала для них другой — мягче, внимательнее.
Иногда, когда Джо не может двигаться, Джесс берёт инициативу в свои руки. «Когда обычный половой акт невозможен, она пользуется игрушками, ищет новые способы сделать мне приятно. Недавно пошутила, что сделает массаж грудью. Я сначала рассмеялся, а потом — возбудился до дрожи», — признаётся он.
Для Джо секс превратился в терапию. «Рак отнимает многое, но не волнение, когда она прикасается к моей коже», говорит он.
Джесс — 49 лет, и она говорит мягко, будто боится потревожить воздух. «После диагноза вся жизнь — американские горки. Мы оба не представляем, как сможем обойтись друг без друга. Но когда ложимся в постель, я воспринимаю Джо в первую очередь как любовника, а не пациента».
Их история началась тринадцать лет назад — на писательском курсе. Джесс тогда считала себя «нетактильной». «Я ужасно боялась секса. С детства видела, как отец насиловал мать. Потом рано вышла замуж, но не чувствовала ни желания, ни близости. Долгое время думала, что я асексуалка», — рассказывает она.
С Джо всё оказалось иначе. «Он пах пачули. Через весь класс я чувствовала этот запах — и желание. Когда мы наконец были вместе, он спровоцировал мою личную сексуальную революцию. Тогда я не могла прожить ни дня, не прикоснувшись к нему».
Теперь она кормит его через зонд, помогает справляться с побочными эффектами терапии, смеётся, когда в очередной раз приходится придумывать, как подойти к интимности с чувством юмора. «Помню, врач сказал, что Джо снова придётся пользоваться презервативами, потому что в организме слишком много химиопрепаратов. А он отвечает: “Мне же почти 50, и я сделал вазэктомию!” Мы еле удержались от смеха», вспоминает Джесс.
Для неё эти отношения стали ещё и способом полюбить себя. «Если Джо готов к близости со мной в таком состоянии, с чего бы мне переживать из-за живота или морщин?», — говорит она.
Иногда усталость берёт верх. «Бывают дни, когда сон кажется важнее секса. Тогда я напоминаю себе: у нас есть только здесь и сейчас. Сегодняшний день и возможность прикасаться друг к другу».
Врачебные прогнозы звучат сухо и безжалостно, но в их доме нет места отчаянию. Джо и Джесс научились видеть в теле — не угрозу, а продолжение любви.
«Это моя честь — помогать ему получать удовольствие от собственного тела, как когда-то он помог мне раскрыться. И я буду делать это, пока у меня есть силы», — говорит Джесс, прижимаясь к нему.
А Джо улыбается и шепчет: «Может, у нас остались месяцы, может — годы. Но пока Джесс касается моей кожи, я живой».