«Определение Святейшего Синода от 20–22 февраля 1901 г., № 557, с посланием верным чадам православные греко-российские церкви о графе Льве Толстом.
… Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной…
В своих сочинениях он проповедует, с ревностью фанатика, ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской: отвергает личного Живого Бога, во Святой Троице славимого, Создателя и Промыслителя вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа – Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира… Отрицает бессеменное зачатие по человечеству Христа Господа и девство до рождества и по рождестве Пречистой Богородицы и Присно-девы Марии, не признает загробной жизни и мздовоздаяния, отвергает все таинства Церкви и благодатное в них действие Святого Духа и, ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из Таинств, святую Евхаристию. Все сие проповедует граф Лев Толстой непрерывно... Многие из ближних его, хранящих веру, со скорбию помышляют о том, что он на конце дней своих остается без веры в Бога и Господа Спасителя нашего, отвергшись от благословений и молитв Церкви и от всякого общения с нею.
Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние и разум истины.
( «Церковные ведомости при Святейшем Правительствующем Синоде» от 24 февраля 1901 г.)
В начале ХХ века синодальный акт отлучения человека от церкви имел форму императивного посыла ко всей православной пастве Российской империи. Это было жестокое наказание. Религиозные и черносотенные фанатики могли убить еретика, осквернить дом, расправиться с его родными и близкими.
Реальная угроза насильственной смерти сопровождала последнее десятилетие жизни Льва Николаевича Толстого. Он был неудобен власти. Великий обличитель российского самодержавия и церкви обрел к этому времени популярность на всей Земле. Старика нельзя было вызвать на дуэль и убить, нельзя было сдать в солдаты, нельзя посадить в тюрьму, нельзя упрятать в сумасшедший дом, нельзя то, нельзя это… Кругом нельзя. Что делать? Церковные иерархи решили применить к писателю проверенный средневековый метод.
Идея отлучить Льва Толстого от церкви возникла еще в 80-х годах ХIХ века. Херсонский архиепископ Никанор в письме к Н.Я. Гроту высказался от лица высшего клира: «… Мы без шуток собираемся провозгласить торжественную анафему Толстому…». И далее: «Он больше всех волнует умы образованного и необразованного общества своими сочинениями, отличающимися разрушительной силой и растлевающим характером, проповедующими неверие и безбожие».
Император Александр III, опасаясь взрыва негодования за рубежом, не захотел «прибавлять к славе Толстого мученического венца» и воспротивился планам Синода. Но не наказывать строптивого писателя было нельзя, и… его наказали, наказали уже после смерти царя.
29 октября 1910 года, отлученный от церкви, граф Толстой ушел из своего дома в Ясной Поляне. Через два дня он простудился в поезде и умер от воспаления легких 7 ноября в 6 часов утра на железнодорожной станции Астапово.
Христианство без Христа
Отлучение Толстого от православной церкви возмутило русскую интеллигенцию и вызвало непонимание у многомиллионного крестьянства. Писатель был широко известен в стране. Начиная с 80-х годов ХIХ века, деревню наводнили двухкопеечные брошюры публицистических статей Толстого, написанных простым языком, а два поколения деревенских детей воспитывались на его рассказах.
Это была новая литература. Она сменила мыльные лубочные сказки и традиционные «жития святых». Книжки опального графа заставляли народ думать о том, о чем он думать был не должен – о смысле жизни, о правде и справедливости. Опасные книжки, опасные и для власти, и для церкви. Только Толстой мог сказать: «Вся разница между человеком и животным та, что человек знает, что умрет, а животное – нет… Работать надо так, как будто ты бессмертен, а относиться друг к другу – как будто завтра умрешь». Или это: «Представление о Боге как личности ложно и приводит человека к рабству. Совесть – есть бытие Божие в душе нашей…».
Русская православная церковь в начале ХХ века переживала жестокий кризис. Она была частью госаппарата и вместе с ним выполняла полицейские функции. Каждый священник должен был докладывать по начальству, если прихожанин на исповеди говорил о каких-то противоправительственных намерениях. Нарушалось христианское таинство. Доверие к церковному клиру таяло на глазах.
Лев Толстой был противником современной ему Церкви и стал основателем нового религиозного течения. Его религия отвергала все чудесное и непонятное в Евангелии, отрицала воскресение Христа, непорочное зачатие девы Марии, отрицало церковное посредничество между Богом и Человеком. Толстовское учение не обещало будущего блаженства на небе, но давало блаженство на земле. Нужно только следовать определенным правилам. Во-первых, не умножать зло и не противиться ему ответным насилием. Во-вторых, любить весь божественный мир и не поддаваться ненависти. И в-третьих, растить своего Бога внутри себя всю сознательную жизнь. Без улучшения внутреннего мира человека, считал писатель, всякое общественное переустройство ни к чему хорошему не приведет.
Эти взгляды Толстого находили понимание у значительной части населения страны. Многие видели в его учении единственное спасение для России и стремились воплотить новые идеалы в практическую жизнь.
Толстовские общины на Николаевщине
Попытки воплотить нравственное учение писателя на практике стали предприниматься в 80-е годы ХIХ века. Первые толстовские общины появились в Сибири, Центральной России и на Северном Кавказе. Позднее они появятся в Киевской, Полтавской, Черниговской и Херсонской губерниях.
«Толстовские сектанты» - именно так называли их официозные журналисты - исповедовали ненасильственный безгосударственный образ жизни, земледельческий труд, равноправие, свободу убеждений и верований. Здесь не было сословий. В коммуне трудились бывшие аристократы, мещане, купцы и крестьяне. Сюда приходили блестящие гвардейские офицеры и адвокаты, околоточные надзиратели и освободившиеся каторжники. Принимали всех. Главное – отказаться от насилия, вести мирную, трудолюбивую земледельческую жизнь, освободиться от всякой человеческой власти, придерживаться взаимного уважения, смирения и «проявлять любовь ко всем людям и ко всем существам». К началу ХХ века на территории Российской империи уже насчитывалось более 280 толстовских общин.
В Херсонской губернии последователи графа Толстого расселились на землях современных Арбузинского, Кривоозерского, Братского и Николаевского районов. Впервые о них мы узнаем из путевых записок Ивана Бунина, который, будучи в Николаеве, имел беседу с двумя братьями-толстовцами из пригородного хутора. Будущий нобелевский лауреат по молодости хотел бросить литературу, уйти в общину и «добывать хлеб своим трудом». Он даже съездил в Ясную Поляну к Толстому, чтобы укрепиться в своих намерениях, но… писатель советовал ему «искусственно не опрощаться» и заниматься тем, к чему «зовет его Бог в душе».
В 1893 году отставной полковник Яков Бонишевский предоставил толстовской общине в бессрочное пользование 137 десятин земли своего имения Берсы (рядом с современным селом Секретарка в Кривоозерском районе). 11 крестьянских семей занялись хлебопашеством, овцеводством и развели огороды. Сначала жили в землянках, затем понемногу отстроились. Поставили каменные дома, кузню и гончарные печи. Толстовская колония жила тихо. Окрестное население считало их староверами и не придавало значения тому, что никто из них не посещает воскресных служб и храмовых праздников. Община исправно платила государевы подати, несла постойную и дорожную повинности.
Беда пришла в начале июня 1896 года. Толстовцы отказались целовать крест и принимать присягу на верность новому императору Николаю II. Исследователь толстовских коммун Марк Поповский в своей книге «Русские мужики рассказывают» цитирует рукописные воспоминания жителя Берсы Осипа Махорты: «… июня 7 дня 1896 года от Р.Х. в село прибыл исправник с жандармским караулом. Всех мужчин собрали на площади возле колодца и зачитали текст присяги на коронацию царя Николая Романова. Затем исправник и священник пошли по рядам и стали уговаривать подписаться против своей фамилии и целовать крест… Увидев нашу непреклонность, он устроил публичную порку для взрослых, а затем нас согнали в колонну и повели в Каменец-Подольскую тюрьму. Здесь мы пробыли 8 месяцев, после чего суд приговорил всех к большому штрафу… По выплате означенной суммы нас отпустили домой». Такая же судьба постигла обитателей толстовских общин в Григоровке (современный Братский район) и Романовке (Арбузинский район).
Официальные власти негативно относились к толстовскому движению, усматривая в нем серьезную опасность устоям государства и церкви. Основным занятием этих общин на Николаевщине стало земледелие. Земля, жилища, труд были обобществлены. Высшим органом крестьянского сообщества считался сход. Исполнительным органом являлись старосты схода, которые избирались сроком на 1 год. Они вели дела с государственными организациями, частными лицами, заключали договора и сделки. Старосты распределяли общинников на работы, давали отчеты о положении дел и определяли хозяйственные планы.
Наемный труд у толстовцев был недопустим. Все физические работы оплачивались деньгами. Средства на содержание детей, медицинскую помощь, образование и библиотеку начислялись из общих доходов.
Духовной установкой земледельческого труда было убеждение, что физическая работа должна идти «от сердца», без ожесточения, с любовью и желанием, что она есть необходимое условие, закон природы для каждого человека. Толстовцы были принципиальными вегетарианцами. Они не употребляли в пищу мяса животных, отказывались от яиц и молока, не носили одежд из шерсти и кожи.
Хронология этих крестьянских общин на Николаевщине прослеживается по источникам «пунктирной линией». Известно, что все мужчины-толстовцы призывного возраста отказались от мобилизации в русско-японскую войну и все были приговорены к каторжным работам. Второй раз на каторгу пошли уже через девять лет - в Первую мировую.
После революции и гражданской войны отношения толстовских общин с новой властью были непростыми. Крестьяне пытались сосуществовать с государством таким образом, чтобы не нарушать законов и в то же время жить согласно своим принципам. Такое спокойное бытие оказалось возможным до тех пор, пока сельское хозяйство России, разоренное войной, национализацией и перераспределением земель не могло давать достаточно продукции. К тому же в 1917-1927 гг. советская власть еще сохраняла элементы демократичности и допускала некоторый плюрализм в формах хозяйственной и культурной жизни. Именно в этот период толстовское движение на Николаевщине достигло наибольшего расцвета и пользовалось относительной свободой.
Начавшаяся коллективизация обрушила быт и устои крестьянских общин. По воспоминаниям толстовца Бориса Зимица из Романовки (Арбузинский район), партийные чиновники из района предлагали крестьянам переходить в колхозы и даже возглавлять их, так как у последователей учения Льва Толстого был бесценный опыт организации коллективного сельскохозяйственного труда.
Толстовцы не понимали большевиков. Зачем нужно идти в колхоз, когда у них и так все общее и нет частной собственности? Зачем насильно принуждать людей к совместному труду? Они до конца так и не осознали, что партийные коллективизаторы имели своей целью превратить свободных тружеников в рабов.
Толстовские общины стали опасны для власти. Всем своим существованием
они доказывали возможность негосударственной формы организации хозяйства. Для большевиков это был пример «плохого» крестьянского социализма. Власть принялась откровенно уничтожать сектантов. Толстовцам давали непосильные сельскохозяйственные задания. Если их не выполняли, то у общинников забирали львиную долю урожая. В конце концов, в 1934 году все они попали в казахстанские лагеря за саботаж и невыполнение плана хлебопоставок государству. Всего в Николаевской области было репрессировано 620 последователей учения графа Толстого.
***
20 ноября (по новому стилю) 2010 года исполнилось ровно 100 лет со дня смерти графа Льва Николаевича Толстого. Эту смерть ждали, на нее надеялись как на избавление русского народа от антихриста во плоти. Церковные иерархи молили Господа о ниспослании смерти писателю. Московская газета «Новости дня» от 14 июля 1908 года на передовой полосе поместила молитву Иоанна Кронштадского. Она звучала так: «Господи, умиротвори Россию ради церкви Твоей, ради нищих людей Твоих, прекрати мятеж и революцию, возьми с земли хулителя Твоего, злейшего и нераскаянного Льва Толстого и всех его горячих последователей…».
И вот Лев Толстой умер. Молитва достигла цели. Империя вздохнула спокойно. Через семь лет самодержавие перетечет в большевистскую монархию, а еще через 83 года мимикрирует в либерально-демократическое государство.
Российское правительство не захотело отмечать юбилейную дату смерти Толстого на общенациональном уровне. Он по-прежнему неудобен для власти. Отлученного от церкви борца с государственным насилием, спустя 100 лет, отлучили от человеческой памяти.