Фильм «Гончие любви»: мороз по коже от такой лав-стори

После пробежки по нескольким фестивалям в ограниченный американский прокат вышел малобюджетный австралийский триллер «Гончие любви», который критики называют «самым тревожным фильмом года». До наших кинотеатров лента, понятно, не доберется, так что торренты в помощь. И это действительно прекрасное и страшное кино, один из самых необычных ракурсов серийного маньяка, другая точка зрения, определенно новый угол повествования, одна из самых нетривиальных, чудовищных и патологических лав-стори, от которой проступает холодный пот, бросает в озноб и хочется сбежать.

Оригинальное «Hounds of Love» так и переводится — «Гончие любви». Дословно «hounds» означает «стаю гончих псов». Не случайно главные герои, сладкая пара серийных убийц-психопатов, держат борзую, а на серванте стоят фарфоровые фигурки собак. Джон и Эвелин, похищающие, насилующие и убивающие старшеклассниц, загоняют в свое гнездышко новую жертву Вики. Вики в свою очередь не оказалась бы в их плену, если б на зло матери не сбежала среди ночи из дома на вечеринку: она была гонима подростковой злостью оттого, что мать, уйдя от отца, бросила и ее. Сексуальное и психологическое отклонение гонит садиста Джона на преступление снова и снова. Сосед подгоняет вернуть денежный долг. Эвелин, сама не страдающая тягой к насилию, гонима любовью к Джону. То есть, с одной стороны, всех персонажей что-то куда-то гонит; с другой — динамика жизни в маленьком городке практически замерла.

Действие разворачивается в западноавстралийской провинции в конце 80-х. О чем говорят и музыка, и автомобили, и прически «каскад», и джинсы-бананы с высокой талией (которые, впрочем, нынче вернулись в моду). Хотя в сельской местности определить эпоху куда сложнее: не потому, что она всегда отстает, а потому, что всегда застревает; ее стиль и дух, что бы ни происходило в больших городах, всегда однообразно провинциальны. И завораживающая манера съемки это безупречно подчеркивает. В сценах отстраненной панорамной демонстрации тихой деревенской жизни, где на веревках сохнет растянутое нижнее белье больших размеров и дети прыгают через скакалку или резвятся с поливочным шлангом, камера настолько замедленна, что практически статична. Время и пространство стоят на месте.

Женщина готовит своему мужчине завтрак. Сэндвич или блинчики. На холодильнике счастливые фото и наклейки. На полу миска с собачьим кормом. Между мужчиной и женщиной, что называется, игривый огонек. Казалось бы, самая обычная не то чтобы благополучная (квартал и обстановка в доме весьма убоги), но блаженная в своей любви семья. Семья маньяков-извращенцев. И если присмотреться, то станут заметны изъяны этой идиллии: написанный на лице деспотизм мужчины и отекшее от пьянства лицо женщины.

Молодой, но многообещающий дебютант Бен Янг, единоличный сценарист и режиссер проекта, видоизменяет жанр, раскрывает нераскрытые, подкожные, припрятанные стороны. Триллер о серийном маньяке напрочь лишается главной составляющей — полицейского расследования. Местами в повествование вкрапливаются поиски матери Вики, которой полиция отказала в помощи (мол, девчонка просто свалила покутить на пару дней), но в основном камерное действие сосредотачивается на отношениях троих: убийцы, жертвы и зависимой любовницы маньяка. Вместо смакования насилия постановщик акцентирует внимание на быте.

Здесь практически нет крови, нет откровенных измывательств. Все чудовищное остается за кадром. Только зрителю от этого не легче. «Теперь пойдем туда и немного повеселимся, выжмем из нее все соки», — говорит Джон, и они вместе с Эвелин опять же замедленным темпом под невыносимо действующие на нервы электронные звуки, напоминающие ритмичные помехи в радиоприемнике, направляются в комнату, где на кровати лежит прикованная наручниками Вики. Музыку перебивает ее истошный крик, и двери закрываются. Мы не видим, что происходит за дверью, но отчетливо вырисовываем кошмар в своей голове, и в мыслях он куда отвратнее, чем был бы на экране.

Как передать то, что испытывает жертва после насилия? Как заставить актрису передать неописуемый ужас в глазах? Режиссер находит идеальное решение: изуверы покинули комнату, мученица осталась одна, она в сознании и все чувствует, всю нестерпимую боль, но молчит, виден лишь блеск зрачков в абсолютной черноте.

И тем не менее это история не Вики. И даже не Джона (историю маньяка от первого лица уже рассказывал Элайджа Вуд). Это история Эвелин, женщины, казалось бы, полной любви: любви к своей собаке, любви к своим детям, которых у нее отняли социальные службы, и разрушительной любви к серийному психопату. И эта последняя любовь, самая сильная и нездоровая, гонит ее в ад.

Не случайно она заставляет похищенных девушек писать от руки письма родным, дежурные абстрактные строчки. Мол, уехала в другой город, чтобы начать взрослую самостоятельную жизнь, не ищите меня, я счастлива, люблю-целую. А затем — контрольный выстрел — заставляет подписать рождественскую поздравительную открытку. «И непременно напиши маме, что любишь ее», — диктует Эвелин. Аномально зависимая от чувств и привязанностей, эта женщина в действительности совершенно любви лишена. Ни дети, наверняка давно забывшие о существовании дрянной биологической матери, ни Джон, больной на голову изверг, ее не любят. А ведь любовь — единственное, что ей необходимо. По сути, все мы гонимы любовью, все мы — гончие любви, но финиши наших гонок разные.

fraza